Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Перед началом операции "Барбаросса" в июне 1941 года нацистский режим, убежденный как в легкости, с которой Красная Армия потерпит поражение, так и в вероятности распада Советского Союза, предусматривал радикальную и далеко идущую оккупационную политику, которая приведет к политической, экономической и расовой реорганизации оккупированных советских территорий и приведет к гибели "x миллионов человек" в результате сознательной политики голода. В этом исследовании прослеживается поэтапное развитие планирования оккупационной политики на высоком уровне на советских территориях в течение двенадцатимесячного периода и устанавливается степень совместимости различных политических и экономических планов.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 350
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Алекс Кей
Эксплуатация, переселение, массовые убийства. — СПб.: Питер, 2025.
ISBN 978-5-4461-4293-4
© ООО Издательство "Питер", 2025
Эта книга представляет собой переработанный вариант моей докторской диссертации, которая была представлена на I философский факультет Университета имени Гумбольдта в Берлине под названием Neuordnung and Hungerpolitik: The development and compatibility of political and economic planning within the Nazi hierarchy for the occupation of the Soviet Union, July 1940–July 1941 в январе 2005 года.
Прежде всего я хотел бы поблагодарить своего научного руководителя профессора д-ра Людольфа Хербста за то, что он взялся за работу над первоначальным проектом и оказывал мне поддержку на всех этапах исследования. Второй научный руководитель, профессор д-р Рольф-Дитер Мюллер, сделал ряд полезных замечаний к диссертации после ее представления, за что я ему также очень благодарен.
За помощь, оказанную во время моих регулярных посещений архивов, я хотел бы поблагодарить фрау Грюнер и ее коллег из Бундесархива Берлин-Лихтерфельде, где я провел основную часть своего исследования, а также сотрудников Бундесархива-милитари (Фрайбург-им-Брайсгау), Бундесархива Кобленца, Института истории (Мюнхен), Политического архива Австрийской армии (Берлин) и Форшунгсамта Милитаргеших (Потсдам).
За прочтение значительной части проекта диссертации и даже в некоторых случаях проекта полностью, а также за внесенные ценные предложения я хотел бы выразить свою признательность д-ру Бобу Муру, Дэвиду Штахелю, д-ру Кристофу Яру и д-ру Пертти Ахонену. Пертти, помимо прочего, являлся для меня постоянным источником поддержки и хороших идей.
Без д-ра Марион Бергхан, профессора Омера Бартова, в чьей серии «Исследования войны и геноцида» вышла эта книга, и каждого из сотрудников Berghahn Books эта работа так и осталась бы докторской диссертацией. Я бесконечно благодарен им за преданность делу и усердную работу.
Особо я хотел бы поблагодарить своих родителей, Аннет и Эдварда, за постоянную поддержку и заинтересованность. Отец неустанно поощрял мои академические устремления. Однако больше всего я обязан спутнице моей жизни, Валентине Фарле. Она оказала мне неоценимую поддержку во многих вопросах, особенно в создании обстановки, которая сделала возможным как проведение исследования, так и написание книги. Эта книга посвящается ей.
Борьба за власть и дублирование функций, присущие национал-социалистической административной и правительственной системе, не могут быть представлены лучше, чем на примере планов, которые получили собирательное название «Восток» — как всеобъемлющая ссылка на земли к востоку от Германии. Первоначально под этим названием подразумевалась территория Польши, но с 1941 года оно использовалось почти исключительно для обозначения кажущихся бесконечными просторов Советского Союза, простиравшихся от восточной границы Германии до Уральских гор и далее на восток. Если судить по административному хаосу, межведомственной конкуренции и широкомасштабным политическим спорам, которые являлись неотъемлемой частью и даже характерной чертой трехлетней германской оккупации значительных территорий Советского Союза в 1941–1944 годах, может возникнуть ощущение, что политика, проводимая в этих во многом лишенных какого-либо управления регионах, представляла собой комплекс ситуативных, часто импровизационных решений проблем, которые нельзя было предвидеть заранее.
По крайней мере отчасти это действительно так, поскольку, конечно же, не предполагалось, что вермахту не удастся одержать окончательную военную победу над Красной армией и что горячая фаза боевых действий будет продолжаться в течение всего времени пребывания войск Германии на советских территориях. Фактически оккупационная администрация в том виде, в котором нацистское руководство предполагало ее создать до начала военных действий, то есть гражданская/политическая администрация, действовала лишь на сравнительно небольшой территории, находившейся под немецким контролем на протяжении коротких или более длительных периодов первых трех лет войны. В любом случае оккупированные территории всегда делились на три слоя: районы, все еще находящиеся в зоне боевых действий, под прямым контролем военного командования (глубина этого слоя редко превышала двенадцать миль); районы, находящиеся под военным управлением и предназначенные для передачи гражданской администрации (далее разделенные на армейский тыловой район, который функционировал в основном как зона коммуникаций, и непосредственно тыл); и, наконец, районы, находящиеся под гражданским управлением. Поэтому необходимо четко указать, что по этой, а также по другим причинам, например из-за расово-идеологических факторов, германская оккупационная политика, проводимая на территории Советского Союза, не может оцениваться на той же основе, что и оккупационная политика, проводившаяся во Франции или, например, в Дании, где основные военные действия прекратились и условия перемирия были подписаны побежденной нацией. В Советском Союзе нацистский административный аппарат никогда не имел возможности управлять территориальными образованиями, находящимися в стабильном и целостном состоянии.
Однако, несмотря на то что многие из условий, с которыми столкнулись будущие гражданские администраторы Германии в Советском Союзе, действительно оказались непредвиденными по причине вышеупомянутых событий, это не было в значительной степени связано с отсутствием предварительного планирования политических и экономических аспектов оккупации. Можно утверждать, что «организационный хаос», царивший внутри германского административного аппарата на территории Советского Союза, свидетельствует о масштабной подготовке, проводившейся в течение двенадцати месяцев, непосредственно предшествовавших началу операции «Барбаросса» — вторжению Германии в Советский Союз 22 июня 1941 года. Несостоятельность единственного необходимого условия для реализации этих ужасных планов — решительной военной победы — не позволила нацистским замыслам осуществиться во всей их полноте. Тем не менее конкретные планы, концепции и намерения Адольфа Гитлера, его окружения и их штабов все же существовали, и они рассматриваются в этой работе. Несмотря на то что военные действия продолжались в течение всего периода присутствия германских войск на территории Советского Союза, а регионы, находящиеся под управлением гражданских администраций, так и не приобрели предусмотренных планами географических масштабов, немецкий стиль правления на тех территориях, которые были переданы военными гражданской администрации, и частичная реализация политических и экономических целей нацистского режима являются достаточным доказательством существования подготовленных планов.
