Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Питер
- Kategorie: Geisteswissenschaft
- Sprache: Russisch
И. С. Ратьковский – специалист по истории российских революций и Гражданской войны, истории государственных учреждений России ХХ века, кандидат исторических наук, доцент Института истории СПбГУ. В своей новой книге автор освещает хронику белого террора с 1917 по 1920 гг. Анализирует, как формировались и развивались модели белой власти, как белые взаимодействовали с разнообразными контрреволюционными и антибольшевистскими движениями. Опираясь на архивные материалы, документальные источники и мемуарные записи лидеров Белого движения, историк И. С. Ратьковский отвечает на вопросы: – как формировалось Белое движение и был ли у него шанс переломить ход Гражданской войны? – в чем выражалась карательная практика Белого движения, кто персонально нес ответственность за ее реализацию? – можно ли утверждать, что красный террор был ответом на террор Белого движения? В сборник вошел ряд материалов, ранее не публиковавшихся: о карательной практике колчаковского режима (1918–1920 гг.) в Сибири и на Дальнем Востоке, о репрессиях на Северном Кавказе, в Поволжье и других регионах.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 812
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Илья Ратьковский
Белый террор. Гражданская война в России. 1917-1920 гг. . — СПб.: Питер, 2024.
ISBN 978-5-4461-1478-8
© ООО Издательство "Питер", 2024
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Оглавление
Введение
Белый террор — одно из явлений Гражданской войны в России, которое еще недостаточно исследовано. Безусловно, что в советский период этой теме уделяли определенное внимание, но чаще это происходило на региональном уровне. Белый террор как составляющая внутренней политики антибольшевистских правительств практически не рассматривался. Можно только упомянуть работы Г.З. Иоффе, который, давая в своих произведениях характеристику белым режимам, отчасти затрагивал в них и эту проблему1. Также тематика белого террора была рассмотрена в работах Д.Л. Голинкова и Л.М. Спирина2.
В дальнейшем эта тема, уже в постсоветский период, стала одной из центральных в работах казанского историка, профессора А.М. Литвина.В 1993 г. им была опубликована большая статья в историческом журнале «Отечественная история», а затем и созданная на ее основе монография, которая на данный момент вышла двумя изданиями3. Отметим, что в 2019 г. указанным автором была выпущена монография с расширенной хронологией государственного террора (1917–1953 гг.) в России. В том же году вышло расширенное и дополненное издание этой книги4.
Важными исследованиями по белому террору стали книги и статьи д.и. н.П. А. Голуба5, д.и. н.В. П. Булдакова6, д.и. н.В. Б. Жиромской7, д.и. н.В. Ж. Цветкова8, Б.Г. Медведева9, к.и. н.М. И. Вторушина10, Г.Н. Петрова11 и других авторов. Вместе с тем указанные статьи и книги не дают полного представления о белом терроре как системном явлении Гражданской войны.
Необходимо также указать на крайне низкие по качеству работы по истории красного и белого террора. Например, на «монографию» В.В. Осипова, где тиражируются «старые цифры» по красному террору в 100 тыс. расстрелянных в Крыму в 1920 г., где умудряются полностью проигнорировать статьи и книги В.Ж. Цветкова. Анекдотично выглядят фразы наподобие следующей: «Ф. Каплан жила некоторое время в деревне Алупка в Крыму, после покушения на Ленина, там взято и расстреляно также 500 человек». Примечателен и другой пассаж автора о белом терроре: «Одни историки, например Кабанов П.А., считают, что с 1917 по 1923 год погибло более 1 700 000 человек. А С.Г. Струшилин считает, что не менее 21 000 000 человек, а 44 000 000 в возрасте от 16 до 49 лет стали инвалидами». Цифры — на совести автора. Белый террор в книге также характеризуется поверхностно. Тем не менее книга была размещена на научном портале elibrary_41659554_54729134.PDF, и более того, имеет научных рецензентов, в том числе доктора исторических наук.12
На наш взгляд, многие характеристики белого террора еще нуждаются в уточнении и систематизации. Данный сборник статей и материалов о белом терроре является продолжением исследовательской работы, проведенной автором ранее. Прежде всего, укажем на вышедшее уже тремя изданиями научное исследование «Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920)»13. От первого к третьему изданию исследование увеличилось не только в объеме, но были уточнены и многие сюжеты первых изданий, приведены новые примеры белого террора, в том числе приказы белого командования, уточнена хронология событий.
На эту книгу уже написан целый ряд научных рецензий14.
Сразу выскажу благодарность за сделанные замечания и рекомендации в указанных рецензиях к.и. н.С. С. Войтикову, д.и. н.Г. М. Ипполитову, доктору истории В.В. Каминскому, д.и. н.А. В. Медведеву, д. филос. н.Т. В. Филатову, к.и. н.В. М. Шевырину. Они наметили дальнейшее возможное изучение темы, перспективные пути усиления источниковой базы. Отметим и замечания и пожелания д.и. н.П. В. Акульшина, д.и. н.Ю. П. Аншакова, к.и. н.Н. И. Богомазова, д.и. н.И. Н. Гребенкина, д.и. н.А. Х. Даудова, к.и. н.Н. А. Зайца, известного исследователя Гражданской войны и спецорганов СССР А.И. Колпакиди, к.и. н.В. В. Корнеева, к.и. н.М. А. Колерова, к.и. н.А. А. Плеханова, д.и. н.А. С. Пученкова, д.и. н.Г. Л. Соболева, д.и. н.А. В. Смолина, к.и. н.К. А. Тарасова, д.и. н.М. В. Ходякова и многих других, обсудивших различные аспекты этой работы в беседах со мной или отметивших ее в своих статьях и выступлениях.
Ими, в частности, отмечалась возможность расширения хронологических рамок данной работы, с добавлением материалов дооктябрьского периода. Согласимся, что события 1917 г. сыграют важную роль в будущей практике белого террора. Так, к восстановлению института смертной казни на фронте 12 июля 1917 г. были непосредственно причастны генералы Л.Г. Корнилов, М.А. Алексеев. Репрессивную практику реализации этого постановления в 1917 г. осуществляли и другие видные деятели Белого движения, например полковник М.Г. Дроздовский. У автора была статья на эту тему: она (с рядом существенных новых дополнений) стала одной из отправных точек для составления представленного вниманию читателя сборника15.
Важным моментом в хронологическом плане стали и первые репрессии против представителей партии большевиков в 1917 г., в том числе предусматривающие их похищение или убийство. В дальнейшем это послужило основой для новых акций уже систематического белого террора.
Рецензентами указывалось и на влияние внешних факторов на развитие динамики белого и красного террора. Среди прочих стран, которые оказали наибольшее влияние на практику террора в России, указывалась Финляндия и ее опыт гражданской войны. Свое видение взаимосвязи насилия в 1917–1918 гг. в Финляндии и России обозначил в беседе с автором крупнейший отечественный исследователь советско-финских взаимоотношений д.и. н.В. Н. Барышников. Схожее мнение высказал и д.и. н.В. С. Измозик. Можно указать и на статью Д.О. Чуракова «Локальные войны как звенья большой гражданской войны», где он справедливо отметил, что «большая война в России 1918–1920 гг., вся эпоха “Второй русской” или, как ее еще называют, “красной” смуты 1914–1922 гг., — это череда следовавших друг за другом или накладывавшихся одна на другую локальных войн в разных частях Империи»16. Это определялось социально-классовым, этнонациональным, а также другими факторами. В качестве примеров в первом случае Чураков приводит Ижевское, Тамбовское восстания, Кронштадтский мятеж, крестьянские восстания против Колчака и т.д. Этнонациональный фактор — это не только Поволжье, Урал и Украина, но и Финляндия: «К такого рода локальным “гражданским войнам” я бы в первую очередь отнес события рубежа 1917–1918 гг. в Финляндии. По не вполне ясным и совершенно ошибочным причинам гражданскую войну в Финляндии выводят за скобки российской гражданской войны»17.
Согласимся с указанными исследователями: финские события оказали непосредственное негативное влияние на ход Гражданской войны в России, были одной из предтеч последующего массового террора. Соответствующий материал о финских событиях 1918 г. (статья ожидала публикации несколько лет) был опубликован в 2019 г.18 Он, с небольшими дополнениями, также включен в сборник.
