Кто останется в живых? Основы социометрии, групповой психотерапии и социодрамы E-Book
Якоб Леви Морено
Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Питер
- Kategorie: Geisteswissenschaft
- Sprache: Russisch
Творчество Якоба Леви Морено, создателя психодрамы, социометрии, групповой терапии, его научные исследования и эксперименты оказали огромное влияние не только на развитие социологии, психологии и психотерапии, но и на современную культуру в целом. Его имя по праву стоит в одном ряду с такими именами, как Зигмунд Фрейд, Карл Густав Юнг, Альфред Адлер, Эрих Фромм. Эту книгу, посвященную социометрическим экспериментам, биографы Морено называют «Библией социометрии». Автор делает читателя соучастником своих рассуждений об устройстве групп, об их развитии, эмоциональном притяжении и отталкивании между их членами, о влиянии этих эмоциональных выборов на групповую динамику и субъективное ощущение благополучия участников. Морено был вдохновлен не только изучением тенденций и мотивов внутригрупповых выборов, но и возможностью влиять на расширение этих выборов с помощью развития спонтанности. Его воодушевляла мечта «исцеления» всего человеческого сообщества, он видел возможность разрешения социальных проблем через психологическое планирование общества. Только так человеческое общество сможет "остаться в живых".
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 550
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Переводчик О. Шилова
Якоб Леви Морено
Кто останется в живых? Основы социометрии, групповой психотерапии и социодрамы. — СПб.: Питер, 2024.
ISBN 978-5-4461-3936-1
© ООО Издательство "Питер", 2024
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Оглавление
Посвящается Фанни Френч Морс, просветительнице и освободительнице молодежи
Материалы и иллюстрации книги взяты у школ и учреждений. Данные организации не несут ответственность за интерпретацию полученных результатов.
Предисловие к русскому изданию
Мне выпала честь представить уважаемым читателям книгу, издание которой очень долго ждали русскоязычные специалисты, прежде всего психодраматическое сообщество. Книга Якоба Морено «Кто останется в живых», написанная еще в 1934 году и сейчас впервые издающаяся на русском языке, оказалась даже окружена некоторыми мифами, впрочем, как и сам ее автор, доктор Морено, личность, безусловно, великая и загадочная.
Творчество Якоба Леви Морено, создателя психодрамы, социометрии, групповой терапии, его научные исследования и эксперименты оказали огромное влияние не только на развитие социологии, психологии и психотерапии, но и на современную культуру в целом. Его имя по праву стоит в одном ряду с такими именами, как Зигмунд Фрейд, Карл Густав Юнг, Альфред Адлер, Эрих Фромм. Многие подходы в современной социологии, социальной психологии и психотерапии опираются на идеи Морено. Его интересы выходили далеко за рамки психологии и психотерапии, его волновали вопросы устройства человеческого общества, социальные процессы и поиск путей достижения благополучия и счастья людей, их психологического выживания и построения целостного общества. Не случайно его книга начинается словами «Настоящая терапия не может ставить перед собой меньшие задачи, чем все человечество». Это не просто красивая фраза, это искреннее убеждение автора, в ней отражается суть творческих и научных поисков Морено. Опираясь на глубокое осмысление философских, теологических, социальных, культурных идей своего времени, анализируя их, полемизируя с их авторами, он глубоко верит в силу и всемогущество человеческого духа. Морено видел в творческой и спонтанной природе человека его космическую сущность и возможность — через высвобождение этой спонтанности, через игру — реализации этой сущности на разных уровнях бытия. Это особенно удивительно, потому что ему много и часто приходилось работать с маргинальными группами населения.
Масштаб личности Якоба Морено не ограничивается его творчеством в создании групповой терапии и социометрии, хотя в профессиональных кругах психологов и социологов его имя действительно ассоциируется с авторством социометрии, теории ролей и психодрамы. Необыкновенно одаренная личность и созидатель, он был врачом, философом, инженером (например, ему принадлежит авторство первого магнитофона), поэтом, экспериментатором, педагогом, создателем и вдохновителем социального театра. Поражает его глубина знания философии и психологии, культуры и искусства, науки и политики, которые он воспринимал целостно, как нечто единое. Любознательный читатель обязательно обратит внимание на тонкость его анализа и полемики с современными ему социальными идеями, звучащими с первых страниц книги.
Будучи учеником З. Фрейда и, как гласит легенда, пообещав ему пойти в терапии дальше, Морено действительно шагнул дальше. С самого начала размышляя над поиском «оптимальной терапии», причем не отдельного человека, а всего общества, он обратил свой взгляд на социальные законы и механизмы, которые этим обществом управляют. Морено предположил, что возможности терапии не исчерпываются сублимацией, как было принято считать в его время, а терапевтические ресурсы человека заключены в нем самом и в его социальных связях, спонтанных стремлениях присоединяться к группам, которые для него оптимальны, и это свободный выбор человека, основанный на естественном притяжении или отталкивании. Уже в начале прошлого века, вдохновленный идеей создания терапии, свободной от прямого внешнего воздействия, Морено начал работать с большими группами людей — мигрантами, беженцами, проститутками, воспитанницами исправительных колоний. Это позволило ему обратить внимание на модели спонтанных взаимодействий людей, основанные на их сходстве — национальной принадлежности, политических взглядах, поле, возрасте, отношении к администрации. Эти наблюдения укрепили его в идее использования естественной спонтанности как более полезной и целительной для личности и общества в целом против идеи изменить человека или «вернуть его в нормальное состояние» путем прямого воздействия. Не анализ прежних травм, а развитие способности к спонтанности в текущей деятельности виделось ему более терапевтичным.
Предложенная уважаемому читателю книга не только содержит по-дробное и очень скрупулезное описание его социометрического исследования во время работы в женской исправительно-трудовой колонии в Гудзоне (Нью-Йорк), но и является обобщением его многолетнего опыта в этой теме. Впервые планирование распределения населения Якоб Морена изучал в 1915–1918 годах в итальянской колонии для перемещенных лиц с населением более десяти тысяч человек. Его наблюдения за возникающими в этом сообществе психологическими потоками между людьми, связанные с их различиями по разным критериям, и легли в основу его идей поиска путей создания психологически спланированного общества. Дальнейшие эксперименты и исследования в этом направлении позволили создать социометрический метод, без которого немыслима современная социальная наука.
Собственно, книга и посвящена его социометрическим экспериментам. Биографы Якоба Морено иногда называют эту книгу библией социометрии. Следует заметить, что современные психодраматисты-практики, используя социометрию в своей работе (а без этого невозможно), не всегда придают ей должное значение. Но именно социометрию Морено видел основным инструментом, позволяющим изучить психологические взаимодействия в группах. Более того, именно создание социометрии позволило ему увидеть социальные процессы и динамику, которые позже легли в основу его теории ролей и были интегрированы в терапию.
