Двойник - Тесс Герритсен - E-Book

Двойник E-Book

Tess Gerritsen

0,0

Beschreibung

Бостонскому судмедэксперту Мауре Айлз не привыкать к виду мертвых людей. Однако на этот раз ее охватывает настоящий ужас. Женщина, найденная убитой в машине возле дома Мауры, похожа на нее как две капли воды. Вскоре выясняется, что убитая — ее сестра-близнец, о существовании которой Маура, усыновленная еще в младенчестве, даже не подозревала. Но чья жестокая воля разделила сестер? И кто на самом деле был мишенью убийцы? Расследование этого необычного преступления уводит в далекое прошлое, полное темных тайн и невероятных открытий...

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 443

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Оглавление

Двойник
Выходные данные
Посвящение
Благодарности
Пролог
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33

Tess Gerritsen

BODY DOUBLE

Copyright © 2004 Tess Gerritsen

All rights reserved

Перевод с английскогоИрины Литвиновой

ГерритсенТ.

Двойник: роман / Тесс Герритсен ; пер. с англ.И.Литвиновой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. — (Звезды ми­рового детектива).

ISBN978-5-389-11701-3

16+

Бостонскому судмедэксперту Мауре Айлз не привыкать к виду мертвых людей. Однако на этот раз ее охватывает настоящий ужас. Женщина, найденная убитой в машине возле дома Мауры, похожа на нее как две капли воды. Вскоре выясняется, что убитая — ее сестра-близнец, о существовании которой Маура, удочеренная еще в младен­честве, даже не подозревала. Но чья жестокая воля разделила сестер? И кто на самом деле был мишенью убийцы? Расследование этого необычного преступления уводит в далекое прошлое, полное темных тайн и невероятных открытий...

©И. Литвинова,перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016 Издательство АЗБУКА®

Посвящается Адаму и Даниэле

Благодарности

Труд писателя — это труд одиночки, но в действительности ни один автор не работает сам по себе. Мне посчастливилось получать помощь и поддержку от Линды Марроу и Джины Сентрелло из издательства «Баллантайн букс», Мег Рули, Джейн Берки, Дона Клири и великолепной команды Агентства Джейн Ротрозен, а также от Селины Уокер из издательства «Трансуорлд» и, конечно же, от самого главного человека — моего мужа Джекоба. Я глубоко признательна всем вам!

Пролог

Этот парень опять наблюдал за ней.

Четырнадцатилетняя Алиса Роуз попыталась сосредоточиться на десяти экзаменационных вопросах, лежавшихперед ней на парте, но мысли ее были далеки от начального курса английского; думала она об Элайдже. Она чувствовала на себе взгляд мальчика, который, словно луч солнца, падал на ее лицо, обжигал щеку, и она знала, что краснеет.

«Сосредоточься, Алиса!»

Следующий вопрос экзаменационного листа, размноженного на ротаторе, был пропечатан нечетко, и ей пришлось сощуриться, чтобы прочитать его.

«Чарльз Диккенс зачастую подбирает имена, соответствующие характеристикам его героев. Приведите несколько примеров и объясните, почему герои получили именно такие имена».

Алиса грызла кончик карандаша, вымучивая ответ. Но она не могла думать, когда за соседней партой сидел он, так близко, что она улавливала исходящие от него ароматы хвойного мыла и костра. Мужские запахи. Диккенс, Диккенс... Разве можно думать о Чарльзе Диккенсе, Николасе Никльби и скучном английском, когда на тебя смотрит красавец Элайджа Лэнк? Господи, он такой красивый, этот брюнет с голубыми глазами! Глазами Тони Кертиса. Да, именно так подумала она, когда впервые увидела Элайджу: копия Тони Кертиса, который улыбался со страниц ее любимых журналов «Современный экран» и «Фотоплей».

Алиса опустила голову, волосы упали на лицо, и она украдкой, за ширмой светлых прядей скосила взгляд в его сторону. Убедившись в том, что он действительно смотрит на нее, и совсем не тем пренебрежительным взглядом, которым ее окидывали другие мальчишки в школе, эти злые пакостники, в присутствии которых она становилась не­уклюжей и тупой, девочка почувствовала, как заколотилось­сердце. Мальчишки всегда насмешливо шептались у нее за спиной, но так тихо, что она не могла разобрать ни слова. Она знала: шепчутся о ней, потому что смотрят на нее. Эти же мальчишки прикрепили к ее шкафчику в раздевалке фотографию коровы, они же мычали, когда попадались Алисе в коридоре. Но Элайджа... Он смотрел совсем по-другому. Обволакивающим взглядом. Взглядом кино­звезды.

Она медленно подняла голову и смело встретилась с ним глазами, на этот раз не прячась за спасительной завесой волос. Его экзаменационная работа уже была написана и лежала лицевой стороной вниз, карандаш отложен в сторону. Его внимание было приковано к Алисе; девочка едва дышала, околдованная его пристальным взглядом.

«Я ему нравлюсь. Я это знаю. Я нравлюсь ему».

Она прижала руку к шее над верхней пуговицей блузки. Ее пальцы пробежали по коже, оставляя на ней теп­лый след. Алиса вспомнила пылкий взгляд Тони Кертиса, устремленный на Лану Тернер, — взгляд, от которого пропадает дар речи и дрожат колени. Взгляд, за которым неизменно следует поцелуй. Почему-то именно в такие моменты изображение на экране становится размытым. Почему так? Почему четкость пропадает именно на том эпизоде, который больше всего хочется увидеть?..

— Класс, время вышло! Пожалуйста, сдавайте работы.

Внимание девочки снова вернулось к экзаменационному листу, лежавшему на парте; на половину вопросов онатак и не ответила. О нет! Когда же прошло время? Она ведь знает ответы. Ей не хватило всего нескольких минут...

— Алиса! Алиса!

Девочка подняла голову и увидела, что госпожа Мериуэзер уже тянет к ней руку.

— Ты что, не слышишь меня? Пора сдавать работу.

— Но я...

— Никаких оправданий! Пора научиться слушать, Алиса. — Госпожа Мериуэзер выхватила у девочки листок и двинулась дальше по рядам.

Хотя Алиса и не слышала, о чем шептались девчонки на задней парте, она не сомневалась, что сплетничают о ней. Девочка обернулась и увидела, как они хихикают, склонив друг к другу головы и заговорщически прикрывая рот ладонью. «Алиса может понять по губам, что мы говорим о ней, она не должна этого видеть».

Вот уже и мальчишки начали смеяться, показывая на нее пальцем. Что здесь смешного?

Алиса посмотрела на себя. И с ужасом обнаружила, что верхняя пуговица оторвалась и блузка разошлась на груди.

Прозвенел звонок, возвещая об окончании уроков.

Алиса подхватила портфель, прижала его к груди и выбежала из класса. Она не осмеливалась поднять глаза, прос­то шла, опустив голову и чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Она бросилась в туалет и заперлась в одной из кабинок. Пока другие девочки весело щебетали, прихорашиваясь перед зеркалами, Алиса пряталась за закрытой дверью. Она улавливала запахи их духов и каждый раз, когда открывалась дверь, чувствовала, как врывается в помещение струя воздуха. Эти «золотые» девочки в новеньких свитерах по последней моде! Они никогда не теряли пуговиц, никогда не приходили в школу в юбках, которые просились на помойку, в туфлях с картонными подошвами.

«Уходите. Пожалуйста, уходите отсюда».

Наконец дверь туалета перестала открываться.

Прижавшись ухом к двери кабинки, Алиса пыталась рас­слышать, есть ли кто-нибудь в помещении. Сквозь щелку она увидела, что перед зеркалом никого нет. И только то­гда осмелилась выйти.