Включены в сборник, также с привлечением дополнительного материала, и две статьи о терроре в Поволжье и на Урале, ранее опубликованные в рецензируемых научных журналах19. Одна из них посвящена роли Чехословацкого корпуса в развертывании массового антибольшевистского террора в Поволжье и Сибири в 1918 г. Террор периода «демократической контрреволюции» уже носил массовый характер. Зачистка территорий в Финляндии (в первую очередь городов) имела схожие черты с подобными же действиями на указанных территориях. Ключевую роль в нем играли военные подразделения антибольшевистской направленности, прежде всего чешские легионеры. Занятие городов в Сибири и Поволжье сопровождалось массовыми расправами, а также заключением в тюрьмы десятков и сотен людей. Материал небольшой статьи был расширен за счет привлечения архивных материалов, документальных сборников, мемуаров, а также новых исторических исследований. Отдельную благодарность за просмотр этой главы и сделанные замечания я хочу выразить А.М. Захарову, известному исследователю истории Чехословацкого корпуса20, который указал на возможные дополнительные материалы, которые представляют интерес и могут использоваться. Большое значение для меня имели и замечания знатока истории Гражданской войны в Сибири и на Алтае Евгения Платунова.
Тема другой статьи — репрессии в Оренбуржье в период атаманства генерала А.И. Дутова. Этот регион, наряду с Доном, стал одним из первых очагов сопротивления советской власти. Представление о том, что здесь антисоветский террор в период Гражданской войны имел меньший или несущественный масштаб, не соответствует имеющимся фактам. На указанной территории репрессии творили как представители оренбургского белого казачества, так и географически близкие им уральские казаки, а также легионеры Чехословацкого корпуса. Единичные случаи расправ 1917 г. в последующем сменились массовыми казнями и расстрелами.
Безусловно, белый террор на каждом этапе имел свои особенности. В первую очередь это относится к первому полугодию 1918 г. Это определялось возможностями Белого движения, которое зачастую еще не имело своей территориальности и часто «гостило» на казачьих территориях. Практически данный период длился примерно 9–10 месяцев после Октябрьской революции. Однако уже начальный период Белого движения характеризуется массовыми репрессиями, прежде всего частыми расстрелами пленных. Подобные расстрелы были характерны для Добровольческой армии в донской период, в период Первого и Второго Кубанских походов. «Страх, ожесточение, ненависть и жажда мести у многих находили выход в расстрелах пленных»21. Малочисленность белых формирований, осознание своей изоляции наряду с указанными ранее причинами вели к приказной практике белых формирований: «пленных не брать». На эту тему мною была опубликована статья, а ранее был сделан доклад на научной конференции 2018 г. в Рязанском государственном университете имени С.А. Есенина22. Данная статья, с существенными добавлениями, также вошла в сборник. Среди новых материалов данной главы — «красные» источники об обстоятельствах смерти Л.Г. Корнилова и последующей судьбы его тела, впервые вводимые в научный оборот.
Захваченная в ходе летних боев территория на Юге России стала основой для выработки уже государственной карательной практики Белого движения, распространенной позднее на другие белые территории. С одной стороны, эта практика сводилась к возвращению юридических норм дореволюционного права, с дополнениями военного права. С другой стороны, речь шла о формировании новых карательных органов и учреждений. Появились позднее, в зависимости от регионов, отряды государственной стражи, различные милицейские отряды (ОМОН), для содержания пленных наряду с использованием старых концлагерей для военнопленных тюрем, устраивались новые концлагеря и тюрьмы. Эта система «дополнялась» различными контрразведками, которые в силу общей милитаризации государственного управления из специализированных военных органов превращались в один из основных органов общей политической карательной белой практики. При этом количество контрразведок множилось кратно, дублируя друг друга, как в силу особенностей военной структуры (армейские, корпусные, морские и т.д.), так и в силу наличия союзников, которые также имели собственные контрразведки.
Можно выделить два этапа дальнейшей эволюции белой репрессивной практики на Юге России. Для первого (лето 1918 — март 1919 г.) характерны переходные черты, что определялось еще неустойчивостью положения Добровольческой армии на Северном Кавказе, необходимостью ликвидации угрозы как со стороны армии Сорокина, так и со стороны неконтролируемых горских территорий. Трагедией стало отступление подразделений Красной армии с Северного Кавказа. Особенно трагичной была судьба 11-й армии: ее ждала гибель от тифа в результате планомерного уничтожения белыми войсками оставшихся в окружении частей и госпиталей…
Уничтожение красных госпиталей вместе с тысячами раненых и тифозных солдат было массовым явлением. Речь шла о типичном проявлении зачистки территории. Раненые в госпиталях и пленные уничтожались в целом ряде населенных пунктов Северного Кавказа. Политике белого террора на Северном Кавказе этого периода посвящена отдельная статья сборника. Ранее у меня выходила научная статья на эту тему23, но и хронологически и фактически материал здесь увеличен более чем втрое. Важным моментом было введение в научный оборот новых архивных материалов, посвященных указанной «госпитальной» практике расправ со стороны участников Белого движения.
Второй этап (конец марта — начало апреля 1919 г.) обозначил переход к новым явлениям карательной практики на Юге России: целый ряд статей данного сборника посвящен выявленной недавно системе белых концлагерей на Северном Кавказе и ближайших к нему территориях. Много материалов сборника связано с историей Азовского концлагеря, который был одним из крупнейших белых концлагерей: в нем погибло до 10 тыс. человек. Однако это не единственный концлагерь, который рассматривается в данном исследовании: как было отмечено выше, это была целая система концлагерей, и в данном издании впервые показано, как складывалась эта система, какие концлагеря в нее входили.
Важным для автора в данных сюжетах сборника стало привлечение работ его учеников — выпускников и студентов Института истории (ранее исторического факультета) СПбГУ, посвященных карательно-репрессивной практике белых правительств. Я выражаю им благодарность за предоставление соответствующих научных материалов. В приложении приведены две статьи моих студентов Д. Косенко и М. Разиной24, где на основе впервые вводимых ими архивных данных излагается история белой репрессивной политики на Юге России. Среди их сюжетов и история Азовского белого концлагеря. Можно также обратить внимание читателей на документальный фильм «Азовский лагерь смерти. Гражданская война на Дону», посвященный истории Азовского лагеря, выложенный в Ютубе 4 января 2019 г. Я принял участие в его создании в качестве одного из консультантов. Создателем же этого фильма стал Виталий Заболотин, проделавший вместе с коллегами большую научную и техническую работу. Эти материалы позволяют говорить не об отдельном тюремном учреждении, а о системе белых концлагерей на Юге России. Эта система была одной из составляющих практики белого террора.
Отмечу также размещенную в сборнике статью моей ученицы А.С. Словиковой, которая посвящена истории Перми при белых. Ранее она была опубликована в научном рецензируемом журнале и здесь приводится полностью вновь25. Еще одна статья моего ученика С.А. Баскакова посвящена деятельности атамана С.Н. Булак-Балаховича на Северо-Западе России. Несмотря на небольшой объем, она достаточно четко характеризует его действия в 1918–1919 гг. Все указанные статьи выполнены с привлечением архивного материала.
Белые концлагеря появились и в Сибири. Как показали последние исторические исследования, речь идет не только о приспособлении прежних лагерей для военнопленных Первой мировой войны к новым реалиям, но и о строительстве новых концлагерей: на Севере России, на Юге и на Северо-Западе бывшей Российской империи. Поэтому ряд сюжетов книги посвящен региональным аспектам белого террора: Оренбуржью, Северному Кавказу, Поволжью, Уралу, Сибири, Северо-Западу России, отчасти Крыму. Анализ выявленных материалов показывает схожесть карательной практики белых режимов. Было больше общего, чем принципиальных различий.
В сборник вошли и другие мои статьи, опубликованные ранее, но дополненные архивными материалами и ссылками на новые опубликованные источники, статьи и книги. Это, в частности, статьи, посвященные белому террору на Северо-Западе России весной-осенью 1919 г.26
В сборник также вошел ряд материалов, ранее не публиковавшихся. Среди них очерки о генерале Я.А. Слащеве и атамане И.П. Калмыкове. Специально для сборника обобщен и систематизирован материал о карательной практике колчаковского режима (1918–1920) в Сибири и на Дальнем Востоке. В нем, в частности, детализирована история приказной практики террора в регионе.
Источниковой базой книги стали материалы российских архивов, личные источники обеих сторон, материалы периодической печати, нормативно-правовые документы, материалы музеев. Использованы многочисленные диссертации, монографии и научные статьи. Отдельную благодарность хотелось бы выразить краеведам за предоставленные ими материалы.
1Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977; Иоффе Г.З.Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983.
2Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: В 2 кн. М., 1986; Спирин Л.М. Классы и партии в гражданской войне (1917–1920 гг.). М., 1968.
3Литвин А.Л. Красный и белый террор в России // Отечественная история. 1993. № 6; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004.
4Литвин А.Л. Российская историография государственного террора в стране. М., 2019. 364 с.; Литвин А.Л. Российская историография государственного террора в стране. 2-е изд., доп. и уточн. М., 2019. 430 с.
5Голуб П.А. Белый террор в России // Диалог. 2002. № 1; Голуб П.А. Белый террор в России (1918–1920). М., 2006.
6Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Булдаков В.П. Революция, насилие и архаизация массового насилия в Гражданской войне: провинциальная специфика // Белая гвардия. № 6. Антибольшевистское повстанческое движение. М., 2002; Булдаков В.П. Хаос и этнос. Этнические конфликты в России, 1917–1918 гг.: Условия возникновения, хроника, комментарий, анализ. М., 2010; Булдаков В.П. Гражданская война и проза 20-х гг. // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2013. № 5 (25).
7Жиромская В.Б. Проблема красного и белого террора 1917–1920 гг. в отечественной историографии // Труды Института российской истории РАН. 2004. № 4.
8Цветков В.Ж. Репрессивное законодательство белых правительств // Вопросы истории. 2007. № 4; Цветков В.Ж. Месть и закон. Белое движение: политика и право // Родина. 2008. № 3; Цветков В.Ж. Политико-правовые особенности организации судебной власти и репрессивной системы в белом Крыму в 1920 г. // Вестник РУДН. Серия: История России. 2018. № 1; Цветков В.Ж. Гражданская война в белом тылу. 1919 — начало 1920 г. Формы и методы борьбы белой контрразведки с советским подпольем на юге России (по материалам воспоминаний участников нелегальной работы) // Исторические чтения на Лубянке. Отечественные спецслужбы в войнах и вооруженных конфликтах ХХ века (К 75-летию Великой Победы): Материалы XXIII международной научной конференции (Москва, 5–6 декабря 2019 г.). М., 2019.
9Медведев Б.Г.Правоохранительная система и уголовно-репрессивная деятельность белой России в годы Гражданской войны // Новейшая история России. 2019. Т.9. № 3.
10Вторушин М.И. Очерки истории мирового и международного терроризма, государственного террора и контртеррора с древнейших времен до 1990-х гг. (п материалам отечественной и зарубежной историографии). Омск, 2010.
11Петров Г.Н. Диалектика соотношения «красного», «белого» террора и террора интервентов в годы Гражданской войны в России (1917–1920 гг.). М.: МГТУ МИРЭА, 2000.
12Осипов В.В. Красный и белый террор: правовое регулирование. Красноярск, 2019.
13Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920). М., 2017; Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920). 2-е изд., доп. и испр. М., 2017; Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920). 3-е изд., доп. и испр. М., 2018.
14Войтиков С.С. «Гражданская война по необходимости должна быть беспощадной»: основа для обсуждения ключевых проблем одной из крупнейших трагедий России // Новейшая история России. 2018. Т.8. № 4.С. 1032–1040; Ипполитов Г.М., Филатов Т.В. Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920). М.: Алгоритм, 2017. 464 С. // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2017. Т. 19. № 3–2. С. 422–425; Каминский В.В. «Хроника белого террора в России»: PRO ET CONTRA // Россия на переломе: войны, революции, реформы. XX век. Санкт-Петербургский государственный университет. Санкт-Петербург, 2018. С. 396–428; Медведев А.В. Белый террор в России в годы Гражданской войны (по материалам книги И.С. Ратьковского) // Историография новой и новейшей истории России: Сборник статей. М., 2019. С. 172–192; Шевырев В.М. Ратьковский И.С. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (октябрь 1917–1920). М.: Алгоритм, 2018. 512 с. // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 5, История. Реферативный журнал. 2018. № 3.С. 26–31.
15Ратьковский И.С. Восстановление в России смертной казни на фронте летом 1917 г. // Новейшая история России. 2015. № 1.С. 48–58.
16Чураков Д.О. Локальные войны как звенья большой гражданской войны // Эпоха Революции и Гражданской войны в России. Проблемы истории и историографии. СПб., 2019. С. 94–102.
17Там же. С. 95.
18Ратьковский И.С. Место финских расстрелов 1918 года в истории Гражданской войны в России // Карельский перешеек. Страницы истории. Кн. 3. СПб., 2019. С. 302–309.
19Ратьковский И.С. Лето-осень 1918 года: хроника чехословацкого мятежа // Мир экономики и права. 2013. № 11–12. С.47–55; Ратьковский И.С.Белые репрессии в Оренбуржье в период Гражданской войны в России в 1917–1919 гг. // Петербургский исторический журнал. № 2.С. 116–129.
20Захаров А.М. «Двоюродные братья»: Славянские добровольческие вооруженные формирования в России. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2019. 496 с.
21Карпенко С. В. Очерки истории Белого движения на юге России (1917–1920 гг.). М., 2014. С. 144.
22Ратьковский И.С. Карательно-репрессивная практика Добровольческой армии в начальный период ее существования // Вестник Рязанского государственного университета им. С.А. Есенина. 2019. № 3.С. 77–88.
23Ратьковский И.С. Северо-Кавказский белый террор летом-осенью 1918 года // Юрист-Правоведъ. 2014. № 2.С. 102–107.
24Разина М.А. Лагеря для военнопленных, организованные Добровольческой армией на Юге России // История. Научное обозрение OSTKRAFT. 2020. № 2–3. С. 39–51.
25Словикова А.С. Белая Пермь (1918–1919 гг.) //Russian Colonial Studies. 2019. № 2.С. 156–182.
26Ратьковский И.С. 1918–1919 гг. в истории Александровского (Октябрьского) вагоноремонтного завода и страны: судьбы генерала А.П. Николаева и эсера Ивана Сергеева // История. Научное обозрение OSTKRAFT. 2019. № 5 (11); Ратьковский И.С. Карательная политика Северо-Западной армии и ее реализация на подступах к Петрограду осенью 1919 года // Научный диалог. 2020. № 4.
Восстановление в России смертной казни на фронте летом 1917 г.
Февральская революция 1917 г. в России обозначила приход к власти политических деятелей, ранее последовательно выступавших против царского самодержавия и его наиболее критикуемого воплощения — института смертной казни. Лозунг отмены смертной казни был содержанием программ большинства оппозиционных партий, поэтому в условиях провозглашения народных свобод и завоеваний эта высшая мера наказания неизбежно становилась «заложником» послереволюционного правотворчества. Отмена смертной казни служила и залогом мирного характера развития российской революции, особенно после февральско-мартовских самосудов. А.Ф. Керенский спустя два месяца на Фронтовом съезде в Одессе так говорил по этому поводу: «Вы помните французскую революцию: она была беспощадна ко всем, кто мешал справа и слева. Мы не хотим повторять кровавых ужасов и отменили смертные казни. Мы стремимся к тому, чтобы великие цели не осквернялись насилием и кровью»27. Этот же мотив подчеркивался в одной из первых биографий Керенского: «12 марта — светлая дата в истории русской юстиции. В этот день Керенский подписал указ об отмене смертной казни. Миновал тяжелый кошмар, сотни лет давивший Россию; народ не захотел больше крови — даже крови своих злейших врагов»28.
Важно было и мнение солдатских и рабочих масс, левых партий, контролировавших в значительной степени в этот период Петроград. Существенным моментом было ужесточение системы наказаний за различные правонарушения в период Первой мировой войны в отношении солдатских масс. Среди прочих выделим законы от 6 марта 1915 г. и 12 января 1916 г., уточняющие наказания за побег и самовольную отлучку. Важным представляется также закон от 11 августа 1915 г., где был расширен круг деяний, влекущих за собой наказание, а именно нарушение воинской субординации и караульной службы29. Именно солдатские массы были основным объектом применения высшей меры наказания, поэтому отмена смертной казни стала одним из главных требований людей в шинелях.
В результате постановлением Временного правительства от 12 марта 1917 г. смертная казнь в России была отменена. Наказание за преступления, которые ранее предусматривали ее применение, теперь заменялись срочной или бессрочной каторгой, документ подписали Председатель правительства Г.Е. Львов и другие министры30.
Либеральными кругами это постановление было принято восторженно, как подтверждение наступления новой эпохи. Характерна в этом отношении статья К.К. Арсеньева «На темы дня» в мартовском номере «Вестника Европы», в которой он констатировал, что «из старого права вырвана всецело, без остатка, смертная казнь»31. Схожая оценка имеется и в дневнике Г.А. Князева: «Смертная казнь отменена. Это благородно. Ну как не верить в русский народ?»32.
Следует, однако, отметить, что отмена смертной казни в условиях продолжающейся Первой мировой войны неоднозначно была воспринята в военных кругах. Высказывались сомнения в целесообразности этого действия, и в дальнейшем с отменой смертной казни увязывалось падение воинской дисциплины в армии, рост военных преступлений. Поэтому можно утверждать, что русский генералитет с самого начала прекращения действия этой высшей меры наказания выступал как минимум за корректировку данного постановления Временного правительства. Следует отметить, что помимо военных кругов на Временное правительство в плане восстановления института смертной казни оказывалось давление со стороны союзного руководства.