Автор вовлекает нас стать соучастником своих рассуждений об устройстве групп, возникших по разным основаниям, об их развитии и усложнении, об эмоциональном притяжении и отталкивании между их членами, о влиянии этих эмоциональных выборов на групповую динамику и субъективное ощущение благополучия участников. Сложная социальная структура предполагает переплетение различных групп и межличностных связей, и именно эмоциональные связи между людьми имеют определяющее значение. Социометрия становится удобным инструментом для выявления этих связей и, следовательно, понимания процессов взаимодействия.
Безусловно, экспериментально исследовать и просчитывать такие сложные и многослойные связи в открытом обществе практически невозможно, для изучения и проверки гипотез необходима была модель, максимально приближенная к естественному устройству социума, но вместе с тем ограниченная в пространстве и количестве испытуемых. Первой такой экспериментальной моделью стала общеобразовательная школа в Бруклине. Для изучения выбиралась школа, состав учеников которой отражал бы срез американского общества, где представлены разные национальности и социальные слои. Выбранная школа отвечала этим параметрам; в качестве основного критерия, объединявшего респондентов в коллектив, был выбран критерий «обучение в непосредственной близости». Применялась сплошная выборка. Школьникам, различающимся по полу и возрасту, предлагалось сделать выбор среди одноклассников, с кем бы они хотели вместе учиться, сидеть за одной партой, а также предлагалось объяснить свой выбор. Любопытно, что и теперь, спустя столетие, социометрические опросники являются излюбленным инструментом школьных психологов во всем мире, они позволяют быстро исследовать групповую динамику в школьных классах и впоследствии влиять на нее. Полученные результаты автор подробно описывает. Они позволили увидеть интересные тенденции изменений выбора в зависимости от возраста и пола. Но вместе с тем исследование невозможно было расширить в сторону открытого социума: слишком много дополнительных факторов пришлось бы учитывать. Полученные данные дали много интересного материала, но эксперимент оставался лабораторным. Необходима была другая модель, закрытая, позволяющая получить более чистые данные.
Такой моделью, обладающей большинством необходимых характеристик, и стала нью-йоркская исправительно-трудовая колония для девушек. Колония была организована как закрытое учреждение, в котором девушки получали возможность работать, получать образование, взаимодействовать. Администрация старалась создать благоприятную среду, основанную на этике и идеях развития, ожидая, что такая среда сама по себе будет развивающей и терапевтитчной. Но одной среды оказалось недостаточно, напряжения и конфликтов избежать не удавалось, как и побегов. Колония стала отличной площадкой для продолжения исследования. Полученные на предыдущих этапах результаты и методики были успешно пременены в данном учреждении, подтверждая их возможности в построении нового сообщества и оздоровлении атмосферы.
Восхищает объем и качество проделанной работы, тщательность ее описания, рассуждения автора. Это блестящий образец настоящей научной работы. Примечательно, что взаимный выбор предлагалось сделать не только воспитанницам поселения, но и их воспитателям: девушки могли выбрать себе педагога, и наоборот воспитателям давалось право выбрать подопечных. Решение о выборе дома для проживания вновь поступивших принималось на основании взаимных выборов. Кроме социометрии команда исследователей использовала еще и тест на спонтанность. Морено был вдохновлен не только изучением тенденций и мотивов внутригрупповых выборов, но и возможностью влиять на расширение этих выборов с помощью развития спонтанности, в частности через импровизационную игру, которую он так же практиковал с жительницами колонии. Его воодушевляла мечта «исцеления» всего человеческого сообщества, он видел возможность разрешения социальных проблем через психологическое планирование общества. Изучая организационное устройство группы, психологические потоки, пронизывающие их, взаимные и невзаимные выборы внутри групп, Морено видел ресурсы членов будущих групп в том, чтобы самим стать их создателем. Только так человеческое общество останется живым и развивающимся.
И. Е. Романова
Предисловие
Примерная концепция структуры видится составленной из частей наподобие мозаики. Такая конструкция может быть масштабирована до любого размера, поскольку каждая из ее частей независима, не похожа на остальные, не имеет с ними ничего общего и не выполняет по отношению к ним никаких функций. Подобным образом изучались даже биологические структуры, но в случае с человеком все иначе. Его деятельность не статична, не пребывает в том или ином конкретном состоянии, а постоянно преобразуется в ответ на воздействие каким-то образом меняющих ее сил. Один из способов рассмотрения такой деятельности — по аналогии с сердцебиением, когда систолы и диастолы постоянно сменяют друг друга. В качестве примера можно привести функцию управления. Возьмем небольшое, только что организованное учреждение, скажем, больницу на сто или двести коек. Едва начав работать, она то тут, то там расширяет свои первоначальные функции и, вероятно, даже слегка увеличивается в размерах. Достаточно простой выход — сосредоточить все функции в головном офисе. Для этого есть хорошо известная, централизованно управляемая административная единица. Однако позволим процессу усложнения и дифференциации зайти немного дальше.
Пусть масштабами роста и деятельностью учреждения управляет головной офис. Вскоре станет очевидным, что исключительно централизованное управление имеет самоограничения. Вся структура становится настолько сложной, что мгновенно реагировать на потребности невозможно. Такие потребности возникают на некотором удалении от головного центра, и если в точке возникновения не найдется кто-то, способный их эффективно удовлетворить, начинается дезинтеграция административной схемы. В этом случае потребности удовлетворяются за счет начинающейся децентрализации управления, размещения в критически важных местах по всему учреждению сотрудников, наделенных полномочиями действовать при необходимости, а также передачи подчиненным центрам растущей ответственности — по мере развития учреждения и создания каждого из них в соответствии с теми же основными принципами, что и изначальный центральный офис. Все продолжается до тех пор, пока не самоограничивается по той же схеме, что и исходный процесс, после чего начинается новая дифференциация. Таким образом, диастола и систола административного развития представляют собой повторяющуюся смену функций централизации и децентрализации в соответствии с возникающими потребностями.
Я привел этот пример, поскольку мне кажется, что практически любой читатель мог наблюдать нечто похожее, и чтобы предупредить его, что, приступая к чтению данной книги, ему не следует ждать выявления сообществ или социальных групп, состоящих, как считается, из суммы составляющих их индивидов. Везде, где двое и более людей выступают в виде социальной группы, она формируется не только из них, но и из того, что, вероятно, важнее самих индивидов, если такое возможно, и без чего они не могли бы функционировать как социальная группа, — из существующих между ними отношений. Именно эти нематериальные, неуловимые, невидимые аспекты ситуации позволяют математической сумме определенного числа индивидов функционировать в виде социальной группы. Книгу доктора Морено можно коротко назвать «исследованием отношений между индивидами». Для еще более точной ее характеристики нужно добавить, что это исследование эмоциональных отношений между составляющими социальную группу индивидами, или, как я их обычно называю, «перекрестных потоков эмоций между ними».
