Домик няни E-Book

Александр Ильянен

• Herausgeber: Freedom Letters
• Kategorie: Geisteswissenschaft
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 292

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

«Домик няни» — плод десяти лет работы Александра Ильянена в одной из социальных сетей, где писатель обустроил свою творческую мастерскую. Главный герой книги, почти неотличимый от её автора, — вечно юный военный пенсионер, фланёр и сибарит, влюблённый во французскую культуру. Радионяня France Culture воспитывает автора-героя так же, как Арина Родионовна — юного Пушкина. Хронику частного быта и поэтические записки в духе дзуйхицу Ильянен преображает в новый эпос современной жизни, соединяя высокую поэзию «мелочей прелестных и воздушных» с беспощадным социальным сарказмом.

Leseprobe

№ 111

Александр Ильянен

Домик няни

Предисловие Дмитрия Волчека

Freedom LettersПетроград2025

Карманы, полные слов

Вообразите гигантский французский багет, который жадные едоки ломают как бог на душу положит. То же самое несколько десятилетий происходит с бесконечным текстом Александра Ильянена. Поначалу сам автор пытался разделить его на части, потом оставил эти попытки, и за дело принялись издатели. И вот всё, написанное Ильяненом за 35 лет, собрано воедино и обретает новую жизнь в благородном формате собрания сочинений.

Первые части этого текста появились в доинтернетные времена, это были «записки на манжетах», закамуфлированные под романы и повести. Последняя такая повесть, «У нас он офицер» (1999), неистовой скороговоркой распрощалась с XX веком. Формат блога, возникший вместе со следующим столетием, оказался идеальным пристанищем для этих записок. «Пенсия» (2015) и последний том, «Домик няни» (2025), — это коллекции записей из соцсетей, перенесённых на бумагу редакторами. Александр Ильянен некогда поселился во «ВКонтакте» и упрямо пребывает там. «Бросаю всё что пишу в мутные воды вконтакта. Это моё ателье, то есть мастерская, место где работаю и живу». Перед нами электронная записная книжка, «конспекты романов». «Как Гауди-Манилов возводил свои соборы, так я мучительно и медленно строю проект книги, чертёж одной-единственной. За этим медленным пафосом (трудом и терпением) высшая радость. Книга мне мнится собором».

Принципиальное свойство такого текста — спонтанность, и Александр Ильянен не хочет ничего преобразовывать, редактировать и лакировать. Не удивляйтесь, если увидите поздравление («Всех, кого касается, с Рождеством!), незакрытую скобку, лишнюю запятую или испарившийся предлог. Может встретиться абракадабра из латинских букв — там, где автор в спешке позабыл переключить раскладку. Всё существует в настоящем времени, процесс письма коронован, и кто посмеет возразить монарху, который любит «наблюдать отделение текстa от физического тела»?

Единственный сюжет этого романа-багета — судьба автора. В неё, словно на освещенную сцену, вступают персонажи: приятели, помощники, голубчики, хозяйки салонов, пансионеры и гейши. Одни быстро исчезают, другие задерживаются, переходят из одного тома в другой: Ирина Львовна, Хосе, Стелла. Заслужить упоминание легко: «Позвонил в дверь Рома и вновь оказался в романе». Посвященные знают, что Паоло — переводчик русской поэзии Паоло Гальвани, живущий в Болонье, а Лида — поэтесса Лида Юсупова из Торонто; читатель из ближнего круга способен догадаться, кто обозначен инициалами, но для постороннего это останется тайной. «В наших разговорах как в стиральной машине полощутся знакомые имена, некоторые уже как ситец полиняли». Комментарий к текстам Ильянена может быть гигантским, но полезен ли он? Безусловно следует знать лишь одно: Мэтр или Учитель — это поэт Виктор Соснора (1936–2019).

В ЛИТО Сосноры, «сенакль», одну из самых известных литературных студий Ленинграда, молодой поэт Ильянен явился из среды ничуть не богемной. На фотографии, иллюстрирующей первые его книги, запечатлён миловидный эфеб в мундире советской армии. «Словно лицейскую годовщину каждый год я отмечаю 12 мая, день призыва в армию, моя воен. одиссея длилась двадцать один год вместо двух или трёх лет». Это была служба, далёкая от окопных кошмаров. «Героическая профессия защищала меня от опасностей жизни. В нашем служебном кабинете столько же риска как и у музейных смотрительниц». Александр Ильянен занимался синхронным переводом, сопровождал военных из франкоязычных стран и в ранних текстах рассказал всё, что счёл нужным, о своём толмаческом труде и офицерском быте. Упомянул и о том, что однажды сослуживцам попался на глаза номер полуподпольного журнала «Сумерки» с его именем на обложке. «Так в одно утро я был объявлен „писателем“». Вскоре рукопись романа «И финн» оказалась у Романа Виктюка, потом попала в редакцию «Митиного журнала», выходившего от случая к случаю, и публикация растянулась на три года — 1994–97. Затем в издательстве Kolonna Publications вышла книга, которую восторженный рецензент сравнил с «диковинной жемчужиной, цену которой знают лишь некоторые ювелиры». Автор послесловия к роману Дмитрий Кузьмин затеял в ту бесцензурную пору альманах «Риск», посвященный квир-литературе, и «Истуар д’амур» Ильянена с иллюстрациями Рустама Хамдамова стал центральной публикацией первого номера. Посыльный с экземпляром альманаха, прибывший из Москвы в Петербург, «позвонил в дверь и оказался в романе» — так возникла следующая история, названная в честь этого любвеобильного курьера «Ландшафтный архитектор». В ту пору, рассказывает автор, раздался тайный щелчок, ознаменовавший перемену его стиля.

Пришло время оставить службу, наступила эпоха Пенсии: из этого слова на обложке четвёртой книги Ильянена доносится «песня». «Потеряв армию я нашёл себя в письме как иные в капусте. Литература это моя религия, то есть связь с землёй, водой, ветром и огнём, миром живых и мёртвых (фэн-шуй) цветов, птиц и других живых существ, с миром минералов».