В коридоре тоже было пусто, все разошлись по домам. Больше некому мучить ее. Она шла съежившись, словно желая защититься, по длинному коридору с обшарпанными раздевалками и постерами, объявлявшими о предсто­ящем через две недели танцевальном вечере по случаюХеллоуина. Вечере, на который она, разумеется, не пойдет.Унижение, испытанное на дискотеке неделю назад, до сих пор жгло душу и, наверное, останется с ней навсегда. Два часа она подпирала стену в ожидании, в надежде, что кто-нибудь из мальчиков пригласит ее на танец. Наконец к ней все-таки подошел парень, но вовсе не для того, чтобы потанцевать. Вместо этого он вдруг согнулся, и его вырвало прямо ей на туфли. Все, с тех пор с танцами покончено. Она прожила в этом городе всего два месяца, но ей уже хотелось, чтобы мать в очередной раз собрала их пожиткии они переехали на новое место, где можно было бы начатьвсе сначала. Где все наконец пошло бы по-другому.

«Только всегда все оставалось по-прежнему».

Она вышла из школы и зажмурилась от яркого осеннегосолнца. Склонившись над своим велосипедом, она так сосредоточилась на отпирании замка, что не услышала шагов. Только когда на лицо ее упала тень, она поняла, что рядом стоит Элайджа.

— Привет, Алиса.

Она резко вскочила, опрокинув велосипед на землю. О господи, какая же она идиотка! Как можно быть такой неуклюжей?

— Трудный был экзамен, правда?

Он говорил медленно и внятно. Это было еще одно достоинство Элайджи; в отличие от других детей он выражался предельно ясно, и голос его звучал уверенно. И никогда не прятал от нее губы. Он знает мой секрет, подумала она. И все равно хочет со мной дружить.

— Ты успела ответить на все вопросы? — спросил мальчик.

Она нагнулась, чтобы поднять велосипед.

— Я знала ответы. Мне просто не хватило времени.

Выпрямившись, девочка заметила, что Элайджа смот­рит на ее блузку, которая разошлась из-за оторванной пуговицы. Вспыхнув, она скрестила на груди руки.

— У меня есть английская булавка, — сказал он.

— Что?

Он полез в карман.

— Я сам всегда теряю пуговицы. Это здорово достает. Давай я помогу тебе застегнуть.

Алиса затаила дыхание, когда он потянулся к ее блузке. Она с трудом сдерживала дрожь, пока Элайджа прокалывал ткань и застегивал булавку. «Интересно, он чувствует, как бьется мое сердце? — думала она. — Догадывается ли, что у меня кружится голова от его прикосновений?»

Когда он отступил, девочка перевела дух. Опустив взгляд, она заметила, что теперь блузка выглядит вполне пристойно.

— Так лучше? — спросил он.

— Да. — Алиса помолчала, чтобы собраться с силами. И произнесла с королевским достоинством: — Спасибо тебе, Элайджа. Ты очень внимателен.

Прошло немного времени. Над ними каркали вороны, а осенние листья казались яркими языками пламени, охватившего ветки деревьев.

— Ты могла бы мне кое в чем помочь, Алиса? — спросил он.

— В чем?

«Какой глупый-преглупый ответ! Ты должна была сказать „да“. Да, я все для тебя сделаю, Элайджа Лэнк».

— Я готовлю один проект по биологии. Мне нужен помощник, и я не знаю, к кому еще обратиться.

— А что это за проект?

— Я тебе покажу. Пойдем ко мне домой.

К нему домой. Она никогда еще не была в гостях у мальчика.

Она кивнула:

— Я только заброшу домой учебники.

Элайджа взял свой велосипед. Он был почти такой же разбитый, как у Алисы, с ржавыми крыльями и драным виниловым сиденьем. За этот старый велосипед она полюбила его еще больше. «Мы идеальная пара, — подумала она. — Тони Кертис и я».

Сначала они поехали к Алисе. Она не пригласила его зайти; ей не хотелось, чтобы он видел обшарпанную мебель и облупившуюся краску на стенах. Она забежала в дом, бросила портфель с учебниками на кухонный стол и тут же выскочила на улицу.

К сожалению, за ней увязался Бадди, пес брата. Когда она выходила за дверь, он черно-белой молнией успел прошмыгнуть следом.

— Бадди! — рявкнула она. — Сейчас же домой!

— Похоже, он не очень-то слушается, — сказал Элайджа.­

— Потому что он глупый пес. Бадди!

Дворняга оглянулся, вильнул хвостом и рванул на дорогу.

— Ничего страшного, — сказала она. — Он вернется домой, когда нагуляется. — Алиса села на велосипед. — Так где ты живешь?

— На Скайлайн-роуд. Ты бывала там когда-нибудь?

— Нет.

— Придется долго ехать в гору. Ты готова?

Она кивнула. «Для тебя я готова на все».

Они отъехали от дома. Алиса надеялась, что он свернет на Мейн-стрит и они проедут мимо кафешки, где после школы часто собирались одноклассники — гоняли любимые песни в музыкальном автомате, потягивали газировку. «Они увидят нас вместе, — думала она, — и у девчонок от зависти челюсти отвалятся. Вы только посмотрите: Алиса с голубоглазым Элайджей!»

Но он не повез ее по Мейн-стрит. Вместо этого он свернул на Локаст-лейн, где почти не было жилых домов; вдоль переулка тянулись задворки нескольких офисных зданий и служебная автостоянка консервного завода «Дары Неп­туна». Что ж, какая разница. Ведь главное, что она едет с ним. Держась чуть позади, она рассматривала его зад на пружинящем сиденье и напряженные бедра.

Элайджа обернулся к ней, его черные волосы танцевали на ветру.

— Все нормально, Алиса?

— Отлично.

По правде говоря, девочка уже выдохлась, поскольку дорога на выезде из городка резко пошла в гору.

Элайджа, должно быть, каждый день штурмовал Скайлайн-роуд, и ему было не привыкать; казалось, он ничуть не устал — его ноги двигались, как мощные поршни. А вот она с трудом заставляла себя крутить педали. Что-то мохнатое привлекло ее внимание. Она скосила взгляд и увидела, что Бадди бежит следом. Пес тоже выглядел уставшим; высунув язык, он изо всех сил старался не отстать.

— Иди домой!

— Что ты сказала? — оглянулся Элайджа.

— Опять эта глупая собака, — еле дыша, вымолвила Алиса. — Он не отстанет. Еще потеряется...

Она свирепо взглянула на Бадди, но тот продолжал петлять вокруг велосипеда. «Что ж, валяй, — подумала она. — Изматывай себя. Мне наплевать».

Они взбирались на гору по причудливому серпантину. Сквозь деревья проглядывал Фокс-Харбор, оставшийся далеко внизу; послеполуденное солнце окрашивало воду в медный цвет. Заросли становились все гуще, и вскоре Алиса могла видеть только лес в ярко-красных и оранжевых тонах. Впереди извивалась дорога, устланная опавшей листвой.

Наконец Элайджа затормозил. У Алисы от усталости дрожали ноги, и она едва стояла. Бадди пропал из поля зрения; она надеялась только на то, что пес сумеет найти дорогу домой, потому что не собиралась искать его. Только не сейчас, когда рядом стоит Элайджа, улыбается ей и смотрит своим лучистым взглядом. Мальчик прислонил велосипед к дереву и перекинул через плечо рюкзак.

— Ну и где твой дом? — спросила она.

— Вон там, дальше. — Он показал на дорогу, на обочине которой стоял столб с ржавым почтовым ящиком.

— Разве мы не пойдем к тебе?

— Нет, у меня двоюродная сестра болеет. Ее всю ночь рвало, так что домой нельзя. В любом случае мой проект здесь, в лесу. Оставляй свой велосипед. Дальше пойдем пешком.

Алиса поставила велосипед и последовала за ним. Пос­ле подъема на гору ноги казались ватными. Они углу­бились в лес. Деревья росли густо, земля под ногами была покрыта толстым ковром листвы. Алиса храбро шла за мальчиком, отмахиваясь от комаров.

— Так, значит, сестра живет с тобой? — спросила она.

— Да, она приехала к нам в прошлом году. Боюсь, это надолго, если не навсегда. Ей негде больше жить.

— А твои родители не возражают?

— У меня только отец. Мама умерла.

— Ох!