Изложение изученного автором материала, как я упомянул выше, является очень простым, но, подобно небольшой больнице, начинающей работу с весьма простой административной структуры, по мере исследования и изучения оно становится сложнее, более дифференцированным в соответствии с ростом, развитием и эволюцией изучаемой социальной группы.
Все мы, не только на работе, но и в повседневной жизни, постоянно классифицируем людей по тем или иным принципам, как правило, основываясь на своих симпатиях и антипатиях, на ощущении того, можно ли им доверять, надежны они или нет. В наших учреждениях классификации грубы. Они базируются на бихевиористических принципах и методе проб и ошибок, объединяя пациентов, кажущихся похожими на основании схожих внешних признаков и моделей поведения, и убирая лишних. Доктор Морено разработал методику процесса классификации, рассчитанную, среди прочего, на объединение способных к гармоничным межличностным отношениям индивидов, образуя, таким образом, социальную группу, могущую функционировать с максимальной эффективностью и минимальным количеством разрушительных тенденций и процессов. Я не буду объяснять так замечательно описанную им методику — именно о ней идет речь в этой книге, — но не удержусь от нескольких комментариев, которые кажутся мне относящимися ко всей поставленной им проблеме.
Прежде всего, о проблеме перекрестных эмоциональных потоков со знаком «плюс» или «минус», текущих между людьми с точки зрения распределения энергии, можно думать как о преимуществе. Сложные модели социальной структуры собираются из более простых путем увеличения числа индивидов, повышения степени заинтересованности, проявляемой по отношению друг к другу, и в итоге — путем повышения способности приводить к результатам социального характера. Такие перекрестные эмоциональные потоки, как сказано выше, могут быть притягивающими или отталкивающими по функции, так что каждый индивид в группе ощущает притяжение к себе эмоциональной заинтересованности одногруппников и давление вследствие их отвержения. Эти потоки текут не только между индивидами, по-разному расположенными и потому имеющими пространственную модель распределения, но и между индивидами с разной степенью развития, а значит, имеющими временную модель распределения. Степень заинтересованности в каждом случае разная. Это может быть явная влюбленность или притяжение, основанное на эмоциональном факторе, который, возможно, менее позитивен, что определенно следует из его описания: например, сходство может быть весьма поверхностным и относиться к любому предмету. То же можно сказать и о потоках отвержения. Они могут варьироваться от ненависти до простейших видов неприязни. Кроме того, некоторые индивиды могут оказаться в изоляции, так как в их направлении не двигаются никакие потоки — окружающие к ним равнодушны. Таким образом, мы представляем себе бесконечный ряд возможностей: от тех, кто пользуется большим уважением и любим немалым количеством людей, до тех, к кому испытывают ненависть, страх либо то и другое одновременно. Наконец, есть группы людей, изолированных вследствие преобладания эмоций отвержения либо всеобщего безразличия.
Не вдаваясь в подробности, интересно и, на мой взгляд, значимо то, что при анализе социальных групп доктор Морено вновь явил множество простых истин, уже отмеченных его предшественниками, но он заново открыл их с помощью иного метода, позволяющего им более дифференцированно развиваться, а также использовать во благо человека. Например, он говорит о так называемом индексе «эмоциональной экспансивности», от которого зависит количество тех, с кем может быть знаком индивид в любой момент времени, то есть об «объеме знакомств» либо, если он выражен в количестве индивидов, о «социальной экспансии». Они кажутся безусловно ограниченными в любое конкретно взятое время для любого отдельного индивида. С другой стороны, эксперименты показывают, что объем знакомств может быть увеличен за счет стимулирования заинтересованности индивида к определенным типам личности, ранее не входившим в круг его знакомств. Так в более-менее однородную группу могут быть внедрены члены чужой группы, но вскоре обнаружится наличие довольно четкой точки насыщения. Группа ассимилирует, если можно так выразиться, определенное количество индивидов, но после достижения данной точки ассимиляция становится затруднительной или невозможной, и группа стремится к распаду по линиям раскола, созданным группой чужаков, составляющих группу меньшинства внутри группы большинства. Сохранение и консервация тенденций традиций группы, развитие культурных моделей, их преумножение индивидом в течение жизни — все это заново открывается с помощью методов доктора Морено, причем способом, который делает возможными созидательные цели, предполагающие, по крайней мере во многих случаях, терапевтические задачи.
Несколько слов об упомянутых выше терапевтических задачах. Некоторые индивиды с определенными свойствами личности по стечению обстоятельств попадают в определенную группу, особенно угнетающе воздействующую на эти свойства. Например, очень робкий человек может оказаться в банде жестокого преступника и будет крайне фрустрирован отсутствием способов адекватного самовыражения. Собственно говоря, тот же принцип действует в любой ситуации, когда индивид имеет свойства личности, требующие определенных типов людей, посредством которых его эмоции могут найти адекватный выход. И если он помещается в социальную группу, где его возможности сведены к минимуму, то представляемый им тип личности, не найдя потенциала для самовыражения и роста, задерживается в развитии, тормозится, часто оказывается регрессивным там, где ищет удовлетворения, а индивид становится все более социально лабильным. Рассматривая проблему во всех ее проявлениях, если потребности в выражении индивида могут быть в достаточной мере поняты и на основании этого понимания могут быть выведены свойства личности других индивидов, необходимые, так сказать, для его дополнения, то теоретически возможно поместить такого индивида в такое окружение, где бы он расцветал, развивался и был не только социально приемлемым и полезным, но и относительно счастливым человеком. Вот некоторые из возможностей, которые не только напрашиваются, но и совершенно точно упоминаются при обсуждении формулировок, теории и то и дело повсеместно приводимых примеров.
Возвращаясь к моим замечаниям, приведенным выше, — о том, что деятельность человека представляет собой череду систол и диастол, — при чтении книги доктора Морено интересно держать в уме события нашего столетия в отношении определенных терапевтических проблем. В начале века1 наши терапевтические наработки для лечения проблемных детей практически полностью ограничивались изменением среды обитания. Считалось, что, каковы бы ни были симптомы, выражаются они в жестокости, лжи, воровстве, половых извращениях или чем-то еще, — так или иначе это проявление царящей в доме дисгармонии, особенно в отношениях между родителями, и что при возможности поместить ребенка в другую семью у него будет неплохой шанс справиться со своими эмоциональными трудностями. Таким образом, среди прочего, в качестве терапевтического средства часто использовались приемные семьи. Однако с течением времени и из-за постоянно растущего влияния психоаналитической школы все больше внимания стали уделять чисто субъективным аспектам проблемы, и начал развиваться детский психоанализ. Таким образом, в новых обстоятельствах решение проблемы в некоторой степени сдвинулось с окружающей среды на самого ребенка. Весьма интересно, что доктор Морено, видимо, возвращается к мнению, где большее значение приобретает окружающая среда, но он берет данный аспект проблемы не на изначальном, а на более высоком уровне развития. Интересно и то, что хоть он и возвращается к рассмотрению окружающей среды, однако учитывает субъективный аспект, почти исключительно подчеркиваемый по мере развития детского психоанализа. Таким образом, мы наблюдаем здесь одно из тех типичных достижений, подобно качелям, перемещающимся от одной точки зрения к другой, при этом включая в себя обе.