В отличие от благоразумных знакомых, выбравших другие берега, Александр Ильянен предпочитает любоваться из окна Невой. Уткина заводь, Весёлый Посёлок, Удельная — по маршрутам дневника-романа автор ходит, как по дорожкам заколдованного царства. «Я счастлив, потому что с детства не был приучен ни к какому занятию. С детства понял я, что праздность мой удел». Прогулки эти бесцельны или же преследуют утилитарную пенсионерскую задачу — вроде путешествия в мастерскую во имя ремонта утюга. Событием может стать чашка чая или стирка. «Утром просыпаюсь и думаю, чем заняться. Люблю, например, гуляя по заснеженным тропкам н. лесопарка, обдумывать, что следует зачеркнуть из написанного утром».

Порой электричка переносит автора из петербургского «замка» на дачу. В былые времена можно было, повинуясь прихоти, добраться до Выборга, на маршрутке пересечь границу и оказаться в Финляндии. Теперь граница на замке, но пространства меньше не стало: Петербург дополняется воображаемыми городами, по его улицам ходят герои книг и фильмов, здание романа достраивается, частицы бытия пролетают мимо, «подобно тунгусским метеоритикам». Рождаются лёгкие увлечения, темы расцветают и истлевают. Автор затевает флирт с каким-нибудь сюжетом, размышляет то об обидах, то о крыжовнике, но вскоре оставляет его навсегда. «Несёт меня как Гекельберри Финна или кого-нибудь ещё на плоту. Мимо берегов жизни, где рождаются и стареют люди разнообразных состояний и достоинств».

День военного пенсионера наполнен пейзажами, вывесками, мимолетными встречами, «цукатами цитат». Главный труд — созерцание, а для «созерцания нужна сосредоточенность». Главный собеседник — радиостанция France Culture, именно она и есть «Домик няни» — отражение домика Арины Родионовны в Суйде. «Как объяснить мою привязанность к Франции? В какой-то мере я французский писатель». Критики предполагали, что Ильянен пишет по-французски и лишь затем переводит себя на русский, «постигая на свой лад российские просторы, диковинный быт и нравы их обитателей». И Ильянен подтверждает: «для меня процесс письма это феномен перевода».

Несмотря на то, что одним из его воображаемых собеседников был маркиз де Кюстин, автор безжалостной книги о России, Александр Ильянен испытывает ненаигранное презрение к политике и вообще ко всему социальному. «Ведь я пофигист, и основа моего идиостиля легкомыслие». Жизнь общества скучна, но сколь же увлекательна жизнь букв! «Письмо для меня это прежде всего само письмо». Одно из развлечений автора — вытаскивать слова из кармана и придумывать аббревиатуры, вроде ЧТС: «человек такая скотина». Иронию вызывает у него знакомый, который «шёл в ногу со своим временем и уже поэтому безнадёжно отставал». Добавим к этому замечание проницательного рецензента: «Ильянен следует заповеди Артюра Рембо „быть абсолютно современным“, не делая для этого ровным счетом ничего». 

«Однажды Никита спросил у меня чем я занимаюсь, то есть, какая у меня профессия, я смутился, не зная, что ответить. Какая у меня профессия? я живу. Жить моя профессия».

Дмитрий Волчек

Домик няни

следует или не следует как это делаю я, то есть описывать одно и тоже, кружить вокруг да около, но таков мой организм. Место, где я живу, у Уткиной заводи, напротив речного вокзала (кот. кстати разрушили, когда Коля гостил у меня в прошлом году) это оазис Невской промзоны на Правом берегу Невы. Аркадий был восхищён, Хосе тоже («как во Франкфурте»!). Люди не надменные, наделённые поэтическим или философским складом ценят место. Я полюбил «как вечность болот», от терпения, из мазохизма. Меня всегда тянуло уехать назад, на Фонтанку, Рубинштейна (город, который мы потеряли). Теперь, должен признаться, уже не тянет туда. Формула Аркадия «мне плохо везде» помогает. Потому что за «плохо» как за облаками читайте «хорошо»

на Смоленское кладбище меня позвала Галина, чтобы помянуть мужа. Собрались друзья Александра Миронова — Михаил и Владимир, поэт Сергей Стратановский. Закат выдался очень красивым, как однажды в Париже, когда гулял по кладбищу Пер Ляшез в феврале. Буквально напротив могилка Василия Филиппова. С надписью Поэт Василий Филиппов. Когда нужно было выбирать из двух: водку или кагор, я сначала захотел кагор, но увидев, что Сергей Георгиевич собрался тоже пить кагор, стал пить водку и не пожалел. Она согрела меня и по слову псалмопевца внутренности растворились словно воск

задумал вещицу под условн. названием Мимоза и баобаб. Во время «водочного бунта» на Смоленском кладбище Галине пришло в голову задать дзен-православн. вопрос. Обращаясь к собеседникам могил, она спросила «какое духовное тело каждый из вас растит»? После протестов и недоумения перед таким вопросом пришлось всё равно отвечать. (Кто сказал мимоза, кто сосна, а мой сосед баобаб.

невыносимо прекрасная картина и музыка: демоны белой горячки, ленинградской контркультуры, Кривулин, Курляндская улица, телевизоры завода Козицкого, нарышкинское барокко, св. безумие. Св. звери и св. цветы, Сайгон, священное животное Бобёр, под мостом Смоленки. Пригов словно сошедший с коптской иконы, когда, наконец, разъезжались пьяные и блаженные по домам

поздн. русский постмодерн это когда зависает компьютер и ты в досаде, что удалось послушать лишь кусочек из «Макс Вебер. Экономика и эротизм», выключаешь компьютер, идёшь на кухню пить кофе и, пока мелешь на мельнице зёрна, обдумываешь вещицу Мимоза и баобаб и заодно додумываешь экономику и эротизм

то, о чём только могли мечтать большевики, сбылось: я купил стиральную машину. Осталось: подключить и воспеть её

триптих «стиральная машина» (la machine a laver). 1 partie

позвонил шофёр, сказал, что едут с грузчиком.