Уже в конце мая 1917 г. Временное правительство принимает ряд ужесточающих судебную армейскую практику решений. Так, приказом военного министра А.Ф. Керенского от 29 мая и постановлением Временного правительства от 30 мая «Об усилении наказания за антивоенные выступления на фронте» ужесточалось наказание за братание на фронте, самовольное оставление позиций, отказ от выполнения приказов и т.д.33 Корректировка военных наказаний шла и далее, хотя и недостаточными, по мнению военных, темпами.
Ситуация особенно обострилась в результате неудачного наступления русской армии в июне 1917 г. «Отсутствие у многих солдат сознания своего долга и убеждение в полной безнаказанности за любое нарушение дисциплины создали чрезвычайно благоприятную почву для дезорганизующих армию течений», — говорилось в секретном июньском отчете комиссаров 11-й армии И.И. Кириенко34 и А.М. Чекотило. Доклад фиксировал многочисленные случаи невыполнения приказов в 11-й армии накануне и в ходе июньского наступления 1917 г.35
Уже 6 июля германские войска нанесли мощный ответный удар, осуществив Тарнопольский прорыв. Началось беспорядочное отступление, сопровождавшееся массовым дезертирством, самовольным оставлением позиций, анархией и мародерством. Многие части отказывались выполнять приказы командования36. Ответной мерой стали заградительные отряды и применение самых суровых мер против отступающих частей. «Отдельные кавалерийские части, авто-броне-отряды, менее разложившиеся, составили заградительные отряды и пытались под руководством Савинкова, Гобечия, Филоненко и некоторых других членов Искомитюза (испол. ком. юго-зап. фронта), остановить солдатскую лавину, заставить оказать ее сопротивление наступавшим вслед австро-германцам»37.
Ситуация была критической, но генерал Л.Г. Корнилов сумел навести порядок твердой рукой. «С назначением генерала Корнилова главнокомандующим войск Юго-западного фронта стала возможна планомерная борьба с “большевиками”»38. Назначенный командующим Юго-Западным фронтом Л.Г. Корнилов уже в первый день своего пребывания на этом посту (8 июля 1918 г.) направил телеграмму подчиненным ему командующим корпусов и армий: «Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством. Поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях, не колеблясь, применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать от командования и предавать суду»39.
В ультимативной форме Корнилов требовал от Верховного главнокомандующего генерала А.А. Брусилова и Временного правительства восстановления смертной казни. В телеграмме Корнилова Брусилову от 9 июля 1917 г. говорилось:
Принял фронт в исключительно тяжелых условиях прорыва противником наших позиций, обусловленного разложением и развалом, вызванными в армиях падением дисциплины, следствием чего явились самовольные уходы полков с позиций и отказы от немедленного оказания поддержки. Соотношение сил приблизительно 1 противник на 5 наших… Нахожу безусловно необходимым обращение Временного правительства и Совета с вполне откровенным и прямым заявлением о применении исключительных мер, включительно до введения смертной казни на театре военных действий, иначе вся ответственность падет на тех, которые словами думают править на тех полях, где царят смерть и позор, предательство, малодушие и себялюбие40.
Генерал Брусилов поддержал требования нового командующего фронтом, хотя впоследствии и высказывал сомнение в их эффективности.
При этом сам Л.Г. Корнилов, не дожидаясь официального возобновления применения смертной казни, стал незамедлительно применять ее. Уже 9 июля 1917 г. последовали первые расстрелы: было расстреляно 14 человек. Позднее Л.Г. Корнилов издал соответствующий приказ, в котором раскрыл обстоятельства внесудебных расстрелов в этот день.
Получив донесение командарма 11 о том, что солдаты вверенной ему армии позволили себе при оставлении нами Тарнополя грабить имущество, насиловать женщин и детей, убивать мирных жителей и друг друга, я отдал приказ расстреливать подобных негодяев без суда. Во исполнение этого моего приказа 9-го сего июля назначенными для сего командами расстреляно 14 подлецов на месте совершения ими преступления. Объявляя об этом армиям вверенного мне фронта, добавлю, что мною отдан приказ без суда расстреливать тех, которые будут грабить, насиловать и убивать как мирных жителей, так и своих боевых соратников, и всех, кто посмеет не исполнять боевых приказов в те минуты, когда решается вопрос существования Отечества, свободы и революции. Я не остановлюсь ни перед чем во имя спасения Родины от гибели, причиной которой является подлое поведение предателей, изменников и трусов. Настоящий приказ прочесть во всех ротах и батареях.
Генерал Корнилов41.
Данный приказ, который опережал официальное введение смертной казни, предназначался только для войск Юго-Западного фронта, но стал известен общественности и был опубликован в газетах. Позднее Брусилов, с подачи Керенского, выступил с требованием предать суду корреспондента «Русского слова» М. Лембича за то, что тот опубликовал приказ Корнилова. Также Брусилов требовал у генерал-квартирмейстера Юго-Западного фронта, чтобы М. Лембич выдал лиц, сообщивших ему текст документа42. Таким образом, непосредственное военное начальство Корнилова не видело в данном приказе каких-либо нарушений, фактически легализуя его.
Требования Л.Г. Корнилова принимать самые решительные меры были подкреплены конкретными действиями и в последующие дни. К.С. Попов вспоминал:
10 июля генерал Корнилов вызвал меня в штаб и дал мне задачу: восстановить порядок на Проскуровском железнодорожном узле, причем для этой цели мне даны были “самые широкие полномочия”.
11 июля утром наш эшелон отбыл в Проскуров. По прибытии в Проскуров пришлось много поработать. Тут царило что-то неописуемое, особенно на станции. Мною был принят целый ряд радикальных мер, которые в самый короткий срок дали благоприятные результаты. 13-го утром в штаб батальона прибыл комиссар всех ударных батальонов пр. Иткин. Последний, к счастью, оказался сторонником решительных мер и уже вечером того же дня, получив тревожные сведения о массовом движении дезертиров по шоссе Гусятин — Проскуров и ввиду восстановления смертной казни за воинские преступления, решено было применить эту меру для отрезвления окончательно вышедших из повиновения бывших солдат.
Огромная толпа дезертиров в 500 с лишним человек, везшая с собой арестованных офицеров, была остановлена юнкерами недалеко от Проскурова; после короткого опроса дезертирами был выдан главный агитатор, который там же и был расстрелян.
Через день после этого, по приказанию целого совещания из комиссаров, мне пришлось вновь принять участие в экзекуции над двумя рабочими Военно-дорожного отряда, нанесшими оскорбления действием своим начальникам и отказавшимся подчиняться приказаниям начальства. На этот раз мне назвали две фамилии рабочих, которых нужно было расстрелять. Они были найдены и на месте расстреляны. Таким образом, пострадало всего три человека, но действие этих мер было буквально магическое.
На фронт донеслось все это в преувеличенном донельзя размере и возымело должное действие — бегство прекратилось.
Но вокруг этих злосчастных расстрелов поднялась целая буча. Полетели телеграммы всем, всем, всем и все как полагается. Мы же в это время получили приказание отправиться в распоряжение командующего I армией, штаб которого находился на румынской границе в м. Липканах»43.
Суровые меры наказания в эти дни принимались не только в индивидуальном порядке, но и по отношению к отдельным воинским частям, до дивизий включительно. Полки и дивизии, отказывавшиеся выполнять приказы, подвергались артиллерийскому обстрелу вплоть до капитуляции. Так, обстрелу гаубичных батарей, начинаяс раннего утра 12 июля 1917 г. (т. е. еще до возобновления смертной казни44),подверглись позиции полков 46-й дивизии. Ввиду того что первые обстрелы оказались малорезультативными, 16 июля специально сформированный карательный отряд под командованием полковника Топилина (два конных казачьих полка, Сандомирский конно-пограничный полк, артиллерийские батареи) более решительно приступил к наведению порядка. В 5 часов 20 минут артиллерия открыла огонь на поражение, пулеметные команды также присоединились к обстрелу. Обстрел длился пять минут и после десятиминутного перерыва был продолжен. Всего было выпущено, согласно воспоминаниям Э. Гиацинтова, 84 снаряда45. Вскоре мятежные части сдались. В результате обстрела карательным отрядом пострадало 154 человека, из них 48 было убито46. После подавления мятежа началось судебное разбирательство, в результате которого несколько зачинщиков было приговорено к смертной казни. «Привести в исполнение, однако, удалось только два, так как самый демократичный во всем мире министр и чуть ли не президент республики А.Ф. Керенский поспешил для остальных прислать помилование. Смертная казнь была заменена каторгой, причем осужденные до окончания войны возвращались в строй»47.