В то же время доктор Морено подчеркивает отличие своего взгляда от психоаналитического подхода еще одним весьма существенным моментом, а именно тем, что психоаналитик работает с прошлым, двигаясь к объяснению причин поведения индивида, в то время как он рассматривает его поведение в качестве отправной точки и работает с будущим. Все эти точки зрения, методы и методики кажутся мне очень важными. Например, если данная методика работает с имеющимися у нее возможностями, то каким ценным подспорьем она станет при выборе приемной семьи и установлении отношений между ее членами и ребенком. Подумайте о том, насколько может увеличиться наша способность работать с психически больными пациентами в лечебных учреждениях с помощью более продвинутой классификации, которая должна быть не просто вопросом практического управления палатами в виде административных единиц, а классификацией, глубоко вникающей в личные проблемы каждого пациента и соотносящей их друг с другом и особенно, вероятно, с медперсоналом, основываясь на определенных терапевтических целях. Кроме того, если вы не против полета фантазии, подумайте о том, что сможет предложить этот прием для понимания проблем демократии в такой стране, как Соединенные Штаты, состоящей из представителей национальностей всего мира.
Уильям А. Уайт,Вашингтон
1 Книга была написана в 1934 году. — Примеч. пер.
Часть I. Представление проблемы
Глава 1. Органическое и социальное единство человеческого общества
Настоящая терапия не может ставить перед собой меньшие задачи, чем все человечество2. И ни одна терапия не может назначаться до тех пор, пока человечество в некотором смысле не является единым целым, а его организационное устройство остается неизвестным. Такой подход давал нам право изначально полагать, что человечество представляет собой органическое и социальное единство, хотя у нас и не было тому твердых доказательств. Как только мы сделали данный принцип руководящим, неизбежно возникла другая идея: если все человечество представляет собой единое целое, то между его разными частями должны возникать тенденции, то разделяющие, то сближающие их. Эти тенденции иногда могут быть выгодными для отдельных частей и невыгодными для целого или же выгодными для одних и невыгодными для других. Они могут проявляться на поверхности отношений между индивидами или группами в виде сходств и различий, притяжений и отталкиваний, которые должны быть связаны с указателем на биологические, социальные и психологические факты, который необходимо обнаружить; притяжения и отталкивания либо их производные способны оказывать прямое или отдаленное воздействие не только на непосредственных участников отношений, но и на все остальные части единства, называемого нами человечеством. Существующие между разными его частями отношения могут показать свой порядок, столь же высоко дифференцированный, как и любой обнаруживаемый во Вселенной. Найдено несколько скудных доказательств существования такого единства человечества. Его организационное устройство, видимо, развивается и распределяется в пространстве согласно закону социальной гравитации, кажущемуся универсальным для всех типов группировок независимо от их состава.
Как только стало возможным доказать единство человечества, следующий неизбежный вопрос — как оно возникло. На ранних этапах развития между индивидами должны были существовать более тесные отношения: при отсутствии социальных органов, таких как язык, взаимодействие между членами группы с физической точки зрения являлось более близким, чем на позднейших этапах развития. Преобладающий психоорганический уровень общества должен был предшествовать преобладающему ныне психосоциальному уровню. Процесс растущей индивидуализации должен был идти параллельно с усилением дифференциации образованных индивидами групп и постепенным переходом от простых моделей к более сложным в соответствии с социогенетическим законом. Должно было произойти нечто, разобщавшее индивидов все больше и больше по сравнению с прошлым. Источником разобщения мог быть то новый климат, то пересечение разнообразных расовых групп. Но как бы ни были разобщены люди из-за различий, между ними явно оставалось нечто, заполняющее эту пропасть, — некий остаток более примитивных времен, проверенный временем шаблон взаимоотношений, к которому стремились приспособиться социальные импульсы групп и на котором строились такие социальные органы, как язык. Мы привыкли считаться со строгими законами своего физического организма. Постепенно узнаем, что и наша психика постепенно развивается как единое целое. Но мы еще не свыклись с мыслью, что и все человеческое общество развивается по определенным законам. Однако если такие законы существуют и могут быть установлены, то приспособление к ним человека — логическое следствие, а терапия должна выстраиваться соответствующим образом.
Христианскую религию можно рассматривать как величайшую, гениальнейшую психотерапию, когда-либо изобретенную человеком, в сравнении с которой медицинская психотерапия имела весьма незначительный эффект. Можно сказать, что целью христианства с самого начала было исцеление всего человечества, а не того или иного индивида либо группы. За время существования неоднократно предпринимались попытки покуситься на его основы, но ни одна из них не была настолько убедительна и агрессивна, как целенаправленная борьба с ним в течение последних ста лет. Одна из серий нападок, возглавляемая Марксом3, гласила, что христианство — оружие в руках буржуазии, опиум для народа, способствующий его угнетению. Другая серия атак под руководством Ницше утверждала, что христианство принесло в мир хитроумную методику сублимации, с помощью которой пыталось обуздать человеческие инстинкты, но процесс сублимации всегда менял человека лишь внешне, и сидящий внутри него бес вырывался из этих цепей всякий раз, когда предоставлялся удобный случай. Маркс мало задумывался о всяких там психотерапевтических средствах. Он считал психику личным делом каждого и ожидал найти решение в экономике. Но Ницше предположил, а Фрейд4 впоследствии в полной мере создал посредством анализа психологического развития форму негативной сублимации — противоположность активной формы христианской сублимации. Они не подозревали, что создали не что иное, как побочную линию той самой доктрины христианства, которую, как они полагали, победили.