Если беспорядок, проявившийся в германской оккупационной политике, проводимой в Советском Союзе, нельзя объяснить отсутствием планирования до начала военного вторжения, даже если эта подготовка в итоге оказалась недостаточно эффективной, возможно, объяснение кроется в неспособности самих планировщиков и нацистского руководства в целом скоординировать различные цели и методы их достижения. В этом смысле стоит предположить, что корни анархии, наблюдаемой в оккупационной политике Германии, можно найти на этапе планирования. Учитывая, что официальные заседания рейхскабинета перестали проводиться с конца 1937 года и что Гитлер после этого практически запретил своим министрам собираться самостоятельно, официальной площадки для взаимного обмена идеями просто не существовало. Приспешники Гитлера и их подчиненные должны были иметь возможность, с одной стороны, высказывать критические замечания, а с другой — вносить предложения. При отсутствии официальной площадки, на которой было бы возможно организовать такой обмен мнениями, взаимодействие участников приобрело форму борьбы за власть и межведомственной конкуренции. Однако все участвующие в этом процессе персоны и органы в конечном счете зависели от решений Гитлера и потому неоднократно обращались к нему за помощью, ожидая видеть его в качестве арбитра в их спорах.
В десятилетия, последовавшие за окончанием Второй мировой войны, анализ германской оккупации части территории Советского Союза выпал на долю негерманских, в частности англосаксонских, историков. Несмотря на давность написания и известные недостатки, книга Александра Даллина (Alexander Dallin. German Rule in Russia, 1941–1945: A Study of Occupation Policies), впервые опубликованная в 1957 году, остается лучшей однотомной работой, охватывающей хронологически и географически весь период германской оккупации в Советском Союзе. Однако при всей своей неоспоримой ценности книга Даллина посвящена в первую очередь реализации германской оккупационной политики, а не ее планированию, что является предметом настоящего исследования. Аналогичные оговорки следует применить — несмотря на указанную в названии и несколько вводящую в заблуждение дату начала исследуемого периода — к книге Джеральда Рейтлингера (Gerald Reitlinger. The House Built on Sand: The Conflicts of German Policy in Russia 1939–1945), опубликованной в 1960 году.
С середины 1960-х годов стали появляться высококачественные исследования немецких историков, посвященные целому ряду аспектов, относящихся к национал-социалистической Германии, включая зверства, совершенные ей на оккупированном востоке. Одним из лучших и наиболее влиятельных источников стала книга Андреаса Хиллгрубера (Andreas Hillgruber. Hitlers Strategie: Politik und Kriegführung 1940–1941), в которой, как и в настоящем исследовании, основное внимание уделяется годичному периоду между падением Франции и вторжением Германии в Советский Союз. Но, как бы хорошо ни была написана и убедительно аргументирована работа Хиллгрубера, она представляет собой скорее исследование стратегического мышления Гитлера в этот критический период войны, а не анализ планов германской оккупационной политики. И хотя в последующие двадцать лет специальные исследования, посвященные отдельным аспектам германского вторжения и оккупации восточных территорий, появлялись все чаще, крупных работ, посвященных планированию этих действий — и прежде всего его экономическим аспектам, — пришлось ждать до начала 1980-х годов. Военно-исторические исследования германо-советского конфликта в изобилии появляются с 1960-х годов, но чисто военные аспекты не являются предметом первостепенной важности для данного исследования.
За последние два десятилетия появилось несколько прекрасных публикаций, посвященных — либо исключительно, либо в значительной степени — национал-социалистическому экономическому и/или политическому планированию будущего советских территорий после реализации плана «Барбаросса», а также вопросам, непосредственно связанным с этим планированием. Наиболее значимые из этих работ — немецкоязычные издания, в том числе книга Геца Али и Сюзанны Хайм (Götz Aly и Susanne Heim. Vordenker der Vernichtung: Auschwitz und die deutschen Pläne für eine neue europäische Ordnung), несколько исследований Рольфа-Дитера Мюллера (в частности, Rolf-Dieter Müller. Das «Unternehmen Barbarossa» als wirtschaftlicher Raubkrieg;Hitlers Ostkrieg und die deutsche Siedlungspolitik) и его вклад в Der Angriff auf die Sowjetunion, четвертый том монументальной серии Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg от Militärgeschichtliches Forschungsamt in Potsdam. Недавно авторитетный берлинский историк Кристиан Герлах выпустил свою книгу (Christian Gerlach. Kalkulierte Morde: Die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weißrußland 1941 bis 1944).
Одним из наиболее значимых вкладов этих работ в состояние существующей науки стало подчеркивание важности аграрно-экономических соображений в рамках национал-социалистического планирования как непосредственно войны с Советским Союзом, так и последующей оккупации, а не расово-идеологических мотивов, которым так часто отводилась роль главного причинного фактора. Хотя цель улучшения сырьевой и продовольственной базы Германии за счет быстрой победы над Советским Союзом и колониальной эксплуатации завоеванных территорий уже не раз подчеркивалась в историографии как «ключевой фактор», приведший к принятию решения о вторжении в Советский Союз, очень мало было написано о самом экономическом планировании. Рольф-Дитер Мюллер фактически возглавил работу по выдвижению вопросов экономического характера по этой теме в немецкой науке на передний план. Его примеру последовали такие ученые, как Али, Хайм, Герлах и др. В их работах рассматриваются мотивы и цели, которые наиболее ярко проявились при разработке планов послевоенной оккупации советских территорий, хотя в большинстве своем они не дают четкого и структурированного представления о постепенном развитии самих этих планов. Книга Герлаха Kalkulierte Mordeв какой-то мере способствовала установлению в их отношении четкой временной последовательности, но не стала исчерпывающей.