Она не знала, что сказать. В конце концов пробормотала банальное: «Мне очень жаль», но он, похоже, не расслышал.

Заросли становились все гуще, и кусты ежевики больно царапали голые ноги. Она с трудом поспевала за ним. Юбка цеплялась за колючие ветки, и вскоре Алиса сильно отстала.

— Элайджа!

Он не ответил. Словно отважный путешественник, мальчик упрямо шел вперед с рюкзаком на плече.

— Подожди!

— Ты хочешь увидеть это или нет?

— Да, но...

— Тогда иди.

В голосе Элайджи чувствовалось нетерпение, и это ее удивило. Стоя в нескольких метрах от него, девочка заметила, что его руки сжались в кулаки.

— Хорошо, — слабым голосом пролепетала она. — Я иду.

Вскоре показался просвет, и они вышли на поляну. Алиса увидела старый каменный фундамент — все, что осталось от заброшенной фермы. Элайджа обернулся к ней, и лицо его озарилось отблеском вечернего солнца.

— Это здесь, — сказал он.

— Что это?

Он нагнулся и отодвинул две деревянные доски, за которыми показалась глубокая яма.

— Загляни сюда, — сказал он. — Я три недели ее выкапывал.

Алиса медленно подошла к углублению и посмотрела вниз. Солнце уже садилось за деревья, и дно ямы утопало в тени. В самом низу девочка смогла различить лишь слой опавших листьев. По краю ямы спускалась веревка.

— Это что, ловушка для медведя или что-то в этом ­роде?

— Можно и так сказать. Если яму забросать сверху ветками, можно много кого поймать. Даже оленя. — Он показал рукой на дно. — Видишь это?

Девочка нагнулась. Что-то белое поблескивало сквозь листья на дне ямы.

— Что это?

— Это и есть мой проект. — Мальчик взялся за веревку и потянул.

На дне ямы зашуршали потревоженные листья. Алиса наблюдала, как натянулась веревка, когда Элайджа вытас­кивал что-то из тени. Корзина. Он вытащил ее и поставил на землю. Когда мальчик смахнул листья, она поняла, что белело в глубине ямы.

Это был маленький череп.

Когда Элайджа разгреб все листья, показались кусочки черного меха и тонкие ребра. Узловатый хребет. Кости конечностей, тонкие, словно прутики.

— Ну как тебе? Уже и не пахнет, — сказал он. — Пролежал здесь почти семь месяцев. Когда я проверял в последний раз, на нем оставалось немного мяса. А теперь все чисто. В мае, когда стало тепло, процесс разложения пошел быстрее.

— Что это?

— Не догадываешься?

— Нет.

Элайджа приподнял череп и слегка провернул его, отделяя от позвоночника. Девочка поморщилась, когда он пихнул череп ей в лицо.

— Не надо! — вскрикнула она.

— Мяу!

— Элайджа!

— Ну, ты же сама спрашивала, что это.

Она уставилась в пустые глазницы.

— Кошка?

Он достал из рюкзака полиэтиленовый пакет и начал складывать туда кости.

— Что ты собираешься делать с этим скелетом?

— Это мой научный проект. От котенка до скелета за семь месяцев.

— Где ты взял кошку?

— Нашел.

— Ты нашел дохлую кошку?

Он взглянул на нее. Голубые глаза улыбались. Но взгляд уже не напоминал о Тони Кертисе; этот взгляд пугал ее.

— Кто сказал, что она была дохлой?

У нее вдруг сильно забилось сердце. Она попятилась.

— Знаешь, мне, пожалуй, пора домой.

— Зачем?

— Уроки. Мне надо делать уроки.

Он легко вскочил на ноги. Улыбка исчезла, сменившисьтайным предвкушением.

— Я... увидимся в школе, — пробормотала Алиса, продолжая пятиться назад и оглядываясь по сторонам.

Кругом был все тот же лес. Откуда они вышли? Куда теперь идти?

— Но мы ведь только пришли, Алиса.

Он что-то держал в руке. Только когда он занес предмет над головой, девочка поняла, что это.

Камень.

От удара Алиса упала на колени. Она оказалась в грязи,в глазах почернело, руки и ноги онемели. Она не чувствовала боли, только тупое удивление от того, что он ударил ее. Она поползла куда-то, ничего не видя перед собой. Элайджа схватил ее за щиколотки и потащил назад. Волоча ее за ноги, он расцарапал ей лицо о землю. Она пыталась брыкаться и кричать, но рот забился грязью и травой,а Элайджа все тянул ее к яме. Когда она почувствовала, что уже падает туда, девочка уцепилась за молодое деревце и изо всех сил старалась удержаться.

— Отпусти, Алиса, — сказал он.

— Вытащи меня! Вытащи меня!

— Я же сказал, отпусти. — Элайджа схватил камень и ударил ее по руке.

Она закричала, ослабила хватку и тут же провалилась в яму, приземлившись на подстилку из листьев.

— Алиса! Алиса!

Ошеломленная падением, она посмотрела вверх и увидела кусочек неба над головой. На его фоне выделялся силуэт Элайджи. Он заглядывал в яму.

— Зачем ты это делаешь? — всхлипнула она. — Зачем?

— Лично против тебя я ничего не имею. Я просто хочу посмотреть, сколько времени это займет. Котенку хватило семи месяцев. А сколько понадобится тебе?

— Ты не сможешь так поступить со мной!

— Прощай, Алиса.

— Элайджа! Элайджа!

Доски закрыли дыру, и свет померк. Больше она не видела неба. «Это неправда, — подумала она. — Это шутка. Он просто пытается напугать меня. Он подержит меня здесь несколько минут, а потом вернется и выпустит. Конечно же, он вернется».

Потом что-то застучало по доскам. «Камни. Он заваливает доски камнями».

Алиса встала на ноги и попыталась вскарабкаться наверх, ухватившись за сухую лозу, которая тут же рассыпалась в ее руках. Она стала скрести землю ногтями, но так и не нашла, за что зацепиться, — всякий раз, чуть приподнявшись, девочка скатывалась назад. Ее крики пронзали темноту.

— Элайджа! — орала она.

Но ответом ей был только грохот камней по дереву.

1

Pensez le matin que vous n’irez peut-etre pas jusqu’au soir,

Et au soir que vous n’irez peut-etre pas jusqu’au matin.

Каждое утро помни о том, что можешь не дожить до вечера,

А каждый вечер — о том, что можешь не дожить до утра.

Памятная доска в парижских катакомбах

Выставленные в ряд поверх причудливого нагромождения больших берцовых и бедренных костей, черепа свирепо таращились пустыми глазницами. В двухстах метрах над ней парижские улицы были залиты июньским солнцем, а доктор Маура Айлз ежилась от холода, путешествуя по мрачной галерее, стены которой до самого потолка были выложены человеческими останками. Она была знакома со смертью даже чересчур хорошо и неоднократно встречалась с ней лицом к лицу, проводя вскрытия на секционном столе, но эта экспозиция поражала ее своим размахом. Сколько же костей хранилось в системе туннелей под Городом Света! Маршрут протяженностью в километр позволил ей увидеть лишь малую часть парижских катакомб. Недоступ­ными для туристов оставались многочисленные боковые туннели и набитые костями камеры, чьи зияющие пасти манили даже через запертые ворота. Здесь покоились останки шести миллионов парижан, которые когда-то ощущали тепло солнца, голодали, мучились от жажды, любили, чувствовали биение собственных сердец, движение воздуха в легких. Они и представить себе не могли, что придет день, когда их кос­ти выкопают из священных могил и переместят в этот мрачный подземный склеп.

Когда они станут экспонатами, на которые будут дивить­ся толпы туристов.

Полтора века назад, чтобы расчистить место для свежего притока покойников на переполненные парижские кладбища, отцы города распорядились эксгумировать кости и перевезти их в просторные ячейки древних подземных каменоломен. Рабочие, перевозившие кости, не стали бездумно­сваливать их в кучи, а выполнили свою скорбную миссиюс фантазией, создав из останков причудливые композиции.Словно искусные каменотесы, они выстроили высокие стены из чередующихся рядов черепов и костей, превративразложение в произведение искусства. И они же повсемест­но развесили дощечки с выгравированными на них мрачными изречениями, чтобы напомнить всем, кто бродил по этим коридорам: смерть не щадит никого.