Задумавшись над этим вопросом, мы стали размышлять о возможности терапии, которая не сосредоточивалась бы в первую очередь на идее сублимации, но оставляла бы человека в состоянии, в котором он склонен спонтанно находиться и присоединяться к группам, к которым он спонтанно склонен присоединяться; которая не давит на него путем внушения или конфессионального анализа, но побуждает оставаться на том уровне, к которому он естественным образом стремится; которая не нарушает насильственным образом развитие индивидов и групп, выходя за рамки их спонтанных стремлений, как часто бывало при сублимации субъектности. Мы разработали терапию, которая оставляет людей на несублимированном уровне, то есть на уровне, максимально приближенном к уровню их естественного развития и максимально свободном от внешнего влияния. Она основана на сходствах людей и моделях, возникающих в результате их спонтанного взаимодействия. Данными моделями руководствуются при классификации, создании и при необходимости реконструкции группировок. Эта концепция уводит нас от таких форм психотерапии, как сосредоточение на идее изменения индивида или его возврата в нормальное состояние путем прямого воздействия, в направлении терапии, сосредоточенной на идее оставить индивида неизмененным либо измененным лишь настолько, насколько это связано с организационным устройством группировок (в терапии распределения). Но нам казалось предельно ясным, что, если индивид однажды нашел свое место в сообществе в соответствии с законами, которые, видимо, контролируют психологические особенности населения, — социогенетическим законом и законом социальной гравитации, — он будет защищен от нарушения границ своего естественного роста и развития; затем такая сублимация в модифицированной форме может убираться, чтобы снова служить агентом. Данная форма активной сублимации, как созидательной, так и лечебной, полезной для личности, — это форма сублимации, возникающая не в результате анализа прежней травмы, а в результате тренировки способности к спонтанности на основе анализа текущей деятельности.
После анализа сообщества в целом, вплоть до его «социальных атомов», ввиду обнаруженного внутри всей структуры дисбаланса возникает более серьезный вопрос: не следует ли нам вернуться к более примитивному уровню общества, чтобы достичь уровня, с которого можно начать все сначала, и если так, то насколько далеко надо вернуться? Или можно двигаться вперед, преодолевая дисбаланс? Тогда какой тип общества сможет выжить и какой выживет?5 Полученные нами по данному вопросу сведения указывают на возможность построить сообщество, в котором каждый член максимально свободен в создании коллективов, частью которых он является, и где разные группы, из которых они состоят, так организованы и подогнаны друг к другу, что результатом становится прочное и гармоничное содружество. Но, начав позволять каждому члену сообщества противостоять другим в стремлении к своему счастью, исполнению собственных желаний или желаний группы, мы поняли происхождение разных психологических потоков, пронизывающих население сообщества и делящих его на разные части. Перед лицом угрозы столкновения спонтанно возникающих сил мы пересмотрели проблему свободы.
В поисках решения мы вновь обратились к подобной дилемме, с которой столкнулись, несколько лет назад попытавшись приспособить интеллект и психику человека к ситуациям импровизации. Поводом для этого стала организация игровых групп, участникам которых не разрешалось ничего, кроме спонтанного выражения. Какими бы блестящими ни были спонтанные творческие способности каждого индивида в отдельности, как только ему приходилось взаимодействовать с группой индивидов, которым также позволялось лишь спонтанное выражение, их совместному продукту часто не хватало единства и гармонии6. Столкнувшись с этой трудностью, мы отказались от возврата к имеющимся догматическим моделям в игре и решили во что бы то ни стало придерживаться принципа спонтанности для участвующих в групповом обучении индивидов. Для этого мы разработали методику поддержки индивидов в попытке создать спонтанный групповой продукт.
При рассмотрении сообщества мы поняли сходство проблемы. Оставалось только заменить игровые группы социальными. Как и ранее, мы хотели сохранить принцип чистой спонтанности, и в этом случае всеми средствами, насколько возможно, без ограничений и цензуры сохранить принцип свободы как для индивида, так и для коллектива; как и в первом случае, каждый участник принимал непосредственное участие в придумывании, руководстве и производстве продукта, во втором случае каждому было разрешено выразить свои идеи в любой деятельности, в которой он принимал участие. Даже под угрозой противоречащих и противодействующих друг другу психологических потоков, бывших тем мощнее и сложнее, чем многочисленнее группа, мы не вернулись к догматическим, изжившим себя формам, а искали методику свободы, уравновешивания спонтанных социальных сил для достижения максимально возможной гармонии и единства всех участников.
2 «Rede über die Begegnung» («Речь о встрече», 1924) Я.Л. Морено, см. список литературы. Терапевтический конфликт врача, который отправляется лечить человека в конкретную деревню, но не может до него добраться, поскольку встречает на своем пути много других людей, чья болезнь связана с болезнью первого, и обнаруживает, что ни одного из них нельзя лечить по отдельности — только вместе, представлен в следующих словах: «Но почему случилось так, что я до сих пор не добрался до места, где он живет? Вот почему: между местом, откуда я отправился, и местом, где он живет, лежит много стран, и в каждой стране, по которой проезжаю, есть несколько округов, а в каждом округе много деревень, а в каждой деревне более ста или тысячи душ. И каждая встреченная мной душа нуждается в моем внимании».
3 Основатель научного социализма промахнулся в оценке религии по той же причине, по которой он промахнулся в оценке психологического фактора, и, может быть, по той же причине, по которой он различал первую и высшую ступень коммунистического общества. Это была теоретическая одержимость стратегией и расщеплением единого целого на два явно разных вопроса. Глубокий аналитик отношения товара к человеку был плохим психологом человеческих взаимоотношений. Маркс считал, что экономические и психологические проблемы нельзя решать одновременно, что психологическая проблема может подождать, что, так сказать, необходимы две разные революции и что социально-экономическая революция должна предшествовать тому, что мы назвали психологической или творческой революцией человеческого общества.
4 Ницше и Фрейд по своей сути — историки. Филолог Ницше крутился вокруг анализа и интерпретации событий прошлого, а врач Фрейд — вокруг анамнеза, травматических источников психических расстройств. Оба являются психоаналитиками в том смысле, что рассматривали ментальный катарсис как результат отражения прошлого, и чем точнее отражалось последнее, тем глубже им удавалось в него проникнуть. Они рекомендовали возвращение, вспоминание и анализ в виде самостоятельной терапии. Ситуация «здесь и сейчас» казалась им поверхностной. Они не знали, что делать с настоящим, не воспринимали его всерьез. Им казалось: единственное, что можно сделать с ним и его конфликтами, — объяснить их, то есть обнаружить ассоциации, восходящие к их причинам. Это казалось им концом психологии и психолога. Они отвергли бы спонтанное действие, поскольку оно кажется подтверждением незрелости, детства, бессознательной жизни — опасным уважением как раз того, что пытался осветить психолог. Но есть альтернатива: с настоящего момента развивать методику в направлении спонтанной эволюции, жизни и времени. «Rede über den Augenblick» («Речь о моменте»,1923) Дж. Л. Морено, см. список литературы.
5 Может случиться так, что то, что может выжить, не заслуживает выживания, а то, что достойно выживания, не сумеет это сделать. Если будущее человечества можно «спланировать», то сознательная эволюция с помощью тренировки спонтанности открывает новую перспективу для развития человеческого рода.