Часто в научных исследованиях эти меры трактуются как чисто военные действия, не имеющие какой-либо политической подоплеки, тем более не связанной с практикой какого-либо террора. Между тем некоторые из инициаторов восстановления смертной казни часто использовали подобную террористическую лексику. Характерным было собрание областного комитета эсеров в Каменец-Подольске, на котором выступил один из инициаторов нововведений Б.В. Савинков, назначенный вместе с Корниловым на Юго-Западный фронт в качестве комиссара фронта (помощники Филоненко и Гобечия). Он прямо заявил о возвращении к террору как старому испытанному средству для спасения родины и революции. Очевидно, что Савинков апеллировал не только к эсеровскому опыту, но и к революционному опыту Французской революции. Присутствующие на собрании Филоненко и Гобечия подержали Савинкова, указывая на его личный опыт террористической деятельности48. То есть для Савинкова это был террор, пусть и направленный против дезертиров, грабителей, ну, и, по его мнению, руководивших ими германских агентов-большевиков.
В этих условиях официальное восстановление смертной казни 12 июля 1917 г. было не только ответом на разложение армии и попыткой восстановить ее боеспособность, но и легализацией уже проводившейся самосудной практики расстрелов в армии и антибольшевистской кампании в целом. Ключевую роль во введении смертной казни сыграл Корнилов, о чем знали все: от армейских кругов до отдаленных территорий. Например, на это указывалось в ноябрьской 1917 г. листовке алтайских большевиков49.
12 июля начальник Главного военно-судного управления разослал начальникам штабов действующей армии циркулярную телеграмму, сообщавшую полный текст постановления Временного правительства о восстановлении смертной казни и об учреждении военно-революционных судов на театре военных действий:
Позорное поведение некоторых войсковых частей, как в тылу, так и на фронте, забывших свой долг перед родиной, поставивших Россию и революцию на краю гибели, вынуждает Временное Правительство принять чрезвычайные меры для восстановления в рядах армии порядка и дисциплины.
В полном сознании тяжести лежащей на нем ответственности за судьбы страны Временное Правительство признает необходимым:
1. Восстановить смертную казнь на время войны для военнослужащих за некоторые тягчайшие преступления.
2. Учредить для немедленного суждения за те же преступления военно-революционные суды из солдат и офицеров.
В соответствии с сим Временное Правительство постановляет:
1. Установить в отношении военнослужащих на театре военных действий смертную казнь через расстреляние как высшее наказание за нижеследующие преступления: военную и государственную измену, побег к неприятелю, бегство с поля сражения, самовольное оставление своего места во время боя и уклонение от участия в бою, подговор, подстрекательство или возбуждение к сдаче к бегству или уклонению от сопротивления противнику, сдачу в плен без сопротивления, самовольную отлучку из караула в виду неприятеля, насильственные действия против начальников из офицеров и солдат, сопротивление исполнению боевых приказаний и распоряжений начальников, явное восстание и подстрекательство к ним, нападение на часового или военный караул, вооруженное сопротивление и умышленное убийство часового, а за умышленное убийство, изнасилование, разбой и грабежи — лишь в войсковом районе армии. Тому же наказанию подлежат и неприятельские шпионы.
2. Установить следующий порядок учреждения военно-революционных судов на театре военных действий: 1) военно-революционные суды могут быть учреждаемы при дивизиях по распоряжению начальников дивизий или высших начальников для расследования дел о важнейших преступлениях, предусмотренных в отделе 1 сего постановления, если преступления эти представляются столь очевидными, что не требуют производства предварительного следствия; 2) суд состоит из трех офицеров и трех солдат, избирающих из своей среды председателя.
3. Военно-революционному суду подсудны офицеры и солдаты той дивизии, при которой учрежден суд. Чины тех частей, при которых суд еще не учрежден, могут быть предаваемы суду ближайшей дивизии.
4. Законным поводом к начатию дела в военно-революционном суде служат сообщения начальников дивизий и высших начальников дивизионных и высших комитетов и комиссаров, уполномоченных как Временным Правительством, так и военным министром. Полковым командирам и комитетам предоставляется право возбуждать перед начальником дивизии ходатайство об учреждении военно-революционного суда.
5. Мерой пресечения по делам, передаваемым в военно-революционные суды, служит содержание под арестом.
6. Дела в военно-революционном суде производятся применительно к правилам для полковых судов с возможной быстротою.
7. По тем же правилам допускается участие в деле обвинителей и защитников обвиняемого.
8. Дела решаются по большинству голосов, причем при равенстве предпочтение отдается мнению, благоприятному для подсудимого.
9. Если при рассмотрении дела суд найдет его неразъясненным, то он направляет дело к производству предварительного следствия, после чего дело получает дальнейший ход в общем порядке делопроизводства.
10. Если суд признает дело ему не подсудным, то направляют его к законной подсудности.
11. Приговор вступает в законную силу немедленно по объявлению его на суде и безотлагательно приводится в исполнения.
12. В случае, если суд признает необходимым смягчить изложенное наказание свыше предела предоставленной ему власти, то представляет ходатайство о том главнокомандующему армиями и фронта, причем исполнение приговора откладывается до разрешения ходатайства50.
Со дня отмены смертной казни до ее восстановления прошло 4 месяца. Уже упоминавшийся ранее Г.А. Князев записал в своей записной книжке: «Восстановлена смертная казнь. Что же оставалось делать. Ее потребовали Корнилов и Савинков… Два этапа... “Смертная казнь отменяется навсегда” — первые числа марта. Ликующие, победные звуки, светлая заря русской революции и “Смертная казнь применяется” — первые числа июля… Проклятого июля 1917 года. Под тем и другим актом одна и та же подпись — Керенский… “Так проходит слава мира сего”»…51
Безусловный толчок к более широкой практике применения смертной казни на фронте дало и Военное совещание в Могилеве, состоявшееся 16 июля 1918 г. Возобновление института смертной казни было поддержано практически всеми делегатами, более того, они требовали распространить это на тыл. Характерны с этой точки зрения соображения не присутствовавшего на совещании генерала Корнилова, переданные по телеграфу: «Восстановленный в пределах территории военных действий закон о смертной казни и революционно-полевых судах распространить и на внутренние округа в отношении военнослужащих за преступления, указанные в законе. Если эта мера не будет распространена на внутренние округа, армии будут продолжать вместо пополнений, долженствующих увеличивать ее боеспособность, [получать] банды распущенных необученных солдат, которые способны разлагать даже самые крепкие части»52.
Официальное введение смертной казни привело к ряду новых случаев ее применения. Тем более что через неделю после введения, 19 июля, постановлением Временного правительства Л.Г. Корнилов сменил А.А. Брусилова на посту Верховного главнокомандующего. Едва получив указ о своем назначении, генерал Корнилов потребовал признания за ним ответственности «только перед собственной совестью и всем народом», устанавливая этим, как с язвительной иронией отметил А.И. Деникин, «оригинальную государственно-правовую форму суверенитета верховного командования вплоть до Учредительного собрания»53. В этот же день, 19 июля, за братание с немцами на Юго-Западном фронте были расстреляны четверо солдат 539-го полка. 21 июля после сражения с многочисленными жертвами был подавлен бунт солдат 693-го полка на Западном фронте. Трое зачинщиков были расстреляны 1 августа54. Обстоятельства военно-революционного суда о вооруженном сопротивлении солдат 693-го пехотного Слуцкого полка приводятся в «Белом архиве». Военно-революционным судом были приговорены к расстрелу ротный фельдшер В.И. Швайкин (глава полкового комитета), ефрейтор Ф.И. Галкин и старший унтер-офицер А.П. Коковин. Комиссар 3-й армии подполковник Постников отказался утвердить приговор, мотивируя отказ спешной поездкой в штаб фронта. Под предлогом болезни отказался утвердить приговор председатель армейского комитета 3-й армии. Однако приговор утвердил его «временный заместитель», солдат, один из рядовых членов армейского комитета, временно «заместивший» председателя. Приговор был приведен в исполнение в 5 часов 15 минут утра 1 августа 1917 г.55
Вместе с тем уже в августе, несмотря на назначение 19 июля 1917 г.Л. Г. Корнилова Верховным главнокомандующим, количество случаев приведения в исполнение уже вынесенных смертных приговоров резко снизилось. Следует отметить, что, вступив в должность Верховного главнокомандующего, Л.Г. Корнилов 22 июля 1917 г. разослал всем главнокомандующим телеграмму, где указал, что приговоры военно-революционных судов вступают в силу лишь после утверждения комиссарами соответствующих армий. 1 августа 1917 г. он же отправил телеграмму военному министру Временного правительства А.Ф. Керенского, где проинформировал его о ранее разосланной телеграмме. В ней он, в частности, писал о себе как о человеке, несущем «особую нравственного порядка ответственность за восстановление смертной казни в армии»56.
Практически все инстанции, которые должны были утверждать приговор, пользовались своим правом для смягчения наказания или его отмены. Поражение корниловского выступления также сузило «рамки» применения высшей меры наказания. Проект распространения смертной казни на тыл так и остался проектом.