Кроме того, до сих пор не проводилось систематического анализа параллельной разработки планов экономистами, с одной стороны, и политическими планировщиками — с другой, а также степени согласованности и совместимости разработанных ими планов. В результате того, что этот важный вопрос игнорируется историками, в историографии очень мало информации о взаимодействии или о согласии планировщиков одного блока с идеями своих коллег по цеху, представляющих другой блок. Другими словами, степень сотрудничества между различными группами планировщиков практически не рассматривается. Наиболее значительным упущением следует считать отсутствие должного внимания исследователей к человеку, которому было поручено разработать проект будущей формы политической администрации на востоке — Альфреду Розенбергу. Довольно странно, что Розенберг как один из высокопоставленных членов германского руководства за последние годы не стал объектом всестороннего политического исследования. Изданная в 1972 году книга Роберта Сесила (Robert Cecil. The Myth of the Master Race: Alfred Rosenberg and Nazi Ideology), как следует из названия, посвящена идеологическому влиянию Розенберга на нацистское движение. Кроме того, поскольку книга была издана более тридцати лет назад, она уже не отражает состояние существующей науки. Книга Фрица Новы (Fritz Nova. Alfred Rosenberg: Nazi Theorist of the Holocaust) вышла совсем недавно, но представляет собой прежде всего исследование идеологических убеждений Розенберга. Не отрицая общей ценности этой работы, необходимо отметить, что осознание фундаментального идеологического подхода Розенберга к Советскому Союзу и его народам должно, однако, сочетаться с изучением его конкретного участия как в политическом, так и в экономическом планировании германской оккупационной политики, проводимой на востоке.
В свете отмеченных пробелов в научной литературе значение данного исследования заключается в трех аспектах. Во-первых, в нем прослеживается развитие как политического, так и экономического планирования высшими органами государственного и нацистского партийного аппарата германской оккупационной политики, проводимой на территории Советского Союза. Во-вторых, рассматривается, насколько эти два аспекта планирования, а также содержащиеся в них подходы и цели были совместимы друг с другом. В-третьих, подробно рассматривается роль Альфреда Розенберга не только в политической подготовке к оккупации, но и в том, что касается его осведомленности об экономических планах, участия в их разработке и степени поддержки.
Изучение поэтапного развития как политического, так и экономического планирования оккупации Советского Союза, в том числе того, как эти два аспекта переплетались и влияли друг на друга и на политику, проводимую в конечном итоге самим режимом, покажет, какие планы в отношении «судьбоносного региона», вынашивали те, кто был непосредственно вовлечен в процесс их создания. Планы, предполагаемые аспекты которых стали реальностью для значительной части Советского Союза и его населения. Судя по предложениям политических и экономических планировщиков, высказываемое армейским руководством перед началом кампании представление о том, что на востоке первоначальная суровость будет означать мягкость в будущем, было явно ошибочным. Поскольку предполагалось, что крупномасштабные военные действия против Советского Союза продлятся не более трех месяцев, планы, разработанные как в политической, так и в экономической сфере до начала наступления, в значительной степени предназначались для реализации в период после завершения военных действий. Таким образом, именно эти планы дают более точное представление о том, как нацистское руководство представляло себе будущую гегемонию Германии на оккупированных территориях Советского Союза.
Определение степени совместимости двух направлений планирования предполагает тщательное изучение одновременной разработки политических и экономических планов, а также установление приоритетов, целей и методов, выбранных обеими группами планировщиков. Другими словами, вели ли соответствующие наборы планов к взаимно разделяемым целям на востоке, или же содержащиеся в них предположения, методы и задачи в корне противоречили друг другу? Кроме того, это должно позволить оценить, в какой степени разногласия между представителями нацистского оккупационного режима, наблюдавшиеся после вторжения в июне 1941 года и рассмотренные в нескольких замечательных работах, присутствовали на подготовительном этапе, и насколько эти разногласия стали следствием неожиданных событий, просчетов и недоразумений, чистого эгоизма или подлинных политических споров. Оценка степени совместимости политических и экономических планов предполагает рассмотрение того, как соответствующие политические установки должны были быть перенесены со столов планировщиков в Берлине непосредственно на поля и леса европейской части Советского Союза. Это, в свою очередь, поможет оценить ту степень, в которой нацистское руководство и его подчиненные, занимавшиеся планированием, были в курсе реальности — даже ужасной реальности — и того, насколько осуществимы или неосуществимы были их идеи.
Здесь стоит определить две концепции, которые имели центральное значение для формирования оккупационной политики, а именно «новый порядок» (Neuordnung) — концепция, предполагающая политическую реорганизацию советских территорий, и «политика голода» (Hungerpolitik). На протяжении всего исследования развитию этих концепций будет уделено особое внимание. Политическая реорганизация (Neuordnung) на востоке предполагала разделение Советского государства на составные части и изменение существующих политических границ по этническому и расовому признаку, а также перемещение большого числа советских граждан с мест их проживания и последующее заселение этих мест германскими народами. Термин Neuordnung обозначал как сам процесс, то есть «реорганизацию» или «переустройство», так и желаемый конечный результат — создание политического, расового и экономического «нового порядка» в Европе под гегемонией Германии. Роль оккупированных советских территорий в рамках этого так называемого «нового порядка» заключалась бы в удовлетворении потребностей континентальной Европы, где доминировала Германия, в сельскохозяйственной продукции и сырье. При этом советские территории не обладали бы собственным производственным потенциалом или тяжелой промышленностью.
«Политика голода» (Hungerpolitik), представляла собой стратегию, в соответствии с которой значительная часть сельскохозяйственной продукции европейской части Советского Союза, особенно зерно, насильственно изымалась для снабжения оккупированной Германией Европы и прежде всего всей оккупационной армии, насчитывавшей более трех миллионов человек. Достичь этого результата предполагалось руками гражданского населения Советского Союза путем целенаправленного отгораживания так называемых «дефицитных территорий» от «избыточных территорий» — то есть тех районов европейской части СССР, где производство сельскохозяйственной продукции было значительным. Неизбежным следствием реализации такой стратегии стало бы голодание значительной части советского населения.