Одна из таких дощечек попалась на глаза Мауре, и она остановилась, чтобы прочитать ее. Она силилась вспомнить значение французских слов, которые когда-то училав высшей школе, а тем временем по коридорам пронеслосьгулкое эхо неуместного детского смеха, прошелестел обрывок фразы, произнесенной мужским голосом с техасским акцентом:

— Как тебе это местечко, Шерри? У меня мурашки по коже...

Пара из Техаса прошла мимо, и голоса растворились в тишине. На мгновение Маура осталась одна в камерах, дышащих пылью веков. В тусклом мерцании лампочки была заметна зеленоватая плесень, проступившая на черепах. Во лбу одного из них зияла одинокая дырка от пули, похожая на третий глаз.

«Я знаю, как ты умер».

Холод туннеля пробирал ее до костей. Но она продолжала стоять, полная решимости понять надпись, подавитьв себе страх с помощью бесполезной интеллектуальной го­ловоломки. Давай, Маура. Три года изучала французский и не можешь справиться? Теперь это стало для нее делом чести, и все мысли о смертности на время ушли на второй план. Постепенно слова стали приобретать смысл, и она почувствовала, как кровь стынет в жилах...

Счастлив тот, кто знает час своей смерти И каждый день готовится к концу.

Она вдруг заметила, что вокруг стало очень тихо. Ни голосов, ни эха шагов. Она развернулась и вышла из мрачного помещения. Как же она отстала от группы? Осталась одна в этом туннеле, наедине с мертвыми. Сразу возникли мысли о неожиданных сбоях в электроснабжении, о перспективе заблудиться в кромешной тьме. Маура слышала рассказ о том, как сто лет назад парижские рабочие заблудились в катакомбах и умерли с голода. Она ускорила шаг, чтобы догнать туристов, вновь оказаться среди живых. В этом лабиринте особенно остро ощущалось дыхание смерти. Казалось, черепа смотрят на нее с негодованием и шестимиллионный хор бранит ее за праздное любопытство.

«Когда-то мы были живыми, как ты. Думаешь, тебе удастся избежать нашей участи?»

Наконец она выбралась из катакомб на залитую солнцем улицу Реми-Дюмонсель и жадно глотнула свежеговоздуха. Впервые она обрадовалась шуму городского транспорта, плотной толпе прохожих, как будто заново родилась. Краски казались ярче, лица приветливее. «Мой последний день в Париже, — подумала она, — а я только сейчас по-настоящему оценила красоту этого города». Прошедшую неделю она в основном провела в залах заседаний, участ­вуя в работе Международной конференции по судебно-медицинской патологии. Времени на осмотр достопримечательностей выдалось крайне мало, и даже те экскурсии, которые предложили организаторы конференции, были так или иначе связаны со смертью и болезнями: медицинский музей, старый анатомический театр.

Катакомбы.

Какая ирония судьбы — самым ярким воспоминанием о Париже останется то, что связано с человеческими останками. «Нет, в этом есть что-то нездоровое, — пришла она к выводу, пока сидела в кафе, смакуя последнюю чашечку эспрессо и клубничное пирожное. — Всего через пару дней я снова окажусь в секционном зале среди нержавеющей стали, без солнечного света. А дышать придется холодным кондиционированным воздухом. И сегодняшний день покажется раем».

Никуда не торопясь, она старалась запечатлеть в памяти приятные мелочи, которые ее окружали. Аромат кофе, вкус сдобной выпечки. Опрятные бизнесмены, деловито прижимающие к уху мобильники, затейливые узлы шарфов на шеях дам. Она даже позволила себе пофантазировать, как это делают все американцы, попадающие в Париж: «А может, опоздать на самолет? И задержаться здесь, в этом кафе, в этом восхитительном городе, до конца дней своих?»

Но все-таки Маура поднялась из-за столика и взяла такси до аэропорта. Она оставила и свои фантазии, и сам Париж, мысленно пообещав себе непременно вернуться сюда. Только вот не знала, когда это случится.

Обратный рейс задержали на три часа. «Эти три часа я могла бы гулять вдоль Сены, — ворчала про себя Маура, томясь в зале ожидания аэропорта Шарль де Голль. — Или бродила бы по кварталу Маре, а то заглянула бы в „Ле Аль“»1. Вместо этого она была вынуждена торчать в аэропорту, настолько переполненном, что даже негде было присесть. Когда наконец она оказалась на борту самолета «Эр Франс», настроения уже не было, впрочем, как и сил. Одного бокала вина и бортпайка ей хватило, чтобы провалиться в глубокий сон без сновидений.

Она проснулась, только когда самолет начал снижатьсянад Бостоном. Голова раскалывалась, и заходящее солнце било прямо в глаза. Головная боль усилилась, когда Маура, уставившись на конвейерную ленту, по которой один за другим плыли чужие чемоданы, ждала багаж. Безжалостный стук в висках, сменивший боль, сопровождал ее томление в очереди на оформление претензии по утере багажа. К тому времени, когда она наконец села в такси сединственной сумкой ручной клади, уже стемнело, и ей хотелось только лечь в горячую ванну и принять солидную дозу анальгина. Она откинулась на спинку сиденья и снова задремала.

Ее разбудил внезапный скрип тормозов.

— Что такое? — услышала она голос таксиста.

Взволнованная Маура уставилась туманным взглядом на мигающие синие огни. До нее не сразу дошел смысл происходившего. Но когда стало понятно, что такси уже находится на ее улице, она очнулась и не на шутку взволновалась. Дорогу перегородили четыре патрульные машины со включенными проблесковыми маячками.

— Похоже, что-то случилось, — заметил водитель. — Это ведь ваша улица, верно?

— Да, и вон мой дом. В центре квартала.

— Где стоят полицейские машины? Вряд ли нам дадут проехать.

И словно в подтверждение слов таксиста к машине приблизился полицейский, знаком показывая, что следует развернуться.

Водитель высунул голову из окна:

— Мне нужно высадить пассажирку. Она живет на этойулице.

— Извини, приятель. Но весь квартал оцеплен.

— Знаете, я выйду здесь, — сообщила Маура, наклонившись к таксисту.

Она расплатилась, подхватила сумку и вылезла из машины. Только что она была вялой и сонной; но, окунувшись в тепло июньской ночи, почувствовала витавшее в воздухе напряжение. Маура двинулась по тротуару; ощуще­ние тревоги нарастало по мере того, как она приближалась к дому, возле которого и были припаркованы патрульные машины. Неужели с кем-то из ее соседей случилась беда? В голове возникли самые мрачные гипотезы. Суицид. Убийство. Она подумала о Телушкине, холостом инженере-робототехнике, который жил по соседству. Не был ли он мрачным, когда они виделись в последний раз? Вспомнила о лесбиянках Лили и Сьюзан, занимавшихся адвокатурой и обитавших с другой стороны, — их излишняя активностьв деле защиты прав сексуальных меньшинств могла привес­ти к печальным последствиям. Но вскоре Маура различила абсолютно живых соседок в толпе зевак, и ее мысли вернулись к Телушкину, которого среди зрителей не было.

Лили обернулась и заметила Мауру. Вместо того чтобы помахать рукой, она застыла, уставившись на соседку, и толкнула Сьюзан локтем. Та тоже обернулась, при виде Мауры у нее отвисла челюсть. Спустя некоторое время на нее с крайним изумлением смотрели уже все соседи.

«Почему они глазеют на меня? — подумала Маура. — Что я такого сделала?»

— Доктор Айлз? — Бруклинский патрульный тоже вылупился на нее. — Это... это ведь вы? — пробормотал он.

«Что за глупый вопрос», — подумала она.

— Это мой дом. Что происходит, офицер?

— Мм... — пропыхтел патрульный, — пожалуй, вам лучше пойти со мной.