забегая вперёд: Один из них будет похож на «парня мнущего глину на задворках». Стал убираться в доме, освободил проход для машины, рассовал скарб по углам. В разгар работ позвонила Г. М., это была возможность присесть в кресло, перевести дух. Она сказала «у меня нет машины». Я ответил «вы человек высокой жизни». Машины это животные нашего времени. Они состоят как и мы из воды и железа. Они делают нас более человечными и приземлёнными. (эскиз ко второй части «стиральной машины»)

«строителей её благодарю»

а я eё дарителей. за «дарителями» я скрыл дарителя, зная его скромность.

он лежал как кроткая, девушка выбросившаяся из окна в рассказе Достоевского (фильм Брессона Un femme douce). выброшенный мной в порыве безумия или куража. Добрый Саша Казанцев сбегал за ним. Он не разбился, а только как Эдик стал инвалидом. Дома он постепенно ожил и долго ещё жил на старой батарее, его лицо украшали шрамы

мой первый мобильник

Misere et splendeur de la traduction

«очей очарование» вчерашний вечер на Петроградской стороне

вчерашний вечер не только вылечил меня от мартовской хандры и сплина, но и сделал немного больным от счастья и выпитого кр. вина с Сашей С.

Louis-Ferdinand Celine D’un chateau l’autre

со Стеллой переписывались о воде и стиральной машине. Потом о князе и Кате в Таиланде. «Он с Катей?» спросила Стелла. Я ответил, что Катя подвигла Никиту на Таиланд. — Значит, он живёт с женщинами. Он нормальный? я был в шоке. но через секунду меня озарило: Нет! не он живёт с женщинами. А они с ним!

Гюисманс A rebours (наоборот)

Стелла пошла смывать в ванную индийские травы, а я пойду прогуляюсь вдоль реки, потом буду звонить Илье и умолять подключить ст. машину

Фёдор Иванович Тютчев прочитал про «мысли бедного человека» и велел замазать белой краской

спускался к Неве, дошёл почти до моста, до места, где ещё лежит снег, смотрел на льдины и слушал их шум и шорох, иногда шипение, бульканье воды, когда они тёрлись боками друг о друга

музыка льдин: традиция и новации

смотрел на льдины, тающий снег за окном, слушал о чёрной музыке (musiques noires), вспомнил, что телефон Ильи был записан на жёлтом листе, на кот. была наклеена фотография виллы, построенной Корбюзье и которую я в припадке уборки выбросил

витраж «стиральная машина» (белое на белом)

пока не завис компьютер слушал о непереводимом в философии

мылом «клубника со сливками», пока Илья не подключил машину, стирал белую футболку с розовой эйф. башней, кот. Ира привезла из Парижа

«пока есть время, милая, пока Париж не сожжён, не разрушен» (Назым Хикмет)

в армии стирать робы нас водили на Южный Буг (когда в Николаеве отключали воду)

смешное, но незабываемое (витраж)

гулял вдоль красивой воды

55 оттенков серого воды и неба от голубиного или парадной шинели до свинцового с пепельным

витраж «вчерашняя прогулка вдоль Невы и в ней неба»

проснулся в хорошем настроении. Выпил кофе с белым мятным пряником. Послушал песнопения сенегальского монастыря (кёр де Мусса) и стал слушать Сергея Параджанова, замочил часть белья, кот. осталась от вчерашнего эвереста

«я поражённый Лениным, его артистизмом»

я поражённый Параджановым

гладить корешки книг

с Зоей гуляли по солнечным и теневым сторонам улиц

«сестра моя жизнь» Pasternak Ma soeur la vie Верлен

весенним голосом Изабель Юппер читала Юлию Кристеву. Из её книги «Тереза, моя любовь»

весна: Тереза, Юлия, Изабель

с Борисом Дышленко дошли в разговоре до сцены с рубашками в романе «Гэтсби великолепный»

цветы нетерпения на фарфоровом чайнике

Роман Рома

вчера видел мать-и-мачеху. из окна электрички

«сказал, что видел карася / и с ним большую карасиху»

небо касалось зелени елей и земли в конце дороги

Илья подключил машину и она сначала пела тихо, урчала, потом стала бешено вращаться, а в конце ревела как зверь из стихотворения Пушкина.

ода на подключение стиральной машины

«я не увижу» Старшего сына в маленьком театре на Восстания, куда меня звала адмиральша, потому что пошёл смотреть Франкенштейна с Диной. Перед киноспектаклем Дина водила меня в «Абрикосов», а после на ночном Невском встретили Сашу Скидана с датчанами и Д. Голынко

снова Гольциус и пеликанья компания

сцена из жизни богемы. Каурисмяки

в мастерской у Иры Дудиной отвальная. По случаю отъезда её и Лены К в Париж. Я попросил передать привет Татьяне Горичевой («Святые животные», Молчание Зверей). Ира сказала, ага, передам. Пили красное и белое принесённое Мишей в жёлтом портфеле вино. На торце шкафа в одной из комнат портрет афонского старца, это Вспышкин, с которым Ира дружила. Мастерская находится у самого синего неба, откуда видны шпили, кyпола и колокольни

ключевое слово имя актрисы «Иоланда Моро» (фильмы «Северное море», «Серафина»), записанное Леной на шпаргалке

«Господь сделал трудное ненужным, а ненужное тяжёлым» Гр. Сковорода

«думали — нищие мы» А. А.

А как стали считать штаны, в основном, джинсы, и военные бриджи для езды на велосипеде, то насчитали (…) штук.

Весь вчерашний день машина капризничала, но к вечеру, когда я вернулся с прогулки с Рабфаковских, где успел пожаловаться на неё, она вдруг заработала и постирала джинсы. Сегодня погладил и решил кое-где поставить заплатки и обновить фриковскую летнюю коллекцию

Лев Толстой, утро помещика

Thomas Bernhard Le neveu de Wittgenstein

актриса Анни Мерсье читала отрывок из Маргарит Дюрас Ecrire (в конце Бьорк спела I’m so quiet

по Неве проплыл теплоходик Москва

Радио рассказало о Бергмане (Les Fraises sauvages, Земляничная поляна.