То, что германо-советская война и параллельно с ней немецкая оккупация носили исключительно варварский характер, признается уже давно, несмотря на то что определенная часть немецкой общественности по-прежнему не осознает реальных масштабов и степени ответственности германских властных структур в преступлениях, совершенных на востоке. Кроме того, вторжение Германии в Советский Союз в июне 1941 года часто определяют как расово-идеологическую войну на уничтожение, тесно связанную с последующим геноцидом евреев и масштабными планами переселения, предусмотренными элитным подразделением Адольфа Гитлера — СС. Хотя эти характеристики действительно были основополагающими для описания характера войны, вторжение в Советский Союз не являлось результатом чисто идеологического импульса со стороны Гитлера, а, скорее, имело под собой более расчетливую программу, в основе которой лежали сельскохозяйственно-экономические соображения. Это было искусно продемонстрировано в последние годы рядом историков, некоторые из них были упомянуты выше. К этой теме все чаще обращаются и многие другие авторы, в результате чего она становится частью устоявшейся науки. Продолжить эту тенденцию стремится и настоящее исследование. Несмотря на то что указанные соображения германского руководства были просчитаны и обоснованы экономически, они были «рациональными» только в нацистском понимании этого слова. Для большинства людей в идеях, словах и действиях нацистского движения нет и следа рационализма. Однако при всей несомненной иррациональности, основа, на которой эти люди пытались оправдать свои концепции — в той части, где речь не идет о чисто расово-идеологических основаниях, — говорит нам об отсылках к «рационализму» и направлении их мышления в целом.
Что касается мотивов вторжения нацистов в Советский Союз, то, конечно, мало кто сомневается, что Гитлер с середины 1920-х годов жаждал войны против Советского Союза, а вместе с ним и уничтожения большевизма, который послужил идеологическим стимулом для военной кампании. Аналогичным образом Германо-советский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года рассматривался Гитлером и большей частью нацистского руководства как политическая необходимость, краткосрочный «тактический маневр». Желание уничтожить огромную империю на востоке, хотя порой и намеренно приглушенное, никогда не забывалось. Однако наряду с расово-идеологическим характером и целями войны существовал и другой, приобретавший все бо́льшую важность аспект предстоящей кампании — фактор, который был неразрывно связан с приобретением так называемого «жизненного пространства» (Lebensraum)для немецкой нации. Как выразился сам Гитлер в своей так называемой «Второйкниге» (Zweites Buch), написанной в период с мая по июль 1928 года, но не опубликованной при его жизни, «здоровая внешняя политика... всегда будет держать в поле зрения завоевание основы существования народа как свою конечную цель...» Цель достижения Lebensraum состояла в том, чтобы обеспечить больше пространства и, следовательно, больше природных ресурсов, позволяющих немецкой нации существовать на самодостаточной, «здоровой» основе. Из этого следует, что кампания, направленная на эксплуатацию ресурсов с целью сделать германскую сферу влияния — которая к середине 1941 года включала большую часть континентальной Европы — самодостаточной, имела бы желаемый «побочный эффект» — истребление тех элементов советского населения, которых нацисты считали расово неполноценными и политически антагонистичными. При этом истребительный аспект, хотя и приветствовался, сам по себе не был главной целью.
В этом контексте нельзя недооценивать влияние опыта Первой мировой войны, которое он оказывал на политическое и военное руководство Германии на этапе подготовки плана «Барбаросса». Ни в коем случае нельзя было допустить развала тыла из-за лишений или трудностей — особенно в связи с нехваткой продовольствия. Кроме того, нельзя было допустить, чтобы англосаксонская военно-морская блокада привела к таким же разрушительным последствиям, как британская блокада 1917–1918 годов. Ввиду совокупной англосаксонской угрозы, с которой Германии, вероятно, пришлось бы столкнуться в недалеком будущем, германскую экономику, находящуюся в шатком положении во многом из-за безудержных темпов перевооружения в середине и конце 1930-х годов, необходимо было как можно скорее стабилизировать за счет массового притока промышленных товаров, сырья и продовольствия. Однако достигнуто это должно было быть без соответствующего снижения привычного для германцев уровня жизни. В глазах Гитлера и многих его политических и экономических подчиненных единственным способом добиться указанной цели была быстрая, решительная и многократно вознагражденная победа над Советским Союзом. Это обеспечило бы Германии прочный фундамент для ведения «мировой войны» — войны между континентами, — как только она начнется.
Как признавали сами современники, подготовка к восточной кампании и последующей оккупации делилась на четыре неизбежно пересекающихся направления: задачи армии; задачи СС и полиции; экономическая организация; политическое управление. Учитывая акцент на предполагаемой будущей структуре, форме и функции восточных территорий, основное внимание в данном исследовании логично уделить политической и экономической подготовке к германской оккупации европейской части Советского Союза. Планы и цели СС, то есть преимущественно расовые и идеологические аспекты кампании и оккупации, также будут приняты во внимание, но в более ограниченном объеме. Это объяснимо, учитывая, что намерения создать на оккупированных советских территориях административные органы СС, скажем, для решения вопросов расселения — одной из главных задач ведомства — как такового не существовало. В то же время предусматривалось как гражданское/политическое, так и экономическое администрирование, причем как для территорий под военной юрисдикцией, так и для территорий, находящихся под гражданским/партийным контролем. Кроме того, важно помнить, что, хотя данное исследование посвящено в основном планированию послевоенной оккупации, которое осуществлялось в период, предшествовавший вторжению, большая часть конкретных планов СС, предусматривавших массовую реорганизацию Восточной Европы по расовому признаку, была осуществлена лишь после июня 1941 года. Поэтому в данном исследовании акцент делается именно на развитии и совместимости политического и экономического планирования. Это не указывает на то, что разработка отдельных проектов велась совершенно по-разному, а, скорее, принимает во внимание, что вовлеченные в процесс люди и организации, не говоря уже о конкретных мотивах и в некоторых случаях конкретных методах, часто различались. Поскольку в данном исследовании рассматриваются политические и экономические приготовления, происходившие внутри германского руководства и непосредственно подчиненных ему государственных и партийных органов, участие частных предприятий в экономическом планировании не является предметом настоящего рассмотрения.