6 Он состоял в распределении индивида к остальным участникам и назначении общей задачи. Было сделано много интересных наблюдений. Мы заметили противоречивые тенденции, возникающие в результате желания разных людей вести ситуацию в предпочитаемом ими направлении. Как следствие, каждый был вынужден постоянно корректировать свое намерение, когда другие члены группы подталкивали его к отличному от выбранного им направления. Подтвержден факт плохого приспособления людей к неожиданным ситуациям. Поскольку анализ каждого в отдельности не принес желаемого результата, пришлось разработать психологию взаимного координирования. Во время поисков методик координирования выяснилось, что два очень хорошо организованных человека могут составить весьма неудачную команду, а две неустойчивые личности вместе с одной устойчивой — образовать успешный треугольник. Знания психологических состояний и их механизмов недостаточно для определения методик координирования. Проблема не в индивидуальных или социальных реакциях людей, а в том, какие качества позволяют им приспосабливаться к другим в процессе действия. Затем мы свели задачу к простейшей форме и позволили испытуемым поступать свободно, беззаботно, искренне полагаясь на спонтанную способность действовать и реагировать под влиянием момента. Посредством таких экспериментов мы поняли, что грубая спонтанность, выглядевшая, однако, прекрасной и обезоруживающей с точки зрения участвующих в ролевой игре лиц, в большинстве случаев ведет к серьезнейшим недостаткам сотрудничества. Мы увидели работу нашего общества в самой простой форме, где каждый стремился к лучшему, но целое функционировало плохо. — Взято из «Application of the Group Method to Classification» («Применение группового метода к классификации»), см. список литературы.
Глава 2. Историческая справка
В первой четверти XX века развивалось несколько основных направлений мысли, каждое из которых явно не было связано и скоординировано друг с другом.
Одно направление было представлено Бергсоном в его работе «Творческая эволюция». Его концепция эволюции была настоящим прорывом со времен Спенсера, поскольку приводила непосредственный внутренний опыт человека к контакту с эволюцией. Но этого élan vital7 было недостаточно. Если его «Творческая эволюция» была правдой, то требовала демонстрации непрерывности действий или, как мы тогда говорили, эволюции творца8. Именно она привела нас к попытке превратить жизненный порыв в реальность эксперимента, обучение спонтанной личности. Эксперимент побудил нас разработать психологию творческого акта, признать ограничения человека в качестве спонтанного творческого агента и разработать методики спонтанности, которые могли бы вывести его за пределы этих ограничений.
Второе направление представлено Фрейдом. В то время психиатрия и психология были перегружены общими концепциями. Психоанализ ознаменовал собой настоящий прорыв. Вместо того чтобы довериться всемогуществу внешнего облика и наблюдения, Фрейд призвал на помощь субъекта (свободные ассоциации). И все же он не полностью выполнил работу: вместо того чтобы взять всего субъекта, удовлетворился половиной — вспоминающим, оглядывающимся на «травму» субъектом a la recherche du temps perdu9. Таким образом, поначалу прогрессивный метод стал преградой на пути собственного развития. Мы развернули психоанализ на сто восемьдесят градусов и сделали субъекта свободным в целом, превратили его в спонтанное действие, спонтанного участника. Вместо копания в прошлом он обратил внимание на настоящее, немедленное производство продукта. Вместо свободных ассоциаций мы стремились к полному освобождению субъекта, его ментальному и мимическому выражению. При участии в той же модели деятельности других субъектов взаимодействия между ними тоже были свободными. Вследствие этой расширяющейся методики обу-чения психоанализ стал лишь предварительным этапом задачи терапии спонтанности.
Третье направление, разработанное школой Нэнси10, в особенности Бернхеймом, превратило человека в стимул, что постепенно привело к изучению групп и толп. Это был прогресс, поскольку акцент делался на группе, а не на отдельном индивиде. Российские исследователи стали считать группу превосходящей человека реальностью, коллективом и изу-чать формы, которые могут принимать коллективы в разных условиях. Однако чем многочисленнее становились группы, тем больше индивиды превращались в символы, а их взаимодействия — в туманные процессы. Поскольку исследователи не могли проникнуть вглубь коллективов, то не смогли и изучить ничего, кроме поверхностных структур. Мы столкнулись с этой трудностью, используя метод, учитывающий роль личности в коллективе, и проникли в группу, чтобы призвать себе на помощь все ее субъекты-центры. И лишь изучив развитие коллектива изнутри, смогли оценить его внутреннюю организацию.
Четвертое направление, зародившееся в «Позитивной философии» Конта, заново переосмыслил Ле Пле11 и его последователи. Изучение исконных занятий человека — охоты, горнодобычи, земледелия, рыболовства, скотоводства, резьбы по дереву — придало общим концепциям Конта конкретику. Метод наблюдения Конта, конкретизированный его учениками, раскрыл человека во взаимодействии с природой, то есть обусловленного окружающей средой. Но чем дальше его сторонники отходили от первоначальной цели исследования — взаимозависимости человека и природы, чем больше пытались изучить в опросах населения более сложные условия, нежели деревня (например, город), тем чаще их методы выглядели устаревшими, а результаты — неубедительными. Человек обусловлен не только окружающей средой, но и обществом, его социальной структурой. Экономическая сторона — одна из частей данной структуры, прикрывающая психологическую структуру общества, скрытую внутри и наиболее трудно поддающуюся определению. Чтобы достичь прогресса, потребовалась измененная методология. Вместо исследования географического положения в отношении человека и его занятий мы разработали исследование внутри общества. В нем должны были быть представлены изнутри все создаваемые человеком каналы и структуры: семьи, школы, фабрики и т.д. Таким образом, получилась одновременно географическая и психологическая картина — психологическая география сообщества.
Пятое направление представлено экономическим планированием, основанным на анализе общества в виде процесса экономического материализма (Маркс). Экономическое планирование стало настоящим прорывом, негласно основанным на коллективе, совокупности символического членства. Оно пыталось действовать, игнорируя личность как психологическую энергию и общество как развивающийся комплекс, постоянно находящийся под давлением психологических потоков и формируемых ими сетей. Или, точнее сказать, оно так мало заботилось о психологическом факторе, что предполагало подавление или денатурализацию без всяких особо пагубных последствий12. По мере развития планирования и начала управления им природой человека и общества в соответствии с экономическими критериями возникали странные беспорядки, причина которых была неясна.
И наконец, появилось шестое направление мысли: идеи Гальтона по улучшению человека как вида с помощью выявления и усиления способностей, названные позднее автором евгеникой13, 14. Но предназначалась она для улучшения того, что сто´ит улучшать, или для улучшения имеющегося для выживания в борьбе за существование? И кто останется в живых?
Именно благодаря синтезу шести названных линий развития постепенно была заложена основа для экспериментов по психологическому планированию общества.
7 Жизненный порыв (фр). — термин А. Бергсона из работы «Творческая эволюция». — Примеч. пер.