Апрель это почти всегда грусть, Бергман, фотография Ромы из военного билета со штампом «не годен», записи в трудовой книжке

когда Илья заканчивал подключать машину, позвонил в дверь Рома и вновь оказался в романе

афте Таиланд пати у Никиты и Кати. (

Никита на турнике

как книга «Красное и чёрное» Пётр сидел между Юрой и Лидой

вариант: между Лидой и Юрой

Катя приготовила вкусные блины с грибами и творогом. И села за вязанье

посттаиландская идиллия

я оказался неожиданно в посттаиландской атмосфере. Наконец поверишь в то, что счастье созидается, готовится, вышивается, подвешивается на турнике

«а счастья и не надо было» А. Б.

чёрный зодиак с белыми фигурами и иероглифами в уборной

Катя попросила отнести белые тарелки с синими кружочками. Я с радостью как в детстве согласился ей помочь

от избытка сердца у меня опять распечатались уста

розовый постапокалипсис нау.

Юра так описал мне запахи трав, что не умею повторить

между тем, Лена и Ира в параллельном мире чрева Парижа

ехали вниз в тесном лифте втроём.

самое лучшее в Таиланде это не слоны, не экзотические фрукты, а возвращение

нас провожали и вышли покурить Юра с Никитой. Катя осталась на женской половине

удивительная прогулка по апрельскому воздуху (только Юра может описать его пьянящий состав). Дошёл до угла Невского как по нотам. Там меня ждала Галя М. Мы пошли с ней на встречу с Наташей и Гришей. По пути зашли в Штолле. В это время за окном разыгралась метель. В Штолле было пустынно и хорошо. Галя показала мне книгу, которую несла дарить Грише. Рисунки детей больных ш. Мне она подарила для лингводидактики на фр. языке. Фабьен Руссо. Ле рандеву д’амур

от лёгкой жизни или Таиланда я опять сошёл с ума

Таиланд (равно как и бывш. Британский Гондурас) или «Россия, которую мы потеряли» это не уэльбековщина, а жаркая Сибирь нашего воображения

когда уходил из кафе или бара Bureau (как в довоенной Румынии носят французские вывески наши кафе и лофты) встретил героя моей офицерской юности Африку-Бугаева. «Уже началось?», спросил он. я ответил, астма не позволяет остаться. «Даже не поговорили», сказал он, стремительно направляясь в накуренную комнату, а я с радостью выходя на свежий воздух Миллионной

жду Александра, фельдъегеря, бывшего постояльца госпожи, который хочет снимать комнату в моём пансионе (без уроков французского. Но с видом на Неву).

у него блестящие рекомендации как у героя новеллы Мопассана. К тому же, поговаривают, он — брат…

роман «брат…»

однажды с лейтенантом Пасявиным мы смотрели Ассу в Симферополе

Достоевский, дневник писателя

в современном писательстве львиную часть или долю оставляет уже не само письмо, а различные невербальные практики (

Анна Ахматова, тайны ремесла

выпил чёрного и вспомнил чёрное с серебряным

Rien n’est plus beau que les fastes d’eglise, произнёс я в кафе Еэсти, куда мы зашли погреться и выпить после Смоленского кладбища, от нищих исходил едва переносимый дух блаженства. Паоло заставил переводить для Серсе эту фразу Аполлинера

прекрасное как Северное море Смоленское кладбище и мои спутники. Вспомнились

три сестры после переезда в Москву вдруг понимают, что не туда стремились. У одной из сестёр, у той, у которой ум обострился из-за несчастий, случается понимание того, что в стремлении уже заключено «счастье» етс. Но уже поезд ушёл. И надо делать вид, что жизнь удалась. Сестёр должны в этой пьесе играть братья как в «Служанках»

Александр приехал однажды пожить в наш город, как Сартр в Брест, отдохнуть между двух командировок

фантазии о переездах

меня всегда интересовал момент неожиданного понимания. Озарения. Которое высмеял в лубочных картинках Рембо

«горьким смехом моим посмеюсь», Гоголь

Катя и Никита похожи на брата с сестрой. Книга «социальная психология» лежит на стуле

«и назови лесного зверя братом» Анна Ахматова

У Кати ещё два брата с именем Никита

вчера с Сашей долго пили чай. Обсуждали условия жизни в моём пансионе. Он заплатил за апрель Наташе, своей нынешней хозяйке. Саша уволился из магазина и временно работает на киностудии, помогает чинить машины. Он любитель театра и книг. Очень любит книги про море, потому что хотел стать моряком. Вчера рассказывал про Соболева. Удивительно, что это взволновало мой далеко не нежный ум. Потом я провожал его до моста. Неожиданно разыгралась снежная буря. Посыпал снег крупными хлопьями, а до этого было очень красивое небо (как в Толедо).

по мотивам Ж.-П. Сартра le Sursis

два брата, 2 самолёта

по вечерам слушаю то протестантскую проповедь в записи, то передачу о Бергмане. Вчера сильно утешил рассказ о Персоне и Часе волка (Persona, l’heure du Loup). Прозвучала такая мысль: художник любит свою жизнь в искусстве больше всего, даже больше искусства

в основе дзуйхицу лежит идиотизм, с элементами экивоков, спонтанности. Если вам не хватает идиотизма, то помогут зависания компьютера

в уме людей много унылого однообразия, несмотря на иерархию умств. способностей из-за потребностей социума, зато в идиотизме целая палитра, море возможностей chacun a son fou (каждый по-своему сходит с ума)

Елена и Ира. Последние дни в Париже.