Временные рамки, выбранные для исследования, охватывают период подготовки с начала июля 1940 года, когда начали выдвигаться первые конкретные предложения о военной кампании против Советского Союза, до июля 1941 года, когда началась сама кампания и был сформирован административный аппарат. Решение не останавливаться на дате 22 июня, а перенести границу исследования на период, включающий начало боевых действий, оправдывается тем, что персонал гражданской администрации не был официально назначен на свои посты до середины июля, а форма, которую должны были принять административные органы, не была утверждена до подписания Гитлером соответствующих указов. Выбранные временные рамки позволяют проиллюстрировать развитие событий на протяжении двенадцати месяцев подготовки к реализации плана «Барбаросса» и последующей оккупации во всей их полноте. Это не означает, что решение о вторжении в Советский Союз было принято еще в июле 1940 года, то есть почти за год до начала военной кампании. На самом деле политическое руководство Германии приняло решение о выборе такого курса лишь к концу 1940 года. Однако к моменту принятия окончательного решения подготовка, разумеется, уже началась. Кроме того, время принятия решения помогает определить мотивы его принятия и действительно кое-что говорит о целях нацистского руководства и об определении приоритетов предстоящего конфликта.
При рассмотрении указанного временного периода исследование проводится в основном в хронологическом порядке, хотя некоторые ключевые вопросы, такие как место Украины в нацистских планах (см. в главе 7 раздел «Особый статус Украины»), рассматриваются тематически. Хронологический подход выгоден тем, что позволяет более эффективно отслеживать процесс планирования и развитие самих планов на протяжении всех двенадцати месяцев. Для того чтобы представить учреждения, которые неоднократно упоминаются в ходе данного исследования и которые вошли в политическую и экономическую жизнь национал-социалистической Германии задолго до начала этапа планирования вторжения Германии в Советский Союз, исследование начинается с обзора наиболее важных из них (см. главу 2). Ключевыми ведомствами, принимавшими участие в планировании оккупации советских территорий, являлись: Управление четырехлетнего плана (Vierjahresplanbehörde) — в экономической сфере и Бюро Розенберга (Dienststelle Rosenberg) — в политической сфере. Хотя в процессе планирования участвовало множество различных государственных и партийных органов, здесь мы ограничились двумя, наиболее важными из них. Что касается Управления четырехлетнего плана, то большинство других ключевых министерств и организаций, участвовавших в экономическом планировании, либо выросли из него (например, Экономический штаб «Восток»), либо направили ключевых функционеров в его исполнительный орган, Генеральный совет по четырехлетнему плану (например, Герберт Бакке из рейхсминистерства продовольствия и сельского хозяйства; генерал Томас из Управления военной экономики и вооружений ОКВ). Таким образом, большинство органов, участвовавших в экономическом планировании войны, были напрямую связаны с Управлением четырехлетнего плана. Более того, Управление четырехлетнего плана находилось под контролем второго по влиятельности человека в рейхе, Германа Геринга, который был назначен руководителем всей экономической администрации на оккупированных советских территориях.
Бюро Розенберга состояло из партийных функционеров, окружавших прибалтийского немца Альфреда Розенберга, который планировал политическую реструктуризацию, или «новый порядок», на советских территориях и впоследствии формировал берлинский штаб рейхсминистерства по делам оккупированных восточных территорий (Reichsministerium für die besetzten Ostgebiete), административный аппарат, действующий с середины июля 1941 года для «умиротворенных» советских территорий, находящихся под немецкой оккупацией. Многие, хотя и не все, руководящие посты в Бюро Розенберга, а затем и в самом «восточном министерстве» были заняты сотрудниками Управления иностранных дел НСДАП (Außenpolitisches Amt der NSDAP), в частности его восточного управления. Управление иностранных дел НСДАП являлось одним из нескольких ведомств, входивших в «Аmt Розенберг» — собирательное название различных канцелярий рейхсляйтера Альфреда Розенберга. Рейхсминистерство по делам оккупированных восточных территорий, будучи государственным, а не партийным учреждением, не входило в состав Amt Rosenberg, но, разумеется, набирало из него многих своих сотрудников. Таким образом, изучение происхождения, состава и функций Управления четырехлетнего плана и Бюро Розенберга позволит проиллюстрировать основы структуры планирования.
В третьей главе исследования рассматривается начальный этап подготовки к военной кампании — с июля по декабрь 1940 года, — начиная с первых чисто военных рекомендаций и заканчивая изданием в конце года Директивы № 21 «План “Барбаросса”», а также растущим осознанием необходимости усиления продовольственного снабжения рейха в связи с возрастающей вероятностью ведения войны на истощение против англосаксонских стран. В последующих главах применен более тематический подход в хронологических рамках. Так, в главах 4–6 рассматриваются основы политики голода, заложенные в январе и феврале 1941 года, подготовка к созданию гражданских администраций на умиротворенных советских территориях, начавшаяся в марте того же года, и подготовительная работа различных ведомств СС по проведению демографической политики на востоке соответственно. В главе 7 мы возвращаемся к концепции «политики голода» и рассматриваем как ее радикализацию в апреле и мае, так и широкую поддержку выдвинутых предложений со стороны ключевых институтов. В главах 8 и 9 анализируются взгляды и позиции различных групп планирования в последние недели перед вторжением, а также вопросы, касающиеся оккупационной политики, которые решались в период, последовавший сразу после вторжения. В главе 10 обобщаются и оцениваются основные аргументы, содержащиеся в исследовании, и формулируются выводы, которые призваны непосредственно решить задачи, стоящие перед исследователем.