Это было также, отчасти, следствием давления солдатских масс. Так, когда смертный приговор был утвержден трем военнослужащим 16-го корпуса, незамедлительно восстали солдаты 637-го Кагызманского, 638-го Ольтинского, 640-го Чорохского и 16-го инженерного полков 160-й дивизии указанного воинского соединения. Комендантская рота, которой было приказано привести этот приговор в исполнение, стрелять отказалась. Позднее десять солдатских делегатов повезли в Петроград резолюцию протеста против введенной в армии смертной казни57.
Сказывалась и боязнь персональной ответственности, прежние представления об индивидуальной ценности каждой жизни.
Потому неудивительно, что говорить о смертной казни мы могли очень много, но в нас не было решимости переводить слова в дело. Вот, например, случай применения закона. Солдат-латыш вышел из окопа вперед — это было на болотистом участке под Ригой — собирать ягоды. Встретил немцев и разболтался с ними. В результате — обстрел штаба полка. Военно-революционный суд приговорил к смертной казни. Комиссар армии не решается утвердить приговор, и дело пересылается в штаб фронта, где решение зависит от единодушия главнокомандующего и моего. Мы без споров решаем: помиловать. Мы ведь хорошо знаем, что это бытовое явление, что злого умысла здесь не было. И дело отнюдь не в нашей слабохарактерности. Филоненко, один из инициаторов введения смертной казни, сам не утвердил единственного приговора, который дошел до него. Ходоров был сторонником введения смертной казни сразу после наступления 10 июля — но я не уверен, было ли им использовано право предания военно-революционным судом, несмотря на то что, несомненно, было желание сделать это. Ходили какие-то темные слухи, что несколько человек в V армии было расстреляно. Но эти слухи были окружены легендами о том, что трупы были вырыты солдатами, и пр. Поэтому все старались замять, замолчать дело. И я не знаю ни одного случая применения военно-революционных судов, который бы окончился применением смертной казни. Как трудно было выбрать кого-либо из перешедших черту, так трудно было найти лиц, готовых при этих условиях принять на себя санкцию смерти реального человека. И было большим вопросом, легко ли было найти исполнителей58.
Характерный случай описывается и в «Белом архиве». Сначала приговор трем осужденным на Юго-Западном фронте отказался утвердить заместитель комиссара 3-й армии А. Чекотило, отправив дело на усмотрение Верховного комиссара М.М. Филоненко. Следует отметить, что ряд обстоятельств действительно были в пользу приговоренных к расстрелу солдат: Кука, Канунникова и Емельянова. Согласно защитникам, «все они были умственно не развиты и во время совершения преступления фактически не знали, что могут быть за это преданы военно-полевому суду. Солдата Кука освидетельствовала экспертиза и нашла страдающим “люэсом»59, и возможно предполагать у него начинающийся прогрессивный паралич мозга. Емельянов имеет георгиевские награды, он и Канунников были уже три года на фронте». При этом А. Чекотило, отложив приговор до решения Филоненко, предлагал все же последнему приговор утвердить «для поддержания авторитета суда»60. Максимилиан Филоненко, выговорив Чекотило за подобные действия, не утвердил приговор и приказал доставить осужденных в Ставку, где он собирался просить уже Верховного главнокомандующего о смягчении приговора61.
Впрочем, часто все зависело от личности офицера, который мог пресечь изначально беззакония. Многие солдаты просто «не доходили» до судебного разбирательства. Характерно в этом отношении описание в дневнике своих действий на Румынском фронте известного в будущем деятеля Белого движения полковника М.Г. Дроздовского:
…уже 1 августа разразился скандал — поголовное бегство полка, целые вереницы беглых тянулись мимо штаба. Тогда я послал весь мой резерв, мою лучшую часть останавливать этих беглецов… Увидя эту катастрофу, я решил покончить со свободами и приказал бить и стрелять беглецов. Этими крайними мерами, широким применением палок и оружия удалось восстановить кое-какой порядок и, пользуясь ночью, остановиться на новой позиции. На другой день сразу же были приняты меры, самые крутые, офицеры наблюдали за цепями, все время с револьверами в руках, позади я расставил разведчиков, и всякая попытка к бегству встречалась огнем. … Сейчас чиню суд и расправу, авось приведу их в порядок; они уже начинают чувствовать мой порядок62.
При этом среди «спасенных» от расстрела оказывались не просто «озверевшие солдаты», мародеры и т.д., но и, порой, в дальнейшем достаточно известные деятели. Так, за агитацию был приговорен к расстрелу будущий командующий 3-й Украинской армии Н.А. Худяков (в октябре 1917 г. он будет освобожден и избран командиром 4-го Заамурского пограничного полка). Можно упомянуть и приговоренного к смертной казни будущего красного героя Гражданской войны В.И. Киквидзе.
В результате в августе 1917 г. фактически не фиксируются индивидуальные смертные приговоры, при том что практика применения карательных отрядов против отдельных подразделений была продолжена и даже расширена. Описание деятельности одного из таких подразделений содержится в мемуарах штаб-ротмистра 17-го драгунского Нижегородского полка А.А. Столыпина. Достаточно подробно он описывает разоружение (без стрельбы) 8 августа 12-й роты Дубненского полка в деревне Богдановка Минской губернии. Среди 28 арестованных зачинщиков командир роты поручик Логгинов, рядовой солдат-татарин (проколовший штыком командира полка генерал-майора А.А. Пургасова). Затянувшееся следствие приговорило троих зачинщиков к каторжным работам, а солдата-татарина — к расстрелу63. Участвовал полк в октябре 1917 г. и в наведении порядка во Ржеве и в Калуге. И если во Ржеве опять-таки удалось ограничиться демонстрацией силы (броневики и орудия), то в Калуге дело нашлось и драгунам, и броневикам64.
Между тем к этому моменту применение смертной казни по суду было приостановлено 28 сентября 1917 г. Временным правительством вновь с формулировкой «до особого распоряжения». Более того, сам авторитет и возможности комиссаров Временного правительства явно после этого понизились. Это и ранее понимали сторонники применения смертной казни среди аппарата военных комиссаров. Прапорщик Д.П. Оськин вспоминал в связи с этим тразговор с помощником комиссара 11-й армии Цветковым-Куликовым:
Насчет смертной казни, — сказал Цветков, — я ничего не скажу. Возмущение этим распоряжением идет со всех сторон, но оно продиктовано, я думаю, вы понимаете, желанием правительства сохранить боеспособную армию, особенно после несчастного тарнопольского бегства. Нужно солдату предложить дилемму: или он при наступлении имеет известный шанс остаться в живых, или при бегстве с позиций, безусловно, будет расстрелян. При такой дилемме солдат, естественно, будет выполнять распоряжения начальства о наступлении. Если же не смертная казнь, то с какой стати солдат пойдет в наступление? Солдат дрожит только за свою шкуру. Так что и с моей точки зрения, — в заключение сказал Цветков, — смертная казнь на фронте — явление совершенно естественное, и напрасно вы так возмущаетесь65.
Характерно, что после приостановки смертной казни именно Цветков стал одной из жертв усилившегося радикализма солдатских масс. Согласно сообщению от 4 октября 1917 г. комиссара 11-й армии Юго-Западного фронта А.М. Чекотило военному министру генерал-майору А.И. Верховскому, солдаты 15-го Шлиссельбургского полка 4-й дивизии напали на его помощника Цветкова-Куликова, побив его камнями66. Возможно, что это была, в свою очередь, «естественная реакция» солдат на его прежние взгляды и попытки их воплощения.
При этом всевозможные слухи о солдатских расстрелах по-прежнему будут будоражить солдат, подготавливая почву для прихода к власти большевиков в октябре 1917 г. Неслучайно Постановление II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов от 26 октября 1917 г. отменило институт смертной казни с формулировкой «восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется». Вместе с тем следует также отметить, что применение смертной казни Временным правительством в 1917 г., помимо снижения его популярности в солдатских массах, будет способствовать все большему антагонизму в российском обществе, подготавливая почву для позднейших эксцессов 1918 г.67
27Керенский А.Ф. Об армии и войне. Пг., 1917. С.9.
28Владимирович Е.А. Ф. Керенский народный министр. Пг., 1917. С. 19.
29Поцелуев Е.Л. Уголовно-правовая практика Временного правительства России в 1917 году // Вестник СПбГУ. Серия Право. 2018. Т.9. Вып. 1.С. 8.
30Сборник приказов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. 27 февраля — 5 мая 1917 г. Пг., 1917. С. 37.
31Агапов В.Л. «Крушение старого государственного и общественного строя»: 1917 год в либеральном зеркале «Вестника Европы» // Новый исторический вестник. 2014. № 39. С. 40.
32Князев Г.А. Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции 1915–1922 гг. // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. 1991. № 2.С. 151.
33Поцелуев Е.Л. Уголовно-правовая практика Временного правительства России в 1917 году // Вестник СПбГУ. Серия Право. 2018. Т.9. Вып. 1.С. 11.