Полицейский взял Мауру за руку и повел через толпу. Соседи мрачно расступались перед ней, словно освобождали проход приговоренному узнику. Их молчание казалось странным; тишину нарушало лишь потрескивание полицейских раций. Они подошли к желтой ленте оцепления, которую натянули между колышками, — несколько штук красовались на лужайке господина Телушкина. «Он так гордится своим газоном и вряд ли этому обрадуется», —пронеслась у нее в голове нелепая мысль. Патрульный приподнял ленту, и Маура нырнула под нее, осознав, что попала на место преступления.

Она поняла, что это место преступления, заметив посреди лужайки знакомую фигуру. Даже издалека Маура узнала детектива Джейн Риццоли из отдела убийств. На восьмом месяце беременности маленькая Риццоли выглядела спелой грушей в брючном костюме. Ее присутствие еще больше смутило Мауру. Что делает здесь, в Бруклине, бостонский детектив, ведь это не ее территория? Риццолине замечала приближения Мауры; ее взгляд был прикованк автомобилю, припаркованному перед домом Телушкина.Явно расстроенная, она качала головой, ее растрепанные темные кудряшки прыгали во все стороны.

Первым Мауру заметил детектив Барри Фрост, напарник Риццоли. Он мельком взглянул на нее, потом быстро отвел взгляд, а затем резко, словно спохватившись, обернулся и, разом побледнев, уставился на Мауру. Не говоря ни слова, он потянул Риццоли за руку.

Джейн остолбенела, и на ее лице, которое то и дело озаряли синие вспышки проблесковых маячков, отразилосьнедоверие. Будто в трансе, она двинулась навстречу Мауре.

— Доктор, — тихо произнесла Риццоли, — это вы?

— А кто же еще? Почему меня все об этом спрашивают? Почему все глядят на меня, как на призрак?

— Потому что... — Риццоли запнулась. Тряхнула головой, потревожив непокорные кудряшки. — Господи! Я и сама чуть было не решила, что вы призрак.

— Что?

Риццоли повернула голову и крикнула в темноту:

— Отец Брофи!

Маура не заметила священника, который одиноко стоял в стороне. Он выплыл из тени, в темноте промелькнула белая стойка воротничка. Его обычно красивое лицо осунулось и приобрело выражение сильного потрясения. Что здесь делает Даниэл? Священников вызывали на место преступления только по просьбе родственников жертвы, если им требовались совет и утешение. Господин Телушкин был не католиком, а иудеем. Ему священник был ни к чему.

— Вы не могли бы проводить ее в дом, святой отец? — попросила Риццоли.

— Кто-нибудь объяснит мне в конце концов, что здесь происходит? — не выдержала Маура.

— Идите в дом, док. Пожалуйста. Мы объясним позже.

Маура почувствовала, как рука отца Брофи скользнула по ее талии, этим он как бы говорил: сейчас сопротивляться не стоит. Нужно просто подчиниться просьбе детектива. Доктор Айлз позволила священнику отвести себя к передней двери дома, испытывая тайное возбуждение от тесного контакта с ним, от его теплого объятия. Он стоял так близко, что от волнения ей никак не удавалось справиться с замком. Хотя они были друзьями вот уже несколько месяцев, никогда еще Маура не приглашала отца Брофи к себе, и ее нынешняя реакция на его присутствие лишний раз напомнила о том, почему она так старательно держала дистанцию. Они вошли в гостиную, где уже горели светильники, включенные автоматическими таймерами. Маура остановилась возле дивана, не зная, что делать дальше.

Ситуацию спас отец Брофи.

— Сядьте, — сказал он, указывая на диван. — Я принесу вам что-нибудь выпить.

— Вы гость в моем доме. И это мне следовало предложить вам что-нибудь, — сказала она.

— Только не при нынешних обстоятельствах.

— Я даже не знаю, что это за обстоятельства.

— Вам расскажет детектив Риццоли.

Священник вышел из комнаты и вернулся со стаканом воды; сейчас Маура предпочла бы другой напиток, но как-то неловко просить священника принести бутылку водки. Она потягивала воду, смущаясь от его взгляда. Отец Брофи устроился в кресле напротив и неотрывно смотрел на нее, словно опасаясь, что она исчезнет.

Наконец Маура услышала, как в дом зашли Риццоли и Фрост и зашептались в холле с кем-то третьим, чей голос был ей незнаком. «Какие-то секреты, — подумала она. — Почему все от меня что-то скрывают? Почему не хотят мне говорить?»

Она подняла взгляд, когда детективы вошли в гостиную. Третьим оказался мужчина, который представился детективом Эккертом из бруклинской полиции. Это имя ни о чем не говорило Мауре, и она была уверена, что за­будет его уже через пять минут. Ее внимание было приковано исключительно к Риццоли. Им уже доводилось вместе работать, и она испытывала к этой женщине симпатию и уважение.

Детективы уселись в кресла напротив Мауры. Она чувствовала себя в меньшинстве — одна под прицелом четырех пар глаз. Фрост достал свой блокнот и ручку. Что он собирается записывать? Почему все это так напоминает начало допроса?

— Как вы себя чувствуете, док? — спросила Риццоли тихим голосом, исполненным участия.

Маура рассмеялась столь банальному вопросу:

— Мне было бы значительно лучше, если бы я знала, что происходит.

— Могу я спросить вас, где вы были сегодня вечером?

— Я только что из аэропорта.

— Что вы делали в аэропорту?

— Я прилетела из Парижа. Из аэропорта Шарль де Голль. У меня был долгий перелет, и я совершенно не настроена на игру в двадцать вопросов2.

— Как долго вы были в Париже?

— Неделю. Я улетела в прошлую среду. — Мауре показалось, что в жестких вопросах Риццоли есть оттенок обвинения, и почувствовала, как нарастает в ней раздражение, переходящее в злость. — Если вы мне не верите, можете спросить у моего секретаря Луизы. Она заказывала для меня билеты. Я ездила на конференцию...

— Международную конференцию по судебно-медицинской патологии. Верно?

— Вы уже знаете? — опешила Маура.

— Нам сказала Луиза.

«Они задавали вопросы обо мне. Еще до моего приезда они наводили справки у секретаря».

— Она сказала, что ваш самолет должен был приземлиться в пять вечера в аэропорту Логан, — сказала Риццоли. — Сейчас почти десять. Где вы были все это время?

— Рейс задержали в Париже. Из-за какой-то дополнительной проверки безопасности. Теперь все авиалинии страдают паранойей, и нам еще повезло, что мы вылетели с опозданием всего на три часа.

— Выходит, ваш рейс был отложен на три часа.

— Я же вам только что сказала.

— В котором часу вы приземлились?

— Не знаю. Примерно в половине девятого.

— Вам понадобилось полтора часа, чтобы добраться до дома из Логана?

— Мой чемодан потерялся. Пришлось заполнять бланк заявления в «Эр Франс». — Маура замолчала, решив, что с нее довольно. — Послушайте, в чем дело, черт возьми? Прежде чем отвечать на дальнейшие вопросы, я имею право знать, что происходит. Вы меня в чем-то обвиняете?

— Нет, док. Мы вас ни в чем не обвиняем. Просто пытаемся очертить временные рамки.

— Временные рамки для чего?

— Вам кто-нибудь угрожал, доктор Айлз? — спросил Фрост.

Маура изумленно взглянула на него:

— Что?

— У кого-нибудь есть причины навредить вам?

— Нет.

— Вы уверены?

— Разве в наше время можно быть в чем-то уверенной? — усмехнулась Маура.

— Вам наверняка не раз приходилось давать показанияв суде, которые могли здорово разозлить кого-нибудь, — сказала Риццоли.

— Только если этот кто-нибудь разозлился на правду.

— Вы нажили себе немало врагов. Среди преступников, которым вынесли приговор с вашей помощью.

— Уверена, что и вы тоже, Джейн. Это же ваша работа.

— Вы получали какие-нибудь конкретные угрозы? Письма или телефонные звонки?

— Номер моего телефона в справочниках не значится. А Луиза никогда не дает моего адреса.