Именно цели исследования и его общий подход оправдывают скорее новое рассмотрение темы, чем использование принципиально иных или недавно появившихся источников. Тем не менее исследование опирается на обширный анализ соответствующих документальных материалов. Особое значение имеют материалы рейхсминистерства по делам оккупированных восточных территорий, Управления четырехлетнего плана, особенно целевой группы по продовольствию, рейхсканцелярии, Бюро Розенберга и личного штаба рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Эти документы находятся в Бундесархиве в Берлине-Лихтерфельде. Важное значение имеют также документы Оперативного штаба ОКВ и Управления военной экономики и вооружений ОКВ, в частности военный дневник штабной секции, которые находятся в Бундесархиве-милитархиве во Фрайбурге-им-Брайсгау.
Учитывая ключевую роль Германа Геринга в планировании оккупации Советского Союза как главы всей экономической администрации на оккупированных советских территориях, мы также обратились к дневнику встреч Германа Геринга, хранящемуся в архиве Института истории в Мюнхене. То же самое относится и к наследию Герберта Бакке, хранящемуся в Бундесархиве в Кобленце. Бакке, будучи статс-секретарем в рейхсминистерстве продовольствия и сельского хозяйства и руководителем целевой группы по продовольствию в Управлении четырехлетнего плана, играл важную роль в разработке экономических планов германской оккупационной политики. Также были использованы дополнительные материалы из Военно-исторического института в Потсдаме и Политического архива Австрийской армии в Берлине. Эти архивные источники используются в сочетании с многочисленными опубликованными документами и дневниками.
Как станет ясно читателю в ходе исследования, большой объем важной информации передавался между планировщиками из уст в уста и никогда не фиксировался на бумаге. Об этом недвусмысленно заявляют такие центральные фигуры процесса планирования, как Альфред Розенберг и Герберт Бакке. Секретность, несомненно, имела первостепенное значение, даже если посвященным не всегда удавалось избежать утечки информации. В результате такого подхода документальные свидетельства в некоторых случаях отсутствуют, и это неизбежно создает пробелы в имеющихся записях. Такое положение дел, с которым в той или иной степени сталкиваются все историки, заставляет собирать воедино имеющийся материал, чтобы составить более подробную и четкую картину событий. О том, насколько успешно эта задача решена в данном исследовании, читатель сможет судить самостоятельно.
Автаркия — национальная экономическая самодостаточность и независимость — являлась основной целью нацистской Германии задолго до начала в 1939 году того, что в конечном итоге стало именоваться как Вторая мировая война. Уже в 1936 году стремление сделать Германию самодостаточной было включено в государственную политику, и для достижения этой цели был создан новый мощный орган. На тот момент ответственным за перевооружение Германии являлся президент рейхсбанка и рейхсминистр экономики д-р Ялмар Шахт. В период с августа 1935-го по март 1936 года Шахт был вовлечен в серию дискуссий с Рихардом Вальтером Дарре, рейхсминистром продовольствия и сельского хозяйства, по поводу распределения дефицитной иностранной валюты. Дарре требовал валюту для организации импорта дефицитных продуктов питания, таких как масличные культуры, а Шахт доказывал необходимость получения сырья, необходимого для оружейной промышленности. Герман Геринг, на тот момент второй по влиянию человек в рейхе, был назначен Гитлером арбитром в этом споре, и его официальной задачей было «обеспечить провиант для немецкого народа». На самом деле речь шла скорее о том, чтобы примирить необходимость перевооружения с внутриполитической стабильностью Германии. Чтобы добиться этого, Геринг — при поддержке Гитлера — предоставил импорту продовольствия приоритет перед перевооружением. Несмотря на фундаментальную важность перевооружения для целей нацистов и процветания германской экономики, насущной необходимостью было сохранить внутреннюю стабильность и тем самым избежать разрушительных психологических последствий единственной альтернативы сокращению перевооружения — продовольственного нормирования. Выполнение данного поручения стало началом вмешательства Геринга в экономическую сферу. В течение нескольких месяцев он получит над ней более или менее полный контроль.
В начале апреля 1936 года по предложению Шахта и военного министра рейха генерал-полковника Вернера фон Бломберга Гитлер возложил на Геринга ответственность за улучшение сырьевого и валютного положения рейха. Учитывая, что для достижения этой цели требовалось участие многочисленных государственных и партийных органов, о чем ясно говорилось в указе о назначении Геринга, он наделялся полномочиями давать указания всем этим органам. В сложившейся ситуации неизбежно возникало пересечение сфер ответственности Геринга и министра экономики Шахта, а также их столкновение. Шахт, очевидно, не предвидел указанных последствий, когда выступал с предложением о назначении Геринга. Именно Шахт — в интересах сохранения тенденции к росту в экономике — теперь призывал к временному снижению темпов перевооружения. Однако Геринг, который видел свою задачу в том, чтобы обеспечить перевооружение Германии, не пожелал принять аргументы Шахта на веру. Роль Геринга в качестве комиссара по сырью и иностранной валюте (Rohstoff- und Devisenkommissar) была как хронологически, так и функционально ступенькой к его назначению на пост уполномоченного по реализации четырехлетнего плана (Beauftragter für den Vierjahresplan).
Окончательное решение экономических проблем Германии, в частности нехватки иностранной валюты, к лету 1936 года еще не было найдено. В последнюю неделю августа Гитлер, почувствовав и осознав, что экономическая политика Шахта уже несовместима с его собственной, делающей упор на перевооружение без ограничений, начал самостоятельную работу над пространным меморандумом о будущем германской экономической политики. Как сказал сам Гитлер профессору Альберту Шпееру, рейхсминистру вооружений и военного производства, вручая ему копию документа в 1944 году, его побудительными мотивами были «недостаточная рассудительность рейхсминистерства экономики и сопротивление германской промышленности всем крупномасштабным планам». Впервые Геринг представил этот документ министрам правительства 4 сентября 1936 года на заседании, длившемся всего один час, что оставляло мало возможностей для обсуждения, если предположить, что примерно половина времени была потрачена на раздачу и чтение документа. В меморандуме была четко сформулирована мысль о неизбежности войны для достижения экономической самодостаточности:
«Мы перенаселены и не можем прокормить себя на этой основе. <...> Окончательное решение заключается в расширении жизненного пространства, то есть сырьевой и продовольственной базы нашего народа. Решить этот вопрос в один прекрасный день — задача политического руководства. ...Поэтому я ставлю [перед собой] следующую задачу: I. Германская армия должна быть боеспособной через 4 года. II. Германская экономика должна быть способна вести войну через 4 года».