34Кириенко И.И. (1877–1918), член II Государственной думы. Меньшевик. Будет расстрелян колчаковскими властями после декабрьского 1918 г. восстания в Омске. Освобожденный в ходе восстания (сидел в тюрьме как не признавший колчаковский переворот), он самостоятельно вернулся в тюрьму, а позднее, несмотря на это, был расстрелян // Зырянов П.Н. Адмирал Колчак, верховный правитель России. 4-е изд. М., 2012. С. 419. Чекотило А.М. (1886–1968), меньшевик. В 1920–1930-х гг. член Общества каторжан и ссыльнопоселенцев (членский билет № 537), ученый-мерзлотовед.
35Секретный отчет комиссаров XI армии И. Кириенко и А. Чекотило // Белый архив: Сборник материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т.п. / Под редакцией Я.М. Лисового. Вып. 1. Париж, 1926. С. 14.
36Антивоенные выступления на русском фронте в 1917 г. глазами современников (воспоминания, документы, комментарии) / Автор-составитель С.Н. Базанов. М., 2010. С. 131–222.
37Леонидов Б. Октябрь в старой армии (из воспоминаний о Юго-Западном фронте) // Гражданская война: материалы по истории Красной армии. Т.2. М., 1923. С. 131.
38Савинков Б.В. Генерал Корнилов // Былое. 1925. № 3.С. 188.
39Гиацинтов Э.Н. Трагедия русской армии в 1917 г. / Предисловие, подготовка текста и комментарий В.Г. Бортневского // Русское прошлое. 1991. № 1.С. 110.
40Русское слово. 1917. 11 июля.
41Гиацинтов Э.Н. Трагедия русской армии в 1917 г. / Предисловие, подготовка текста и комментарий В.Г. Бортневского // Русское прошлое. 1991. № 1.С. 110–111.
42Речь. 1917. 20 июля. С. 3; Русское слово. 1917. 20, 22 июля.
43Попов К.С. Воспоминания кавказского гренадера. 1914–1920. Белград, 1925. С. 202–203.
44Следует отметить, что А.Ф. Керенский еще за сутки до введения смертной казни проинформировал Корнилова о предстоящем принятии документа. 10 июля 1917 г. Корнилов получил телеграмму Временного правительства о предоставлении ему права «применять какие угодно средства для ликвидации катастрофического прорыва».
45Гиациантов Э. Записки белого офицера. СПб., 1992. С. 124–128, С. 239.
46Там же. С. 239.
47Там же. С. 129.
48Леонидов Б. Октябрь в старой армии (из воспоминаний о Юго-Западном фронте) // Гражданская война: материалы по истории Красной армии. Т.2. М., 1923. С. 133.
49Борьба трудящихся за установление советской власти на Алтае (1917–1920 гг.): Сборник документов / Под ред. Иванова Ф.А. Барнаул, 1957. С. 82.
50Власть народа. 1917. 13 июля.
51Князев Г.А. Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции 1915–1922 гг. // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. 1991. № 2.С. 158.
52Поликарпов В.Д. Военная контрреволюция в России. М., 1990. С. 212–213.
53Войтиков С.С. Армия и власть. Корнилов, Вацетис, Тухачевский. 1905–1937. М.: Центрполиграф, 2016. С. 166.
54Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 129.
55Первый смертный приговор на Западном фронте // Белый архив: Сборник материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т.п. / Под ред. Я.М. Лисового. Вып. 2–3. Париж, 1928. С. 72–76.
56Второй смертный приговор на Юго-Западном фронте // Белый архив: Сборник материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т.п. / Под ред. Я.М. Лисового. Вып. 2–3. Париж, 1928. С. 76.
57Секачев М.И. Курсом на революцию // Октябрь на фронте. Воспоминания. М.: Воениздат, 1967. С. 214–216.
58Станкевич В.Б. Воспоминания. 1914–1919 // В.Б. Станкевич. Воспоминания. 1914–1919. Ломоносов Ю.В. Воспоминания о Мартовской революции 1917 г.М., 1994. С. 102.
59Люэс — устаревшее название сифилиса.
60Второй смертный приговор на Юго-Западном фронте // Белый архив: Сборник материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма, белого движения и т.п. / Под ред. Я.М. Лисового. Вып. 2–3. Париж, 1928. С. 77.
61Там же. С. 78.
62Дроздовский М.Г. Дневник. Берлин, 1923. С. 171–172.
63Столыпин А.А. Записки драгунского офицера. 1917–1920 гг. // Русское прошлое. 1992. Книга 3.С. 25–27.
64Там же. С. 36–41.
65Оськин Д.П. Записки прапорщика. М., 1931. С. 234–235.
66О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей Действующей армии) // Исторический архив. 1957. № 6.С. 48–49.
67Ратьковский И.С. 1917 г. как фактор политики террора // Революция 1917 г. в России: Сборник научных статей. СПб., 1995. С. 141–145.
Место финских расстрелов 1918 г. в истории Гражданской войны в России
Белый террор в понимании участников Гражданской войны с советской стороны — термин достаточно условный, противоречивый, включающий в себя явления, происходящие под различными «вывесками» как собственно Белого движения, так и «мелкобуржуазной демократии». Под белым террором понимались такие явления, как индивидуальный террор и различные контрреволюционные выступления, т.е. любые действия, направленные против советской власти на территории Советской республики, а также территориях, ранее входивших в состав Российской империи, обладающие признаками террора. Белый террор, в соответствии с этой точкой зрения, также включал террор «белофинов», «белочехов», «белополяков», «белоэстонцев», немцев, других представителей иностранных держав, так как их репрессии распространялись на значительные оккупированные ими территории бывшей Российской империи и более поздней Советской России. Такая постановка вопроса не совсем оправданно расширяла понятие белого террора, но соответствовала идее мировой революции, первым этапом которой стал Октябрь. Таким образом, «белый террор» приравнивался к антибольшевистскому и антисоветскому террору. В упрощенном варианте и при сопоставлении с красным террором (также широко трактуемым участниками Гражданской войны уже с другой стороны), в их противостоянии, взаимной причинности, взаимовлиянии рассматривать белый террор как цельное явление представляется допустимым. Тем более допустимым, что и собственно «красного террора» как такового также не существовало в том смысле, как он подается в публикациях времен Гражданской войны.
Как белый террор (террор «белых правительств»), так и красный террор (террор центрального правительства) имеют четкие границы, пространственные и временные. Террор же белый и красный вообще — это более расплывчатые термины, выражающие скорее упрощенное сведение противоборствующих сторон к красным и белым, контрреволюции и революции.
Первые сведения о массовом системном белом терроре следует отнести к марту–июню 1918 г. Отдельные примеры массовых расправ в предыдущий период все же были локальным явлением, не оказавшим решающего, переломного влияния на ход Гражданской войны. Либо сведения о них еще не стали известны советскому руководству (как пример события на Дону), либо эти события происходили в связке с красными репрессиями (январские расстрелы в Киеве). Весной 1918 г. ситуация принципиально изменилась.
Этот период можно охарактеризовать как начало «фронтального» этапа Гражданской войны и, следовательно, как новый виток взаимной ожесточенности как на полях сражений и при реализации власти, так и на страницах периодической печати. При этом формирование образа «белого» террора на страницах советской печати имеет ряд особенностей.
Прежде всего следует отметить кровавое подавление коммунистической революции в Финляндии и освещение его в советской прессе. «Опыт» Финляндии интересен тем, что предшествовал российскому опыту массового террора и был одной из причин ожесточения Гражданской войны в России с обеих сторон.
Сначала рассмотрим, как представлена тема террора в Финляндии в исторической науке, сравнив в дальнейшем эти данные с материалами, опубликованными в периодической печати времен Гражданской войны.
Резюмируя данные о финском терроре, можно констатировать наличие нескольких точек зрения:
1. Цифры советской большевистской печати 1918 г., основанные на свидетельствах финских красных эмигрантов, близки к современным данным левых финских историков. Чаще всего приводились данные о 20 тыс. расстрелянных красных финнах68. Позднее цифра погибших снизилась до 15 тысяч. Интерес представляет в этом отношении оценка численности жертв И. Минца, на тот период наиболее известного советского специалиста по Гражданской войне: «75 тысяч рабочих были брошены в тюрьмы. Тысячи погибли от голода, цинги и других болезней. 15 тысяч было расстреляно по приговорам скорострельных судов. Пленных посылали на принудительные работы в Германию в обмен на минеральное удобрение. Более трех процентов всего населения Финляндии было истреблено»69.