— А как насчет писем, которые поступают на служебный адрес?

— Иногда попадаются странные. Но они наверняка приходят и вам.

— Странные?

— Люди пишут об инопланетянах или тайных заговорах. Бывает, упрекают нас в том, что мы не говорим правды о результатах вскрытия. Мы подшиваем такие письма в отдельную папку. Если, конечно, в них не содержится явная угроза. В таких случаях мы передаем их в полицию.

Маура наблюдала, как Фрост строчит в своем блокноте, и ей стало интересно, что же он пишет. Она уже настолько разозлилась, что ей хотелось перегнуться через разделявший их журнальный столик и выхватить блокнот из его рук.

— Док, у вас есть сестра? — спокойно поинтересовалась Риццоли.

Вопрос, прозвучавший как гром среди ясного неба, потряс Мауру настолько, что она разом забыла о раздражении и уставилась на Риццоли.

— Что, простите?

— У вас есть сестра?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Просто мне нужно знать.

— Нет, у меня нет сестры, — выдохнула Маура. — К тому же вы знаете, что меня удочерили. Когда, черт возьми, вы намерены сказать мне, в чем дело?

Риццоли и Фрост переглянулись.

Фрост захлопнул блокнот.

— Думаю, пришла пора показать ей все.

Риццоли первой направилась к двери. Маура вышла из дома в теплую летнюю ночь, расцвеченную как на карнавале вспышками проблесковых маячков на патрульных машинах. Ее организм еще жил по парижскому времени, где сейчас было четыре утра, так что она воспринимала происходящее сквозь дымку усталости — ночь казалась нереальной и больше напоминала дурной сон. Стоило ей очутиться на пороге, как на нее устремились изумленные взоры всех присутствующих. Она снова увидела своих соседей, собравшихся на улице и разглядывающих ее из-за ленты оцепления. Как любой судмедэксперт, она привыкла быть на виду — за каждым ее шагом следили полиция и пресса, но сегодня внимание публики было совсем иным. Назойливым, даже пугающим. Она была рада тому, что ее сопровождают Риццоли и Фрост — детективы прикрывали ее от любопытных глаз по пути к темному «форду-таурусу», припаркованному перед домом Телушкина.

Маура не узнала машину, зато узнала стоявшего рядом бородатого мужчину с пухлыми руками в латексных перчатках. Это был доктор Эйб Бристол, ее коллега из бюро судебно-медицинской экспертизы. Эйб славился отменным аппетитом: его полнота выдавала любовь к обильной пище, а обрюзгший живот нависал над ремнем.

— Боже, мистика какая-то, — произнес он, не сводя глаз с доктора Айлз. — Так и свихнуться недолго. — Он кивнул в сторону машины. — Надеюсь, ты готова к этому, Маура.

«Готова к чему?»

Она посмотрела на припаркованный «таурус». Очередная синяя вспышка высветила силуэт человека, навалившегося на руль. Ветровое стекло в темных подтеках. «Кровь».

Риццоли направила фонарик на пассажирскую дверь. Маура не сразу поняла, куда нужно смотреть: ее внимание было приковано к забрызганному кровью стеклу и фигуре на водительском сиденье. Наконец она увидела, что освещал фонарь Риццоли. Под дверной ручкой были отчетливо видны три параллельные царапины, сильно повредившие полировку.

— Как будто процарапали ногтями, — сказала Риццоли и скрючила пальцы, словно пытаясь воспроизвести след.

Маура уставилась на отметины. «Нет, не ногтями, — подумала она, и холодок пробежал у нее по спине. — Это следы когтей хищника».

— А теперь подойдем к водительской двери, — сказала Риццоли.

Последовав за Джейн, Маура без лишних вопросов обошла автомобиль сзади.

— Массачусетские номера, — заметила Риццоли, посветив фонариком на задний бампер. Она остановилась у водительской двери и взглянула на Мауру. — Вот что нас всех шокировало.

Она посветила фонариком вглубь салона.

Луч света упал на лицо женщины с устремленным в окно неподвижным взглядом. Правая щека прижата к рулю, глаза открыты.

Маура лишилась дара речи. Раскрыв рот, она смотрела на фарфоровую кожу, черные волосы, удивленно приоткрытые полные губы. Она пошатнулась, чувствуя, как тело стало безвольным и отрывается от земли. Кто-то успел подхватить ее под руки. Это был стоявший за спиной отец Брофи. Она даже не заметила, что все это время священник находился рядом.

Теперь Маура понимала, почему ее появление обернулось потрясением для окружающих. Она пристально гляде­ла на труп в машине, на лицо, которое Риццоли освещала фонариком.

«Это я. Эта женщина — я».

1«Ле Аль» — самый большой торговый центр Парижа. (Здесь и далее примеч. ред.)

2 Популярная в англоязычных странах игра: водящий загадывает слово, а участники пытаются отгадать его при помощи вопросов, на которые можно ответить «да» или «нет».

2

Она сидела на диване, потягивая водку с содовой; кубики льда позвякивали в стакане. К черту минеральную воду!Потрясение, которое она перенесла, требовало более дейст­венного лекарства; отец Брофи отнесся к этому с пониманием и приготовил Мауре крепкий коктейль. Не каждый день видишь себя мертвой. И не каждый день, оказавшисьна месте преступления, сталкиваешься со своим бездыханным двойником.

— Простое совпадение, — прошептала она. — Эта женщина очень похожа на меня, вот и все. Мало ли у кого черные волосы. А лицо... разве можно как следует разглядеть ее лицо?

— Не знаю, док, — сказала Риццоли. — Но сходство пугающее.

Она опустилась в кресло и застонала, когда ее тяжелое тело утонуло в мягких подушках.

«Бедная Риццоли, — подумала Маура. — Женщины на восьмом месяце беременности не должны расследовать убийства».

— У нее другая прическа, — заметила доктор Айлз.

— Волосы чуть длиннее, вот и все.

— У меня челка. А у нее нет.

— Разве вам не кажется, что все это незначительные детали? Посмотрите на ее лицо. Она может оказаться вашей сестрой.

— Давайте не будем торопиться и сначала посмотрим на нее при свете. Возможно, она совсем на меня не по­хожа.

— Сходство очевидно, Маура, — произнес отец Брофи. — Мы все это заметили. Она точная твоя копия.

— К тому же ее обнаружили в машине недалеко от твоего дома, — добавила Риццоли. — Практически напротив него. На заднем сиденье мы нашли вот это. — Джейн достала пакет с вещдоками.

Сквозь пластик Маура разглядела страницу со статьей из «Бостон глоуб». Заголовок был набран достаточно крупным шрифтом, и она смогла прочитать его, не вставая с дивана: «Младенец Роулинзов подвергался избиениям, свидетельствует судмедэксперт».

— Это ваша фотография, док, — сказала Риццоли. — И вот подпись под ней: «Судмедэксперт доктор Маура Айлз покидает зал суда, дав показания по делу Роулинзов». — Она перевела взгляд на Мауру. — Жертва держала это в машине.

— Почему? — Доктор Айлз покачала головой.

— Для нас это тоже загадка.

— Процесс по делу Роулинзов... это было недели две назад.

— Не помните, была ли эта женщина в зале суда?

— Нет. Я никогда раньше ее не видела.

— Но совершенно очевидно, что она видела вас. Во всяком случае, в газете. И вот она объявляется здесь. Чтобы найти вас? Чтобы выследить вас?

Маура уставилась на свой стакан. От водки мысли слегка путались. «Еще вчера я бродила по улицам Парижа, — подумала она. — Наслаждалась солнцем и ароматами уличных кафе. Как же я умудрилась вляпаться в такой кошмар?»

— У вас есть оружие, док? — спросила Риццоли.

— Что вы имеете в виду? — напряглась Маура.

— Ничего. Я ни в чем вас не обвиняю. Просто хотела узнать, сможете ли вы в случае чего защитить себя?

— Оружия у меня нет. Я видела, во что оно превращает тела людей, поэтому никогда не стала бы хранить его дома.