8 «Einladung zu einer Begegnung» («Приглашение на встречу») Дж. Л. Морено, см. список литературы.
9 В поисках утраченного времени (фр.). — Взято автором из романа французского писателя Марселя Пруста. — Примеч. пер.
10 Французская школа ориентированной на гипноз психотерапии. — Примеч. пер.
11 Фредерик-Пьер-Гийом Ле Пле (1806–1882) — французский социолог, исследователь социальных институтов, в первую очередь института семьи. Целью общества считал материальное и моральное благополучие его членов, и основу развития общества видел в семье, религии и собственности. — Примеч. науч. ред.
12 Маркс пытался доказать, что психологические изменения вызываются экономическими, по крайней мере, в долгосрочной перспективе; что из разделения между трудом и капиталом следует психология двух разных классов — буржуазии и пролетариата, а вместе с ней и прочие основные различия между людьми. Изменение экономического уклада в России после революции 1917 года, видимо, не сопровождается ожидаемым изменением психологии взаимоотношений. Глядя на сегодняшнюю Россию, Маркс мог бы сказать, что психологические изменения отстают от экономических, так как коммунистическое общество все еще находится на первой ступени и государство еще не «устранено». Но не может ли коммунистическое общество в его высшем понимании оказаться утопическим — недостижимым мифом, отброшенным, как только будет выполнена экономическая программа первой ступени?
13 Появление евгеники само по себе было новаторским шагом, способствующим фокусированию внимания на способностях и одаренности человека, а также созданию дифференциальной диагностики. К сожалению, в дальнейшем переоценка влияния наследственных факторов в развитии человечества и недооценка факторов социальных привели к односторонним выводам и неблагоприятным идеологическим последствиям. — Примеч. науч. ред.
14 В процессе эволюции последней инстанцией в выживании был естественный отбор. Но человечество находится на распутье. Оно может жить и выживать в двух различных средах: одна из них — природная среда, где высшим критерием является его свобода как биологического существа, функция творца, а другая — промышленная или, лучше сказать, сохраненная и сохраняемая среда, где его свобода и творческая функция ограничены, должны протекать между краеугольными камнями эволюции машин. Очевидно, что подходящие для одной среды человеческие расы могут оказаться непригодными для другой. Критерии непригодности в обеих средах разные. Одна ветвь эволюции может неизбежно привести к человеческим обществам, подобным обществам насекомых, — гармоничным и стопроцентно эффективным, но неиндивидуалистичным. Другая ветвь неизбежно приведет к появлению новой расы, которая будет молчаливо следовать по пути эволюции, частично изменившись после победы над роботом. Тогда у человека будет две возможности выживания: одна — в качестве зоотехнического животного, другая — в виде творца. Представление Дарвина о выживании наиболее приспособленных видов здесь меняется. Обе среды могут гарантировать человеку выживание, но, независимо друг от друга, выживут те индивиды, которые окажутся более приспособленными к одной конкретной среде. В среде, где машина и ее сохранение выброшены не в принципе, а из правила, наиболее приспособленным будет человек-творец, не зависящий от машины слуга, а ее хозяин. Высший же тип человека в сохраняемой среде будет обречен на гибель в среде природной. В будущем вполне возможно, что две эти разные среды будут сосуществовать, процветать и порождать две разные человеческие расы, а следовательно, приведут к самому важному разделению со времен превращения обезьяны в человека.
Глава 3. Определение и метод
1. Социономия
Социономия — наука, занимающаяся психологическими свойствами популяций и коллективными проблемами, которые ими порождаются. Она изучает главным образом сложные взаимоотношения разных групп и их деятельность, а также то, как такая деятельность влияет на общественное благополучие. Внимание, уделяемое социономией социальным аспектам взаимодействия разных видов деятельности, проистекает из интереса к предпринимаемым правительствами сегодня и, возможно, готовящимся в будущем мерам по направлению этой деятельности в нужное русло. Как любая наука, социономия исходит из того, что в изучаемых ею явлениях существует некий порядок. Психологическая деятельность групп не совсем бесцельна или управляема лишь волей случая. Психологическая ситуация сообщества, рассматриваемого в виде единого целого, имеет явно выраженную упорядоченную модель, которая проявляется в законах и тенденциях, обнаруживаемых с помощью эксперимента и анализа.
2. Социометрия
Раздел социономии, занимающийся изучением с математической точки зрения психологических свойств популяций, экспериментальными мето-диками и результатами, полученными с использованием количественных методов, называется социометрией. Она проводится с помощью методов, исследующих эволюцию и организованность групп, а также положение в них индивидов. Одна из ее особых задач — выяснить количество и распространение пронизывающих население психологических потоков.
3. Социометрический тест
Инструмент для измерения степени организованности социальных групп называется социометрическим тестом, требующим от индивида выбора партнеров в любой группе, членом которой он является или может стать. От него ожидается совершение выбора без всяких ограничений и вне зависимости от того, являются выбранные им индивиды членами его группы или аутсайдерами.
Тест проводился в домовых, рабочих и школьных группах и определял положение каждого индивида в группе, где он выполняет определенную функцию, например в группе, в которой он живет или работает. Оказалось, что скрытая психологическая структура группы сильно отличается от ее социальных проявлений; что структура группы напрямую зависит от возраста участников; что разные критерии могут образовывать разные группировки из одних и тех же лиц или создавать одинаковые группировки; что выполняющие разные функции группы, например домовые и рабочие, имеют тенденцию к разным структурам; что при возможности люди выбирали бы себе другие группы; что такие спонтанные группы и функция, выполняемая в них индивидами сейчас или в будущем, имеют определенное отношение к поведению каждого индивида и группы в целом; что спонтанные группировки и их формы, добавляемые к первым авторитетным лицам, являются потенциальным источником конфликта. Обнаружено, что выбранные и имеющиеся отношения часто различаются, а положение индивида нельзя понять полностью, если не рассмотрены все индивиды и группы, с которыми он связан эмоционально. Выяснено, что организационное устройство группы нельзя изучить полностью без включения всех связанных с ней групп или индивидов и что индивиды и группы часто взаимосвязаны до такой степени, что предметом социометрического теста должно стать все сообщество, к которому они принадлежат.
4. Метод
Мы изучили формирование группы тремя способами. Первый можно назвать наблюдательным и интерпретационным. Мы наблюдали за спонтанными группировками детей, выбегающих из школы на игровые площадки без присмотра взрослых. При этом отметили закономерность спонтанных группировок: за одной девочкой следовала куча других, многие образовывали пары, а двое или трое, зачастую и больше, гуляли в одиночестве. Похожие модели образовывались в неуправляемой игре. Стала возможной предварительная классификация положения индивидов в группах — изолированные, пары и цеплявшиеся за лидера, — но это не выходило за рамки поверхностных рассуждений о понимании их организации.