Хотя в меморандуме Гитлера об этом прямо не говорилось, Геринг объявил своей аудитории, что «столкновение с Россией неизбежно». Пять дней спустя на ежегодной партийной встрече в Нюрнберге была объявлена «новая четырехлетняя программа». Наименование «четырехлетний план» (Vierjahresplan, VJP) стало официальным с появлением гитлеровского «Декрета о выполнении четырехлетнего плана» от 18 октября 1936 года. Территориальная экспансия была необходима, по мнению ведущих нацистов, не только по идеологическим, но и по экономическим причинам. В действительности экономические соображения стали доминирующими.
Отныне Управление четырехлетнего плана (Vierjahresplanbehörde, VJPB), созданное для достижения целей, озвученных в меморандуме Гитлера, должно было играть ведущую роль в управлении германской экономикой и стать главным разработчиком планов беспощадной эксплуатации советских ресурсов в 1941 году. Генерал-полковник Герман Геринг, рейхсминистр авиации и глава люфтваффе, был назначен полномочным представителем по реализации четырехлетнего плана, и эта должность значительно расширила его и без того обширные полномочия. К этому времени Геринг фактически возглавил так называемый «еврейский вопрос» (Judenfrage), а также являлся президентом рейхстага с 1932 года и главой лесного ведомства рейха (Chef des Reichsforstamtes) с 1934 года. Теперь он стал центральной фигурой в нацистском государстве по всем экономическим вопросам, несмотря на то что был в этой области дилетантом. Доктор Йозеф Геббельс, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды (Reichsminister für Volksaufklärung und Propaganda), говоря о понимании Герингом валютно-сырьевой тематики, отметил в своем дневнике в мае 1936 года: «Он не слишком много понимает в этом...» Однако, как признавал Геббельс, самому Герингу не обязательно было быть экспертом в сфере экономики: «Он приносит энергию. Обладает ли он также экономическими знаниями и опытом? Кто знает? В любом случае он наделает много шума». В задачи Геринга входило быть руководящей и движущей силой, тогда как за создание «ноу-хау» отвечали его советники и планировщики в руководящем составе «четырехлетнего плана». Сам Геринг неоднократно признавался в отсутствии у него экономического опыта. Один из таких случаев произошел во время председательствования на совещании 12 ноября 1938 года в министерстве авиации, которое привело к изгнанию евреев из экономической жизни Германии после погрома еврейского населения страны во время «хрустальной ночи». В своем выступлении Геринг открыто признал, что его опыт в экономических делах был ограничен.
В декабре 1939 года, через три месяца после вторжения Германии в Польшу, которое спровоцировало начало Второй мировой войны, власть Управления четырехлетнего плана над немецкой экономикой как в гражданском, так и в военном секторах была ужесточена, а рейхсминистерство экономики, соответственно, ослаблено. Указом Геринга от 7 декабря были расширены полномочия Генерального совета по четырехлетнему плану (Generalrat für den Vierjahresplan), чтобы гарантировать постоянное сотрудничество между органами, участвующими в разработке экономической политики. Это было обосновано необходимостью «направить все силы на обеспечение потребностей более длительной войны». Все экономические органы, представленные в Управлении четырехлетнего плана, в части издания директив подчинялись теперь Генеральному совету.
Наряду с Герингом в состав Генерального совета входили еще одиннадцать человек: восемь статс-секретарей, рейхскомиссар по установлению цен (Reichskommissar für die Preisbildung) Йозеф Вагнер, который одновременно являлся гауляйтером Южной Вестфалии и Силезии, начальник управления военной экономики и вооружений генерал Георг Томас и представитель НСДАП. В соответствии с одной из многочисленных особенностей, присущих нацистскому государству, статс-секретари, будучи членами Генерального совета, имели более высокий статус, чем министры соответствующих министерств. Такими статс-секретарями являлись: Герберт Бакке (продовольствие и сельское хозяйство), д-р Фридрих Ландфрид (экономика), д-р Фридрих Зируп (труд), Вильгельм Кляйнманн (транспорт) и д-р Вильгельм Штуккарт (внутренние дела). Кроме этих пяти человек, в совет входили два статс-секретаря из Управления четырехлетнего плана, Пауль Кёрнер и Эрих Нойманн, а также статс-секретарь из рейхсбюро по лесному хозяйству Фридрих Альперс. В практическом плане функции председателя совета были возложены на Кёрнера, который являлся «самым близким коллегой» Геринга и, по словам второй жены Геринга Эмми, его «единственным настоящим другом».
Созыв статс-секретарей стал важным аспектом управления в национал-социалистической Германии после отказа от проведения официальных заседаний кабинета министров в конце 1937 года. Последнее заседание рейхскабинета состоялось 9 декабря 1937 года, после чего Гитлер фактически запретил своим министрам собираться самостоятельно. Тайный совет кабинета министров (Geheimer Kabinettsrat), созданный по «указу фюрера» 4 февраля 1938 года, оказался неэффективным. Его номинальной целью было консультировать Гитлера по вопросам внешней политики, а председателем стал бывший рейхсминистр иностранных дел Константин Фрайхерр фон Нойрат. В совет также входили глава рейхсканцелярии д-р Ганс-Генрих Ламмерс, новый министр иностранных дел (с 4 февраля 1938 года) Иоахим фон Риббентроп, заместитель фюрера Рудольф Хесс и начальник ОКВ фельдмаршал Вильгельм Кейтель. Однако данный совет мог быть созван исключительно самим Гитлером и не имел права собираться самостоятельно. Поскольку Гитлер так никогда и не воспользовался этим своим правом, совет так ни разу и не собирался.