роман «Две сестры, один Париж»

Кофейная кантата Баха вдруг вспомнилась. И подумалось, что это проповедь кофе, который продавался в аптеках Амстердама. Кстати, падению Наполеона способствовала континентальная блокада, из-за которой жители Европы не могли покупать доз кофе

выпил кофе и пишу как Розанов на клочках электронной бумаги

сегодня Чехов купил бы домик в Таиланде (или в Британском Гондурасе? и жил бы там с сестрой и писал «Таиланд это Сибирь со слонами»

Массне, романс сомнения

Протестантская этика и капитализм, Капитализм и шизофрения

Ф. Абрамов, братья и сёстры

одержимость сценографией свойственна Саше как Бергману (obsession de la mise en scene)

вчера он изображал императора Павла. Или: неожиданно вскочил и закричал, изображая персонажа из фильма «Щит и меч») и тут же изобразил бесподобно Гитлера,

поразительно, что он любит театр олдскул, а сам в жизни воплощает идеи театра жестокости и местами театра буто

если бы Ира Дудина спросила меня «какая твоя любимая передача?», я сказал бы: Je deballe ma bibliotheque, где актёры читают отрывки из любимых книг

замечательны французская речь и шведская (язык оригинала)

Декарт в гостях у королевы Кристины или маршал Бернадотт на шведском троне (братья и сестры)

les scenes de la vie conjugale. Сцены из семейной жизни

«и какая-то мама другая над телом нависнет» (Пётр Разумов)

Получил письмо от Валери́. Прекрасное

…(сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю)

Старый дом глянет в сердце моё»

Александр Блок

Вы забросили меня на одну из ваших пустующих лун (из частн. переписки)

радио рассказало о картине Танец жизни Мунка. Так получилось, что пришлось слушать рассказ в записи, между зависаниями и звонками (Гали М., госпожи Б) и приходом Ромы

на Благовещенье ездил за город, через Царское Село (г. Пушкин). Вокруг пели выпущенные на волю птицы и мне захотелось отпустить мою птицу

накануне Благовещенья слушал про Идиота.

усталый и словно серебро немного потускневший, местами почерневший голос Андре Маркóвича (переводчика Достоевского)

когда выходил из Преображенского собора (шёл в гости к Тане Рауш и Диме) на створках чугунных ворот прочитал «За турецкую войну», «за турецкую войну»

увидел у отца Сергия и захотелось сравнить перевод Благовещенья Рильке Куприянова с оригиналом, но пока лень идти в соседнюю комнату за книгой

увидел, захотел, сравнить. Лень

начал слушать про Братьев Карамазовых, но компьютер завис

зависимость от зависаний

с ягнёнком мальчик.

Карточка Иpы Дудиной

читал в дороге Рильке. Он самый немецкий и самый русский как Санкт-Петербург

Rilke Werke

с Паоло переписывались о Сергее Георгиевиче Стратановском. Паоло пишет, что ему чужды религиозные мотивы. Я отвечаю, что мне близки такие слова его поэзии: «овощебаба» и «жаль. Сказал русский князь»

тайна переписки

chouettes alouettes mouettes

видел в весенней воде птиц, утром, голубей, ворону, много чаек, трёх уток, которые полетели в сторону Уткиной заводи. Я подумал, разве такое бывает? утки над Уткиной заводью. Голуби только касались воды красными лапками и улетали. У лавры в реке Монастырке, в золотой воде утки и чайки. В эрмитаже много детей. И Гёльдерлин за синей оградой как птица-ребёнок

Я вышел из зала (белый музыкальный зал. Огромные музы с муз. инструментами под потолком. У одной из муз коричневая голова от протечки потолка. Серебряная гробница, которая меня всегда утешала, взята на реставрацию. Остались ангелы из серебра, доспехи, апрель за окном

(начало поэмы)

неожиданно для себя

я как в русских сказках повернул не направо и не налево, а по лестнице стал спускаться вниз. тревожная музыка сомнений и предубеждений стала сопровождать мой спуск. Куда? зачем? «Древности Сибири, Кавказа и Поволжья» (там выставлялись когда-то Мэпплторп, Магритт. И куда не водят экскурсии, и по своей воле никто не ходит (это не бриллиантовые кладовые с золотом скифов, которое любят домохозяйки)

(a suivre)

профессия: прогулки и разговоры

Замечательно! радио рассказало о «записках из подполья» (в перерывах сочинения вещицы «Мой чёрный человек совсем не чёрный»

не терпится уже рассказать о мумии алтайского вождя в витрине чёрной комнаты

cовсем не зловещей, а лишь немного странной из-за освещения. В ней были кроме меня и мумии ещё трое молодых людей. То есть сначала двое, а потом, когда те перешли в соседний зал, вошёл третий и бегло взглянув на колесницу, сруб, ковры из войлока и шерсти и конскую упряжь, остановился у коричневого человека цвета красного дерева). Татуировки, поясняется, не видны невооружённым взглядом из-за потемнения кожи, но при рентгене хорошо видны, то ли рысь то ли барс на плече. (Рисунок.) Я стоял чуть поодаль у ковра и смотрел на смотрящего на лежащую мумию. Издали они оба были красивы. Один стоял спиной, другой лежал закинув назад голову, вытянув ноги с грацией или гордостью.

У зеркала в коридоре полудремала служительница

мой чёрный человек просветлел и стал цвета лиственницы

Tanger danger (из учебника фр. языка для Зои)

увлечение: сочинять учебники

после кафе Танжер на Рубинштейна я пошёл гулять в сторону дома. По дороге, уже на Старо-Невском, захотелось взглянуть на доску Марку Шагалу на Конной ул., свернул на Бакунина, но по Конной уже расхотелось идти (в след. раз, сказал себе), потому что увидел золотые купола восстановленного храма у вокзала, который давно хотел увидеть, повернул на улицу, где авторское кафе Клумба, мимо которого тоже очень хотелось пройти и пошёл в стороны золотых куполов, по Харьковской, до Миргородской. Очень понравилось в новом храме. наше новое сказочное православие. Новый нижний храм без иконостаса как в Кёльне. в верхнем был поражён новыми иконами, которые уже видел в сети, но думал они авторские как мои учебники. Похожие на коптские. Палех и Хохлому. Замечательные, но ещё не намоленные. В храме был молокозавод. Теперь в нём исполняют духовную музыку. Сегодня Гречанинов

почитав о камне александрит поехал гулять в Коломну. Но сейчас нет сил описать всю прогулку вчерашнего дня, понадобилось бы два десятилетия как автору романа «Улисс»