— Хорошо. Я просто спросила.

Маура глотнула еще немного водки, чтобы набраться мужества для следующего вопроса:

— Что вам известно о жертве?

Фрост достал свой блокнот и принялся листать его, словно суетливый клерк. Барри Фрост во многом напоминал Мауре образцового бюрократа, у которого ручка все­гда наготове.

— Согласно водительскому удостоверению, найденному в ее сумочке, жертву зовут Анна Джессоп, сорок лет, место жительства Брайтон. Автомобиль зарегистрирован на то же имя.

— Это же всего в нескольких милях отсюда! — встрепенулась Маура.

— Она жила в многоквартирном доме. Соседи, похоже, мало что могут сказать. Мы пытаемся связаться с хозяйкой здания, чтобы нас впустили в квартиру.

— Имя Джессоп не вызывает никаких ассоциаций? — спросила Риццоли.

Доктор Айлз покачала головой:

— Я не знаю никого с таким именем.

— А есть у вас знакомые в штате Мэн?

— Почему вы спрашиваете?

— В ее сумочке мы нашли талон предупреждения за превышение скорости. Судя по всему, она прибыла сюда из Мэна два дня назад по автостраде.

— Нет, в Мэне у меня нет знакомых. — Маура глубоко вздохнула. И спросила: — Кто обнаружил ее?

— Звонок поступил от вашего соседа, господина Телушкина, — сообщила Риццоли. — Он выгуливал собаку и заметил припаркованный у тротуара «таурус».

— В котором часу это было?

— Около восьми вечера.

«Ну конечно, — подумала Маура. — Телушкин каждый вечер в это время выгуливает собаку. Инженеры все такие — пунктуальные и предсказуемые. Но на этот раз ему пришлось столкнуться с непредсказуемым».

— Он ничего не слышал? — поинтересовалась Маура.

— Говорит, что примерно минут за десять до этого услышал звук, который принял за «выстрел» из выхлопной трубы автомобиля. Но никто из соседей не видел, как все произошло. Обнаружив «таурус», он позвонил девять-один-один. Сообщил, что кто-то только что застрелил его соседку, доктора Айлз. Первыми прибыли полицейские из Бруклина вместе с детективом Эккертом. Мы с Фростом приехали около девяти.

— Но почему вы? — Маура наконец задала вопрос, который мучил ее с того самого момента, как она увидела Риццоли на месте преступления. — Почему вы оказались в Бруклине? Это же не ваша территория.

Риццоли бросила взгляд на детектива Эккерта.

Слегка замявшись, он произнес:

— Видите ли, у нас в Бруклине за прошедший год было совершено всего одно убийство. И мы подумали, что, учитывая обстоятельства, имеет смысл пригласить коллег из Бостона.

Действительно, смысл в этом был, и Маура понимала это, как никто другой. Бруклин всего лишь спальный пригород Бостона. В прошлом году бостонская полиция расследовала шестьдесят убийств. Практика, конечно, великое дело.

— Мы бы все равно подключились к следствию, узнав, кто жертва, — заметила Риццоли. — Или кто считался жертвой. — Она немного помолчала. — Признаюсь, мне даже в голову не приходило, что ею окажетесь не вы. При первом же взгляде на жертву я предположила...

— Мы все так подумали, — добавил Фрост.

Воцарилось молчание.

— Мы знали, что вы прилетаете из Парижа сегодня ­вечером, — продолжала Риццоли. — Так сказала ваша сек­ретарша. Единственное, что вызывало у нас сомнение, — машина. Почему вы сидели в машине, принадлежавшей другой женщине?

Маура осушила стакан и поставила его на столик. Одного коктейля ей сегодня вполне хватило. В ногах ощущаласьслабость, да и сосредоточиться было тяжеловато. Все предметы в комнате приобрели неясные очертания в теплом свечении электрических ламп. «Это неправда, — подумала она. — Я сплю в самолете, пролетающем где-то над Атлантикой, и, когда он приземлится, я проснусь и пойму, что ничего этого на самом деле не было».

— Нам пока ничего не известно об Анне Джессоп, — сказала Риццоли. — Одно мы знаем наверняка, мы все это видели собственными глазами: кто бы ни была эта женщина, она как две капли воды похожа на вас, док. Может, волосы у нее и длиннее. Может, обнаружатся еще какие-нибудь отличия. Но суть в том, что нас ввели в заблуждение. Всех нас. Но мы знаем вас. — Она немного помолчала. — Улавливаете, к чему я веду?

Да, Маура улавливала, но не хотела произносить это вслух. Она безотрывно глядела на пустой стакан. На тающие кубики льда.

— Если нас можно было ввести в заблуждение, то и любого другого тоже, — продолжала Риццоли. — В том числе и того, кто всадил пулю ей в голову. Это случилось около восьми вечера, когда ваш сосед услышал «выстрелы» из выхлопной трубы. Уже смеркалось. А она сидела в машине, припаркованной возле вашего дома. Любой заметивший ее предположил бы, что это вы.

— Вы считаете, пуля предназначалась мне? — уточнила Маура.

— Это вполне логично, вам так не кажется?

Маура покачала головой:

— Я вообще не вижу в этом никакой логики.

— По роду деятельности вы всегда на виду. Даете показания на заседаниях суда. Ваше имя мелькает в газетах. Вы наша Королева мертвых.

— Не называйте меня так.

— Но все копы вас так называют. Да и пресса тоже. Вы ведь это знаете, верно?

— Это не значит, что прозвище мне нравится. Честно говоря, я его терпеть не могу.

— Но все-таки вы фигура заметная. И дело не только в работе, но и в вашей внешности. Вы ведь знаете, что мужчины вас замечают? Нужно быть слепой, чтобы не видеть этого. Красивые женщины всегда привлекают внимание мужчин. Верно, Фрост?

Фрост растерялся, явно не ожидая, что его заставят высказаться по этому поводу, и щеки его предательски вспыхнули. Бедняга Фрост, как легко он краснеет!

— Такова уж человеческая натура, — признался Барри.

Маура посмотрела на отца Брофи, но тот отвел взгляд. Ей стало интересно: а что, если святой отец подчиняется тем же законам влечения? Ей хотелось так думать; хотелось верить в то, что Даниэлу приходили в голову те же мысли, что и ей.

— Красивая женщина, все время на виду, — снова заговорила Риццоли. — Ее выслеживают, а потом нападают прямо у порога ее дома. Такое уже бывало. Как звали ту актрису из Лос-Анджелеса? Ну, которую убили?

— Ребекка Шефер, — подсказал Фрост.

— Точно. А вот еще недавнее убийство Лори Хванг. Вы помните ее, док?

Да, Маура помнила: она сама проводила вскрытие трупа телеведущей Шестого канала. Лори Хванг проработала в эфире всего год, а потом ее застрелили на пороге студии. Она даже не догадывалась, что за ней следили. Преступниксмотрел ее передачи, написал ей несколько писем. И однаж­ды подкараулил ее на выходе из телестудии. Когда Лори шла к своей машине, он выстрелил ей в голову.

— В этом заключается опасность жизни на виду, — заметила Риццоли. — Никогда не знаешь, кто наблюдает за тобой по телевизору. Кто следит за твоей машиной, когда ты вечером едешь домой с работы. Нам даже в голову не приходит, что кто-то может нас преследовать. Что о нас кто-то мечтает. — Риццоли немного помолчала. И тихо добавила: — Я прошла через это. Я знаю, что такое быть чьей-то навязчивой идеей. Хотя моя внешность далека от идеала, со мной это уже случалось.

Она вытянула руки, демонстрируя шрамы на ладонях. Сувениры, оставленные навечно человеком, который два­жды пытался отнять у нее жизнь. Пусть паралич отнял у него способность передвигаться, но этот человек все еще был жив.

— Поэтому я и спросила, не получали ли вы странных писем, — объяснила Риццоли. — Я подумала о ней. О Лори Хванг.

— Но убийцу арестовали, — заметил отец Брофи.

— Да.

— Значит, вы не имели в виду, что это его рук дело.