В последнее время обращается внимание на важность роли регулярных и часто многодневных совещаний рейхсминистров и гауляйтеров как площадки для распространения информации и координации политических решений, а также как средства коммуникации для обмена мнениями с Гитлером и другими высокопоставленными лицами нацистского режима. Несмотря на очевидную значимость этих совещаний, не в последнюю очередь с точки зрения «непрерывного» издания директив, которые, очевидно, имели место, представляется, что обмен идеями ограничивался при этом обсуждениями с глазу на глаз или в небольших группах, что не обеспечивало возможность более широкого форума для дебатов. В связи с этим роль совещаний статс-секретарей как инструмента для политической координации существенно возрастала. Такие органы, как Управление четырехлетнего плана, использовали статс-секретарей, представляющих заинтересованные министерства, для целей межведомственной координации. Заседания статс-секретариата стали фактически заменой кабинетного правительства. Наиболее известным примером такого заседания является так называемая Ванзейская конференция 20 января 1942 года.
На вершине аппарата, которому поручалась последующая экономическая эксплуатация Советского Союза и в который входили многие из тех, кто являлся членами Генерального совета по четырехлетнему плану, должен был находиться Штаб экономического командования «Восток» (Wirtschaftsführungsstab Ost, Wi Fü Stab Ost). Этот орган подчинялся непосредственно Герингу как полномочному представителю по реализации четырехлетнего плана. Практическое руководство от его имени, как и в случае с Генеральным советом этого органа, осуществлял Пауль Кёрнер. Wi Fü Stab Ost, как его называли, должен был отвечать за «единое руководство экономической администрацией» не только в операционной деятельности, но и в области политического управления, органы которого должны были быть созданы позже. Таким образом, двойной контроль на оккупированных советских территориях должен был находиться в тех же руках, что и руководство всей германской военной экономикой, — в руках Геринга и его Управления четырехлетнего плана. О том, как возник Wi Fü Stab Ost и какую роль он сыграл на этапе планирования вторжения, рассказывается далее.
Могло ли какое-либо другое правительственное или партийное ведомство реально взять на себя функции Управления четырехлетнего плана на этапе подготовки к войне на востоке и его ведущую роль в области экономического планирования? Здесь на ум сразу же приходит рейхсминистерство экономики под руководством Вальтера Функа, преемника Шахта после отставки последнего 27 ноября 1937 года. Однако к концу 1939 года, как уже говорилось выше, Управление четырехлетнего плана обеспечило себе почти полный контроль над аппаратом управления германской экономикой. Министерство экономики было представлено в Генеральном совете по четырехлетнему плану статс-секретарем Фридрихом Ландфридом, но он был лишь одним из многих чиновников, причем далеко не самым влиятельным. Кроме того, не было никакого другого органа, который уже весной и летом 1939 года настолько же явно занимался бы планированием экономической экспансии, завоеваний и оккупации, как Управление четырехлетнего плана. Однако решающим фактором, объясняющим доминирование VJPB в экономическом планировании «Барбароссы» и последующей оккупации советских территорий, было то, что Геринг и его Управление четырехлетнего плана уже занимались экономической эксплуатацией других европейских территорий, находящихся под немецкой оккупацией. Ответственность за эту задачу была возложена на Геринга по той причине, что «германская военная экономика... требует единого планирования для территорий, оккупированных немецкими войсками». Такие полномочия позволили Герингу издавать директивы в адрес глав гражданских администраций в рамках тех задач, которые возлагались на него как на полномочного представителя по реализации четырехлетнего плана. Таким образом, следовало ожидать, что аналогичный порядок будет действовать и в отношении оккупированных советских территорий и что в соответствии с этим Управление четырехлетнего плана будет доминировать в экономическом планировании будущей оккупационной политики.
Бюро Розенберга (Dienststelle Rosenberg), также известное как Штаб Розенберга (Stab Rosenberg), состояло из группы функционеров под руководством рейхсляйтера Альфреда Розенберга, которые отвечали за планирование будущей административной системы и структуры — другими словами, за политическую конфигурацию территорий, которые предстояло отвоевать у Советского Союза. Люди, которые должны были войти в состав Бюро Розенберга на этапе планирования операции «Барбаросса», а затем в состав рейхсминистерства по делам оккупированных восточных территорий (Reichsministerium für die besetzten Ostgebiete, RMO), когда оно было создано после вторжения, в основном были выходцами из Внешнеполитического управления НСДАП (Außenpolitisches Amt, APA), в частности из его восточного бюро, возглавляемого д-ром Георгом Лейббрандтом. APA, которое возглавил сам Розенберг, было учреждено 1 апреля 1933 года. Перед организацией стояли две задачи: доведение внешнеполитических целей нацистского руководства до всех формирований и подразделений партии и просвещение иностранных государств и их представителей в Германии относительно природы национал-социалистической политики, в частности ее якобы мирного характера. Все сотрудники APA были членами партии, большинство из них в возрасте от тридцати до сорока лет. Учитывая внешнеполитические цели нацистской партии и статус Розенберга как «восточного эксперта» партии, вполне естественно, что APA проявляло особый интерес к вопросам, имеющим отношение к территориям Советского Союза.
Среди старших членов APA или тех, кто был завербован в Бюро Розенберга, несколько человек обладали личным опытом работы в России. Розенберг родился в 1893 году в Ревеле (ныне Таллин), столице Эстонии, учился в Москве и эмигрировал в Германию только после окончания Первой мировой войны, когда ему было уже за двадцать, пережив на собственном опыте революции 1917 года и капитуляцию Русской армии. Лейббрандт, Арно Шикеданц, начальник штаба APA, и профессор Герхард фон Менде, впоследствии руководитель регионального отдела «Кавказ» главного политического департамента в RMO, являлись, кроме прочего, так называемыми фольксдойче, или этническими немцами. Лейббрандт был родом из Хоффнунгсталя под Одессой на Украине, а Шикеданц — из Риги, столицы Латвии. Менде по своему происхождению также являлся прибалтийским немцем. Доктор Отто Бройтигам, ставший заместителем Лейббрандта в отделе политики восточного министерства, ранее прожил в России, на Украине и на Кавказе в общей сложности восемь лет. Таким образом, эти люди являлись наиболее близкими к нацистскому движению «восточными экспертами», которые могли дать совет о том, чего можно ожидать на обширных и во многом неизвестных землях на востоке от населяющих их разнообразных народов и о том, как должна быть сформулирована восточная политика Германии.