и всё же несколько узелков, чтобы потом, возможно вспомнить детали. Я проехал на трамвае от Сенной до пл. Репина. Стал искать дом отца В. И залюбовался сквером, где была церковь. Оно прекрасное, это место. Объём воздуха в котором угадывается новая церковь. Пожалуй даже этот воздух и люди на скамейке, или пересекающие сквер, уже и есть новая церковь

«послезавтра — Вербное воскресенье. В каждом доме должны висеть оливковые веточки, которые священник раздает в церкви (а наш кот любит эти веточки есть)» (Паоло Гальвани)

«Hello Sacha! Chouette, tu ne m’en veux pas de mon si long silence»

«Саша привет! Здорово, что ты на меня не обижаешься за то, что долго не писала» (из письма Валери)

позвонил в момент, когда я читал о камне а., отец Виктор Ба́гров и стал рассказывать о своей жизни. Мне вдруг нестерпимо захотелось побывать на месте. В Коломне. Я попросил его позвать меня туда сейчас же. На чашку чая. Он стал отнекиваться, мол, не прибрано, комната мала. Употребляя простонародные слова и выражения. Спросил, как будет по-фр. бордель. Я сказал, так и будет. Он ещё добавил, что друг перебил ему нос. Матрас залит водой, чаем и шоколадом. Это лишь усилило мой интерес. Захотелось срочно сравнить воображаемое с прекрасной действительностью. Я перестал слушать и готов уже был положить трубку, как отец сказал «ну приезжайте». Дом такой-то (без кв.). И я поехал на поиски отца в далёкую Коломну (

мне очень нравится трамвай, который ходит от Сенной до пл. Репина

«простим угрюмство. Разве это сокрытый двигатель его? он весь дитя добра и света. Он весь свободы торжество» Александр Блок

простим веселье. Ведь он весь соткан из светлой грусти, любит дождь и как гот прогулки по кладбищу

на Ване была синяя рубашка с мелкими белыми цветочками

я пока пропускаю эпизод про поиски дома 118 по Садовой, где

философ Нина Савченкова Юру спрашивает, чем он занимается, Юра не знает, но знает как будет по-японски «цветы зла», он произносит их быстро. Хочется попросить повторить ещё раз, так красиво звучат «цветы зла» по-японски произносимые Юрой

у Лены Долгих ажурные чулки с татуировками и красное пальто

Нина попросила положить на заднее сиденье, где мы с Юрой сидели, книги, они мешали вести машину, путались под ногами. Помню венгерскую фамилию и Мелани Кляйн. Когда я произнес венгерское имя, читая названия книг, словно детей их держа на коленях, Нина сказала, что сексуальный акт, по мнению автора, несёт в себе не только отвращение, но и наслаждение,

plaisir and aversion

помню цветы на подоконниках и разговор с Никитой С. Он спросил у меня как дела, я как Юра ответил, не знаю. Он рассказал, что уволился с шахты. Надоело носить промасленную робу, работает в театре. В Михайловском?, спросил я, он ответил, в Александринском. Живёт у Таврического сада. Я сказал, что мама катала меня там в коляске. Он пригласил меня в гости. Я ответил, с большим удовольствием

какая-то тоска заставила меня пойти в Исакиевский собор

в Исакиевском соборе стало неожиданно хорошо. Я даже примирился с профессорской живописью. Послушал пение. Подивился на людей. Посмотрел на украшения из янтаря. Дошёл до середины, встал под купол и осторожно, боясь упасть от головокружения, повернулся вокруг собственной оси, имитируя маятник Фуко

в соборе я спросил время, до Ваниного фестиваля оставался час, я решил повторить перформанс Марины Абрамович, только вместо Китайской стены мне предстояло пройти всю Галерную улицу.

прошёл мимо св. Синода и Конст. суда (бывш. Сената, где в гос. архиве работал милиционером писатель Слава Овсянников. Это имя неожиданно вспомнится в кулуарах фестиваля),

зашёл под арку Галерной улицы словно Улай или Мария Абрамович взошли на Китайскую стену и посмотрели вниз,

какие мысли мне приходили в голову пока я шёл до пл. Труда (это разрыв Галерной), можно сказать «никто не узнает», а можно ответить так: встречались вывески, люди и вызывали разные ассоциации, даже дома, в которых приходилось когда-то бывать (Санкт-Петербург опера), в середине я решил сделать привал и выпить чаю. Стал искать место. После поисков меня осенило устроить маленький перформанс, посвященный К. М., которого мы с Колей видели, выходя с Новой Голландии. Он сидел как на картине Крамского наш спаситель на камне и ел блин и пил чай, купленный в «Теремке» на остановке

я купил зелёный чай, вспомнил об отце Викторе, который тоже работал в «Теремке», вокруг «Теремка» не увидел мест, где можно было бы сесть: на камне, где сидел летом поэт, в апреле в наших палестинах сидеть холодно, увидел скамейку на остановке троллейбуса. Троллейбус стоял и рядом с открытой дверью стояли кондуктор, водитель и стажёр, курили, я сел напротив и стал слушать их разговор, рядом заметил разбитое стекло и отсел чуть подальше, из суеверного страха, с некоторой досадой подумав, какой суеверный, когда водители зашли в кабину, я решил тоже уйти с чаем, допить стоя у теремка, подумав при этом, что если придёт очередной троллейбус и из него кто-нибудь выйдет, будет стыдно, но ладно

действительно, из очередного троллейбуса вышли поэты Никита С. с С., они прошли мимо, не заметив, слава Б., подумалось мне, и тут же увидел Ивана А., его я окликнул, он приветливо поздоровался, я сказал ему, можете идти, а можете подождать меня, пока я доем и допью, он из вежливости согласился, я стал рассказывать ему о салоне Кати Венцль, который находился в соседнем доме, чтобы как-то развлечь его, таким образом Иван А. оказался невольным участником моего перформанса и остальную часть пути по Галерной мы прошли вместе с ним

на проходной Смольного института сидели Ваня и девушка, только без веточек верб

мы с Иваном оказались в объятьях Вани, словно Улай и Марина Абрамович обнялись и встретились на середине стены,

неизжитую нежность изливаем на цветы, растения, одежду, книги за неимением домашних животных

роман «юрин свитер»