— Нет, я просто провела параллель. Один выстрел в голову. Женщины публичных профессий. Все это наводит на некоторые мысли.

Риццоли попыталась подняться. Ей нелегко было выкарабкаться из мягкого кресла. Фрост поспешил предложить ей руку, но она проигнорировала этот жест. Даже на последних сроках беременности Риццоли упрямо отказывалась от помощи. Она перекинула сумку через плечо и испытующе посмотрела на Мауру:

— Вы не хотите переночевать где-нибудь в другом ­месте?

— Это мой дом. С чего вдруг мне уходить?

— Я просто спросила. Думаю, нет необходимости напоминать вам о том, что нужно запереть двери на все замки.

— Я всегда это делаю.

Риццоли посмотрела на Эккерта:

— Бруклинская полиция сможет обеспечить наблюдение за домом?

Он кивнул:

— Я распоряжусь, чтобы патрульная машина курсировала здесь как можно чаще.

— Очень вам признательна, — сказала Маура. — Спасибо.

Маура проводила детективов до дверей и дождалась, пока они сядут в свои машины. Время перевалило за полночь. Улица вновь превратилась в тихую окраину. Брук­линские патрульные машины разъехались, «таурус» отогнали в криминалистическую лабораторию. Даже желтую ленту оцепления убрали. Утром, подумала она, я проснусь и решу, что все это мне приснилось.

Она обернулась и увидела отца Брофи, который по-прежнему стоял в холле. Никогда еще его присутствие несмущало Мауру так сильно, как сейчас, когда они осталисьвдвоем в ее доме. Мысли о возможности побыть наедине крутились в головах обоих. «Или только в моей? Ночью, когда ты один лежишь в своей постели, думаешь ли ты обо мне, Даниэл? Так, как я думаю о тебе?»

— Ты точно не боишься остаться одна? — спросил он.

— Все в порядке.

«А разве есть альтернатива? Ты что, можешь провести эту ночь со мной? Ты это предлагаешь?»

Священник направился к двери.

— Кто вызвал тебя сюда, Даниэл? — поинтересовалась она. — Как ты узнал?

Он обернулся:

— Детектив Риццоли сказала мне... — Он замолчал. — Знаешь, мне постоянно звонят из полиции. Кто-то где-то умирает, кому-то нужен священник. Я всегда охотно откли­каюсь на такие просьбы. Но на этот раз... — Он запнулся. — Запри все двери, Маура, — прибавил он. — Еще одной такой ночи я не вынесу.

Святой отец вышел из дома и направился к своей машине. Он не сразу завел двигатель; подождал какое-то время, чтобы убедиться: Маура в безопасности.

Она захлопнула дверь и щелкнула замком.

Из окна гостиной она наблюдала, как отъезжал Даниэл.Потом несколько секунд разглядывала опустевшую обочину тротуара, чувствуя себя одинокой и брошенной. Ей вдруг захотелось позвать его назад. И что тогда? Что бы тогда произошло между ними? Нет, от некоторых искушений лучше держаться подальше, решила она. Маура напоследок оглядела темную улицу и отошла от окна, сознавая, что ее силуэт хорошо просматривается на фоне освещенной гостиной. Она задернула шторы и прошлась по всем комнатам, проверяя замки и задвижки на окнах. Теплыми ночами она обычно спала с открытым окном, но сегодня предпочла включить кондиционер.

Маура проснулась ранним утром, дрожа от потока холодного кондиционированного воздуха. Ей снился Париж. Прогулки под голубым небом, среди клумб с розами и лилиями. Очнувшись от грез, она не сразу сообразила, где находится. Ни в каком не Париже, а в собственной постели, поняла она наконец. И еще случилось что-то страшное.

Было всего лишь пять утра, но сон как рукой сняло. «В Париже сейчас одиннадцать, — подумала она. — Там светит солнце, и я бы уже выпила вторую чашку кофе». Маура знала, что нарушение биоритмов будет мучить ее целый день и эта утренняя вспышка бодрости погаснет уже к полудню, но заставить себя заснуть так и не смогла.

Она встала и оделась.

Улица выглядела так же, как всегда. В небе появились первые полоски рассвета. Она заметила, что в окнах гос­подина Телушкина зажегся свет. Он рано вставал и обычноуходил на работу на час раньше, чем Маура, но сегодня онапроснулась первой и вот теперь вновь окидывала взглядомокругу. По улице проплыли поливальные машины, с шипением орошая водой окрестные лужайки. Мальчик — разносчик газет в бейсболке козырьком назад проехал мимо навелосипеде, и Маура услышала, как «Бостон глоуб» шлепнулась на ее порог. «Вроде все как всегда, — подумала она, — но это не так. Здесь побывала смерть, и люди уже не забудут этого. Они будут смотреть из своих окон на то место, где стоял „таурус“, и содрогаться при мысли о том, что смерть подобралась так близко к ним».

Из-за угла показались светящиеся фары, и на улицу вырулил автомобиль, медленно приближаясь к дому Мауры. Патруль бруклинской полиции.

«Нет, теперь все по-другому», — подумала она, наблюдая­за тем, как проезжает мимо ее дома патрульная машина.

И уже никогда не будет по-прежнему.

Она приехала на работу еще до прихода секретаря. В шестьутра Маура уже сидела за своим столом и раз­биралась с материалами, скопившимися в электронном поч­товом ящике за время ее недельного отсутствия. Она просмотрела треть документов, когда до нее донесся звук приближающихся шагов. Подняв взгляд, Маура увидела в дверях Луизу.

— Вы здесь, — пробормотала секретарь.

Маура приветствовала ее улыбкой:

— Bonjour!3Я решила с утра пораньше заняться бумажной работой.

Какое-то время Луиза молча разглядывала начальницу,потом зашла в кабинет и тяжело опустилась на стул напротив Мауры, как будто почувствовала внезапную усталость.Пятидесятилетняя Луиза, в два раза более выносливая и стойкая, чем Маура, которая была на десять лет моложе, сегодня выглядела изможденной, и лицо в свете флуоресцентных ламп казалось худым и болезненным.

— С вами все в порядке, доктор Айлз? — тихо спросила Луиза.

— Да. Только тяжеловато из-за разницы во времени.

— Я имею в виду... после того, что произошло вчера вечером. Детектив Фрост с такой уверенностью сказал, что в той машине были вы...

Маура кивнула, и улыбка померкла на ее губах.

— Как в кино, Луиза. Приехать домой и обнаружить такое скопление полицейских...

— Это было ужасно. Мы все подумали... — Луиза судорожно сглотнула и опустила взгляд. — Я испытала такое облегчение, когда мне позвонил доктор Бристол. И сообщил, что это была ошибка.

В воцарившейся тишине чувствовался упрек. До Мауры вдруг дошло, что это ей следовало позвонить своему секретарю. Она должна была догадаться, что Луиза взволнована и ей было бы приятно услышать голос начальницы.«Наверное, я слишком долго жила одинокой незамужней жизнью, — подумала Маура. — Мне никогда и в голову не приходило, что есть люди, которым не все равно, что происходит со мной».

Луиза поднялась со стула:

— Я так рада, что вы вернулись, доктор Айлз. Собственно, это я и хотела сказать.

— Луиза!

— Да?

— Я кое-что привезла тебе из Парижа. Понимаю, оправдание неубедительное, но это кое-что находится в моем чемодане. А багаж потерялся.

— Если это шоколад, для моих бедер он будет лишним, — рассмеялась Луиза.

— Ничего калорийного, обещаю. — Маура бросила взгляд на настольные часы. — Доктор Бристол еще не пришел?

— Только что подъехал. Я видела его на стоянке.

— Ты знаешь, когда он проводит вскрытие?

— Какое? У него сегодня два трупа.

— Вчерашнее огнестрельное ранение. Та женщина.

Луиза одарила Мауру долгим взглядом:

— Кажется, это вскрытие проводится вторым.

— Есть какие-то новые сведения об убитой?

— Не знаю. Вам лучше спросить у доктора Бристола.

3 Здравствуй! (фр.)