2. Согласно более поздней официальной советской историографии, в Финляндии во время Гражданской войны военные и гражданские потери с обеих сторон составили 25 тыс. человек, а после подавления революции «белофиннами» было расстреляно около 8 тыс. человек, и до 90 тыс. участников революции оказались в тюрьмах70. Таким образом, цифра погибших понизилась еще вдвое. Очевидно, что изменение оценки количества погибших происходило не только в силу уточнения исторических данных, но и в зависимости от отношений советского государства с Финляндией.
3. Современная финская историография в целом фиксирует обоснованность данных советских историков, уточняя их и даже увеличивая. В 2004 г. государственная финская историческая комиссия «Жертвы войны в Финляндии» сообщила, что за период весны-осени по окончании Гражданской войны было казнено почти 10 тыс. человек, в лагерях находилось более 80 тыс. человек (погибло в результате условий и репрессий из них 13 500, т.е. около 15 % заключенных). Это официальная точка зрения. По данным же Тимо Вихавайнена, в ходе белого террора летом 1918 г. в Финляндии 8,3 тыс. человек были казнены, около 12 тыс. умерли в концентрационных лагерях летом 1918 г.71 Эти данные присутствуют и в других современных финских исследованиях. Согласно известному финскому историку Мери Вейо, в Финляндии белыми было казнено 8400 красных пленных, в том числе 364 малолетние девочки. От голода и его последствий в финских концлагерях (уже после завершения Гражданской войны) умерло 12 500 человек72. В более позднем исследовании Марьйо Лиукконен из Лапландского университета приводятся новые подробности казней женщин и детей в одном из крупнейших концлагерей Хеннала. Только женщин там было расстреляно без суда 21873. Ряд финских историков, придерживающихся левых взглядов, указывает и на большее количество погибших: до 20 тыс. расстрелянных и 15 тыс. погибших в лагерях74.
Таким образом, хотя сообщения советской периодики времен Гражданской войны и были выше реальных цифр, но расхождение было не таким уж и большим и принципиальным. Это приводит, в частности, к большему доверию к свидетельствам конкретного воплощения белофинского террора в советской периодике, а также в дневниках и письмах очевидцев событий. Поэтому, с определенной оговоркой, но свидетельства 1918 г. можно воспринимать как достоверные данные.
Сообщения советских газет о трагических событиях в соседней стране сопровождались весной-летом 1918 г. многочисленными примерами белого террора на территории Финляндии. Так, согласно сообщениям советских газет, после занятия Выборга было расстреляно 600 человек (трупы были сложены в двух сараях в три яруса)75. После занятия Котки такая же участь постигла 500 человек, Гельсингфорса — 270 человек, Раумо — 500 человек и т.д.76 Таких случаев было достаточно много. Согласно мемуарам С.А. Черняченко, массовые расстрелы происходили в казармах Або (сейчас Турку). Причем, согласно ему, жертвами были русские женщины и дети77. Расстреляны были и 450 сдавшихся после обороны Варкауса78.
В Таммерфорсе, сразу после его занятия, на вокзале белые финны казнили более 200 русских, включая бывших русских офицеров79. Производились расстрелы офицеров и на улицах города. Согласно записке В.Е. Дихта, участники событий из шведской бригады рассказали ему лично о захвате и расстреле на улицах города нескольких человек в «русских офицерских костюмах»80.
Характеризуя белый террор во время гражданской войны, адвокат Вяйне Хаккила, руководитель юридической консультации для рабочих в Гельсингфорсе, рассказывал: «Людей расстреливали просто за их убеждения, т.е. социал-демократов брали и расстреливали даже там, где никакого восстания не было!». В Борго белогвардейцы в начале гражданской войны арестовали около 200 безоружных рабочих и, требуя, чтобы они сдали оружие, морили их голодом и убивали. В деревне Юранге белогвардейцы расстреляли не только красногвардейцев, но даже двух стариков — ночных сторожей, из которых одному было больше 60 лет, а другому — больше 80. Красногвардейцев же не просто убивали, а истязали. «Одному была прибита ко лбу четырехдюймовыми гвоздями членская книжка рабочего общества. У другого была пробита голова, причем мозги вытекали из головы и лежали возле трупа на снегу. Третьему белые звери выкололи штыком глаза. Пишущий эти строки видел сам эти трупы». Убивали даже раненых красногвардейцев в госпиталях. Таких свидетельств множество81.
Следует отметить, что схожие цифры и примеры террора фигурируют и в материалах белоэмигрантских источников, в том числе находящихся в архиве Гуверовского института (США). В них указывается, что в Выборге финнами было зверски уничтожено свыше 600 русских офицеров82. Наиболее полно эти гуверовские материалы представлены в публикациях известного петербургского историка А.В. Смолина, напечатанных в двух номерах журнала «Труды кафедры истории нового и новейшего времени исторического факультета СПбГУ» за 2011 г.83 В записке В.Е. Дихта не фигурирует точная цифра выборгских расстрелов, но согласно его ссылке на частные рассказы очевидцев, она доходит до 400–600 человек84. Более подробны в этом отношении воспоминания Н. Луниной. Она не только описывает обстоятельства расстрелов задержанных офицеров, в том числе при помощи разрывных гранат, но и указывает на место казни. Упоминает она и сарай с несколькими сотнями трупов.
Схожие данные, с акцентом на жертвы среди офицерства, публиковались в изданиях, напрямую неподконтрольных большевикам. При этом данные петроградские издания ссылались порой как раз на материалы советских органов власти. Так, «Петроградский голос» поместил 15 мая 1918 г. следующее сообщение:
И. К. петроградского совета р. и к.д. доставлены документы о расстрелах финскими белогвардейцами русских граждан в Выборге. По словам Вейсберга, он видел два сарая, в которых было около 300 убитых, по большей части русских офицеров и реалистов, кроме того, были убитые около фридрихсгамской гауптвахты и в Папула — всего в общем не менее 500 человек. Жена убитого подполк. Высоких сказала Вейсбергу, что видела лично, как русских выстроили в одну шеренгу и расстреляли из пулемета. И.А. Нилов сообщает, что на его глазах были расстреляны два реалиста 13 и 14 лет. Много было расстреляно отставных русских офицеров и солдат. По его показанию, вазовский батальон, войдя в Выборг, стал врываться в частные квартиры, где живут русские граждане, и расстреливать их. По слухам, транспорт русских инвалидов, шедший морем к Кронштадту, потоплен «белыми». С приездом английского консула в город Выборг избиение русских прекратилось. Сестра милосердия О. Чистякова заявляет, что во время вступления белой гвардии в Выборг русский врач 1-го выборгского госпиталя был расстрелян в гостинице. При обращении русского персонала Красного Креста с просьбой оказать содействие к их выезду финский главный врач отнесся к этой просьбе враждебно. И только после некоторых переговоров между врачами персонал был выпущен. Дополнительно сообщается о таких же расстрелах русских граждан в районе Териок и Оллилы.
Свидетельства финского террора приводились этой газетой и без ссылок на советские источники85. При этом газетой фиксировались расправы, не внесенные в более поздний архивный список 178 жертв расстрелов. Например, в публикациях упоминался погибший бывший сотрудник «Нового времени» Н.В. Снесарев86.
Ряд официальных материалов 1918 г. и современных данных также подтверждают масштаб репрессий в Выборге и их влияние на общую практику репрессий в Советской России.
Так, цифра в 400 человек жертв террора приводится в официальном обращении 13 мая 1918 г. советского правительства к германскому послу в Москве Вильгельму Мирбаху с просьбой о создании совместной комиссии для расследования убийств русских жителей Финляндии. Текст явно перекликался с ранее опубликованными данными ИК Петросовета. В тексте обращения говорилось:
Здесь происходили массовые расстрелы ни в чем не повинных жителей русского происхождения, совершались чудовищные зверства над мирным русским населением, расстреливались даже 12-летние дети. В одном сарае в Выборге, как передавал свидетель, последний видел 200 трупов, в том числе русских офицеров и учащихся. Жена убитого подполковника Высоких рассказывала свидетелю, что она видела, как уничтожаемые русские были выстроены в одну шеренгу и расстреляны из пулеметов. По словам свидетелей, общее число убитых за два дня доходит до 600 человек. После занятия Выборга белогвардейцами группа арестованных русских подданных, числом около 400 человек, среди которых находились женщины и дети, старики и учащиеся, была приведена к вокзалу; посоветовавшись между собой минут 10, офицеры объявили им, что они приговорены к смертной казни, после чего арестованные были отправлены к Фридрихсгамским воротам на «валы», где их и расстреляли из пулеметов; раненых добивали прикладами и штыками, происходило настоящее истребление русского населения без всякого различия, истреблялись старики, женщины и дети, офицеры, учащиеся и вообще все русские87.
Данная просьба осталась без ответа, хотя в мае 1918 г. в Выборге губернатором Валфридом Сухоненом была создана комиссия для помощи русским семействам, главы которых пострадали во время занятия города. Об этом в начале июня 1918 г. упомянули и советские газеты88.