для дзуйхицу также характерно некоторое нетерпение, желание забежать вперёд

опуская интересные объятия, робкие взгляды, нервное рукопожатие, поцелуи и фатические разговоры в кулуарах Смольного, очень хочется уже оказаться на заднем сиденье машины Нины Савченковой (впереди в кр. пальто Лена Долгих и книги в ногах) с Юрой

если бы Ира Дудина спросила, как было? — сначала сказал бы: было ужасно и прекрасно как Невский проспект. Но сегодня, сказал бы просто: было отвратительно, но испытал огромное наслаждение

заметив на моём мизинце камень, госпожа спросит, откуда у Вас камень. Я отвечу, получил в подарок за уроки в кафе Танжер на Рубинштейна

на госпоже Б была чёрная футболка с вышитыми на груди лиловыми розами, кинжалом и надписью по-английски «Любить до смерти», как будто татуировка у заключённых Жана Жене

voda byla kak zhivoe zerkalo

отец Виктор Ба́гров и госпожа Б похожая на монахиню Дидро.

«отцы пустынники и жёны непорочны»

как камень а. блестит Нева

возвращался из салона бдсм на трамвае, но не до Сенной, а на 16 номере доехал до Лиговки. Проезжал через Фонтанку, по Марата мимо дома Маруси К. и мастерской Иры Дудиной (за красным домом мелькнула шахта лифта с открытым на последнем этаже окном, откуда гости любуются городом и небом),

la bas on dit il est de longs combats sanglants

Verlaine

в воскресенье в Пушкине попал под сильный дождь, перешедший в град. На Казанское кладбище меня довёз на «форде» В. Б. Есть места живописные, а есть такие, где звучит музыка. Там звучала! В прекрасном настроении я возвращался в город и был застигнут ливнем. Настоящая пушкинская метель только в виде дождя и града. На след. день рассказывал о поездке госпоже. Про могилу писателя-фантаста Беляева (человек-амфибия, голова профессора Доуэля). Госпожу взволновал рассказ о писателе. Вечером я прочитал о его удивительной жизни и смерти в Пушкине. Ни я ни госпожа не знали, что он умер в П. А потом послушал как детскую сказку рассказ по радио о «преступлении и наказании» (музыка Чайковского, Моцарта, песня в исп. Марины Влади, голоса из французских фильмов, такие чужие)…

однажды зимой из огненной воды вышли госпожа БарахтинА и отец Виктор Ба́гров

вчера поехал гулять и Rilke Werke остались дома.

во время прогулки шёл вдоль реки, ехал на трамвае по Левому берегу, проезжая книжн. рынок «Крупу», улицу Ольги Берггольц, по Елизаровской дошёл до одноимённой станции, проехал одну остановку до пл. А. Невского, гулял по Лавре, потом пришла мысль посетить грузинскую церковь на Старорусской улице (…) a suivre

два парня в «пятёрочке» с собачками на руках у отдела «выпечка»

сцены, которые смешат и трогают. Сэй-Сёнагон

увлечение: наблюдать отделениe текстa от физического тела aвторa

la centrifugeuse

вспомнилась книга Валеры Земских «Страстная неделя»

после уборки пансиона поехал гулять в сторону Таврического сада с намерением посетить молитвенный дом старообрядцев поморского согласия. Видел музей Суворова любимый с детства, видел в весеннем воздухе расцветающих людей, белую фигурку Есенина в парке закрытом на просушку, башню Вячеслава Иванова, здание госпиталя вдали, слышал пение птиц в Таврическом саду, чешское консульство, дом поэта Кушнера, подумал, какой огромный дом как в Москве, церковь поморская красивая была закрыта, она научилась «таиться и молчать», вот вершина красноречия («многоглаголание уму не научает»), от названий улиц стало тепло: Тверская, Калужская. На обратном пути зашёл в «колобок» на углу Чайковского у Чернышевской, выпил стаканчик клюкв. морса и съел пирожок с рисом, сел на проходивший мимо 15 троллейбус, вышел на Литейном, пошёл в Преображенский собор. Там на Крестном ходе встретил Тимофея, его друга на самокате, Таню Рауш. Она пригласила зайти в дом на чашку чая. Очень тепло и душевно поговорили. Уже спускаясь в метро вспомнил, что Питер Брук поставил «модерато кантабиле».

любовь и любопытство

«и умной, смею надеяться» (из частн. переписки)

странно, так любить странности

в детстве я любил музей истории религии и атеизма, а не военно-морской музей

К. Гоцци, ненужные воспоминания

«трель у гибнущего в стратосферах старовера» (Дмитрий Самсанков)

с Галиной гуляли вокруг Таврического сада (не по саду, потому что он закрыт на просушку). На ней была португальская юбка, оранжевый жакет и чёрные черевички как на танцовщице с картины Гойи

в понедельник приходил Саша проситься в пансион.

Я пытался отговорить его снимать комнату в моём благородном пансионе. Под предлогом того, что мне для дум нужен досуг

выспался и приснилось море

Тихо запер я двери И один без гостей Пью за здравие Мэри

(Мэри это И. С.)

вдруг как б. захотелось сшить синих с белыми цветами рубашек. Положил в рюкзачок два отреза ситца, которые висели всю зиму и весь великий пост в роли занавесок и даже веселили меня. И пошёл на Народную в ателье заказывать летние рубашки. Думая как я буду объяснять мастеру, какие рубашки мне хочется. Стильные, навыпуск. Вот примерно такие как эта (для примера надел любимую, но немного тесноватую). Поднялся в ателье и увидел «заказ женской одежды». Вышла из пошивочной женщина. Я виновато улыбнулся, мол прочёл уже про женскую одежду. И всё же спросил «а мужские рубашки не шьёте». Она сказала, нет мастеров, это сложно. Купите в магазине. Я поблагодарил её за совет и ушёл, полный дум о сложности, простоте, желаниях, и даже пожалел, что не взял телефон модельера, кот. была на отвальной у Иры и на мой вопрос «не шьёт ли она мужские рубашки» ответила «всё шьём»

роман «всё шьём»

дозатор

Саша Семечко

новые страны люди слова, но уже как будто вчерашний день.

И «без вины виноватые» собиратели бутылок или продавцы грибов, ягод и тыкв у метро

Д продолжается: с Галей в одежде Коломбины и Арлекина мы гуляем по Потёмкинской улице (обошли весь Таврический сад, закрытый словно рай на просушку)

в наших разговорах как в стиральной машине полощутся знакомые имена, некоторые уже как ситец полиняли. От некоторых приятный запах свежести

увлечение: стирать и гладить имена

«как этот блеск меня тревожит» Ф. Тютчев

слушал про Португалию, разговаривал с Галей, сидя в кресле и жмурясь от солнца (сквозь розовую занавеску), пил чай, выходил гулять вдоль реки по бетонной полосе, думал, вот блеск воды coвсем не тревожит меня,

проспал оперу «Утро это молодость дня»

конец котельной, сказал Виктор Ба́гров

была в гостяx Люба, на след. день ни свет ни заря приехал Виктор Багров

Гости и люди

у Никиты на Кирочной до гостей и людей.

с бутылкой пива как на картине Сомова спит отец Виктор (с девичьей или детской застенчивостью источая запах апрельской прели

когда мы шли и разговаривали с Любой над нами кружили чайки. Я проводил её до рыбачьей будки, сказав «провожу тебя до синей будки», а Люба утверждает, что сказал провожу до зелёной.

как в кино чайки, оговорки

когда мы с Никитой обсуждали поэтов Пётр лежал на диване положив на живот вместо грелки подушку

на кухне полуспит-полусидит в позе поэта В. Б., то закинув буйную голову на спинку стула, то на стол облокотясь, кругом крошки и бутылка пива Оболонь, скажу чтобы шёл разобрал кресло-кровать и спал бы как в ссср

две руки как на картине Рембрандта: одна мужская, другая женская. У отца

помню булькающую воду в чайнике

У Никиты на Кирочной

не Витина любовная джонка разбилась о мой мелкобуржуазный быт, а идиотизм поэта Багрова разбился о мой

изм

о мой о мой

дошёл наконец, проведя день с поэтом В. Б., до понимания Платона. О необходимости изгнания поэтов из идеального государства

Витя сидит на обочине дороги, потом прилюдно ссыт прямо на остановке. Я ухожу на горку и смотрю на воду. От стыда багровею и бледнею. Витя любит заговаривать с незнакомыми людьми. Вот он подошёл и что-то им говорит. Вот Витя уже лежит на проезжей части, там где останавливаются автобусы. Я бью его по щекам. Идиот, сейчас тебя задавят. Вите похоже это нравится.

(Повесть о прекрасном человеке, предисловие к Идиоту)

«а счастья и не надо было» Александр Блок

и всё же это было счастье. Гулять с поэтом Багровым по весеннему лесу

непримиримость и схожесть наших идиотизмов.

Мой идиотизм не выносит счастья. Витин тоже

в лесу мы встречали детей, поляны с подснежниками, пение птиц смешивалось с голосами девушек и юношей как на картине Мориса Дени

увидев поваленную берёзу Багров захотел сесть. И мне захотелось сесть на берёзу. От выпитого пива Витя отяжелел. Я сел на корточки и посмотрел весело ему в глаза: «Тяжело?». Он ответил «да». Я напомнил сцену в деревне, когда умирал Хлебников и крестьянка участливо спрашивала «помирать тяжело?»

семь песен о Багрове

Midi sonne. Eloignez vous madame. Il dort

эпиграф из Поля Верлена

князь Никита поселил нашего отца в хостел на сутки

после кометы поэта Багрова осталась весенняя дыра или воронка: лес с подснежниками и голосами птиц, и сегодня вдруг всё расцвело

семь песен о Багрове

в лесу и гуляя у воды мы говорим о поэтах. Вите нравятся Анашевич, Львовский и Воденников. Я, показывая на Левый берег, там мы встретились однажды с А. Кажется, сам Витя иногда подражает героиням Саши (вот с пид.-лирической интонацией он спрашивает у мужчины прикурить, а у самого в кармане две зажигалки. Белая и голубая)

вдруг среди леса начинаем говорить о С. Ф. как в пьесе Жана Жене

у Вити на пальцах наколки, типа «за вас». (выколото «вкл» или «выкл»). Местные блатные приняли его за своего, когда он ходил за пивом. Что-то спросили, он ответил. Они пожалели. Мол. человек в автобусе, ботаник, косится на него. Витя прижался спиной к красной кнопке «выход», так что водитель вынужден громко сказать «эй (непонятное слово) отпусти кнопку»

Радоница и радость о Вите

фэн-шуй украшение могил

«милый, вот что вы действительно любите» (Васильки Шагала)

когда стоял на остановке (в ожидании автобуса. В начале пути на Южное кладбище) смотрел на сверкающую воду и вспомнил фильм Сокурова «Дни затмения», любимый фильм, и тут же был ужален змием сожаления, что не поехал в Красноводск на Каспийском море в те «баснословные года»

красота и глупые сожаления

поздно вечером позвонил Саша-фельдъегерь и сообщил, что переехать завтра не сможет, потому что хозяйку сбил мотоцикл, она в больнице в тяжёлом состоянии: когда она пришла в сознание, попросила всех оставаться пока на месте. И повременить с переездом. Хотя есть уже новый жилец. Кот. дышит в спину Саше и тоже сидит на чемоданах. Когда мы ехали на Южное кладбище, дорога была свободной. Мелькали аэропорт, заводы, магазины машин, лес обсерватории, когда свернули с киевского шоссе на Волхонское, попали в пробку. Многих и меня охватило томление. Потом я вспомнил о книге Джона Беньяна. Путешествие пилигримов (The Piligrim’s progress). Что может быть лучше книги семнадцатого века и малой скорости, когда подъезжаешь к кладбищу, и самолётов, конечно, взлетающих и идущих на посадку

Нева блестит как море в фильме Д. Дж. «Себастьян».

Мне же пора собираться в салон бдсм

день рождения Александры Петровой, русского римского поэта

два северных ветра схлестнулись

Не по Евклиду