Затем мы подошли к решению задачи с другой стороны и вместо того, чтобы наблюдать за формированием групп со стороны, вошли в группу, стали ее частью и фиксировали внутреннее развитие. Испытали на себе полярность отношений между ее членами, развитие внутренних компаний, давление на того или иного индивида. Чем больше была изучаемая группа, тем в большей степени мы сами становились жертвами такого давления, тем сильнее оказывались привязаны к одной из ее частей и тем чаще закрывали глаза на другие части. С помощью такого метода «партнерских отношений» мы пришли к более тонкой классификации каждого индивида, чем позволяло наблюдение. Или выбирали члена группы, знающего ее внутренние взаимоотношения: в семейной группе консультировались с матерью, в школьном классе — с учителем, в домовой группе — с воспитательницей, в рабочей бригаде — с бригадиром и т.д. Вследствие механизма партнерских отношений выбранный информатор часто имел неточное представление о работе группы.
Однако мы не можем в должной мере понять основное направление развития индивида ни с помощью наблюдения (например, за ребенком, следя за его самым спонтанным выражением — игрой), ни благодаря партнерству. Нужно вырастить из него экспериментатора. Учитывая принципы формирования группы, надо сделать самих членов будущих групп их создателями. Для получения более точных сведений об организационном устройстве группы используется социометрический тест, состоящий в том, что индивид выбирает себе партнеров в любой группе, членом которой является или может стать. Поскольку выбор инициируют сами люди, каждый индивид не только выбирает партнеров, но и выбирается каждым имеющим с ним отношения индивидом. Так мы получаем понимание, как выглядят структуры групп с их точки зрения — по сравнению со структурами навязанных им групп. Данный метод является экспериментальным и синтетическим.
В школьных группах тест выглядел следующим образом. Тестирующий приходил в класс и говорил ученикам: «Сейчас вы сидите так, как велел учитель. Своего соседа по парте выбрали не вы. Теперь можете выбрать мальчика или девочку, с которыми вы хотели бы сидеть. Напишите имена тех, с кем вы хотите сидеть в первую и во вторую очередь. Внимательно посмотрите вокруг и примите решение. Помните: в следующей четверти выбранные вами друзья могут сидеть рядом с вами».
Перед совершением выбора ученикам давали одну минуту на раздумья. Тестирующий старался войти с ними в контакт и донести особую значимость принимаемых решений.
Для домовых групп тест выглядел по-другому. Тестирующий собирал все население сообщества и говорил: «Сейчас вы живете в конкретном доме с конкретными людьми в соответствии с распоряжением администрации. Вы не выбирали живущих с вами в одном доме, как и они — вас. Теперь у вас есть возможность выбрать тех, с кем вы хотели бы жить в одном доме. Можете выбирать любых людей из вашего сообщества; неважно, живут они с вами в одном доме или нет. Напишите свой первый, второй, третий, четвертый и пятый выбор. Подумайте и примите решение. Помните: те, кого вы выберете, могут затем жить с вами в одном доме».
Методологическое значение имеют три пункта.
1. Каждый индивид становится центром эмоциональной реакции.
2. Это не теоретическая реакция. Индивид эмоционально заинтересован в определенной практической цели, которую он хочет достичь, зная, что тестирующий вправе реализовать его желание на практике.
3. Выбор всегда связан с определенным критерием. В первом примере, со школьными группами, критерием является обучение в непосредственной близости, а именно — получение выбранного ученика в соседа по парте. Во втором, с домом, — проживание в непосредственной близости, а именно — в одном доме. Применительно к рабочим бригадам критерием была работа в непосредственной близости, а именно — в одной бригаде и совместное выполнение рабочих функций. В любой изучаемой группе должны использоваться свои критерии в соответствии с ее функцией.
Тест проводился в три этапа: 1) спонтанный выбор; 2) мотивы выбора и 3) причинно-следственная связь. Спонтанный выбор показывает, сколько членов собственной группы, независимо от критериев, индивид желает видеть партнерами по деятельности этой группы. Мотивы, выясненные в ходе интервью с каждым индивидом, проясняют количество его притяжений и отталкиваний в групповой деятельности. Лежащие в их основе причины изучаются с помощью теста на спонтанность, адаптированного под социометрические цели. Он помещает индивида в стандартную жизненную ситуацию, вызывающую определенные, основные эмоциональные реакции, называемые состояниями импровизации, — страх, гнев и т.д. Весь спектр мимических и вербальных выражений во время теста снимается на кинопленку и представляет собой характерные подсказки о складе личности участника, его отношении к разыгрываемой жизненной ситуации, а также к лицу или лицам, с которыми он участвует в тесте.
5. Структура теста
Проблема заключалась в выстраивании теста таким образом, чтобы он, в первую очередь, являлся мотивацией, стимулом, целью для испытуемого, а не для тестирующего. Если процедура теста идентична жизненной цели испытуемого, он никогда не почувствует себя жертвой или эксплуатируемым. Но та же серия действий, выполняемых по желанию испытуемого, может быть «тестом» с точки зрения тестирующего.
Мы разработали два теста, в которых испытуемый действует в соответствии со своими целями. Один из них — социометрический тест. С точки зрения испытуемого, это вообще не тест; так и должно быть. Для него это просто возможность проявить активность в вопросах, касающихся собственной жизненной ситуации. Социометристу тест раскрывает настоящее положение испытуемого в сообществе относительно положения других его членов. Второй тест, отвечающий данному требованию, — тест на спонтанность. Здесь, в стандартной жизненной ситуации, испытуемый импровизирует в свое удовольствие. А для исследователя тест является источником информации о характере, уме, поведении и психологическом положении испытуемого.
Психометрические тесты и психоанализ ребенка и подростка, какими бы разными они ни были, имеют одну общую черту — переводят испытуемого в пассивное состояние, когда он выполняет подчиненную роль. Ситуация его не мотивирует, что склонно вызывать подозрительное, напряженное отношение к тестирующему и приписывать ему скрытые мотивы для побуждения себя смириться с тестом. Данный ситуативный фактор следует рассматривать как не имеющий отношения к тому, насколько ценными и значимыми могут быть данные, полученные в результате психометрического тестирования и психоанализа. Этот аспект тестирования становится особенно заметен, если результаты используются для внесения изменений в жизненную ситуацию испытуемого, например с целью перевести его в учреждение для слабоумных. С помощью социометрического теста и теста на спонтанность можно заменить искусственные условия психоаналитической ситуации и IQ-тестов на естественные или жизненные.
6. Указания по проведению теста
Пункт, заслуживающий особого внимания, — точность указаний при проведении социометрического теста. Социометрическим можно по праву назвать лишь тест, пытающийся выяснить чувства индивидов по отношению друг к другу, а кроме того, по одному и тому же критерию. Например, предлагая жителям конкретного сообщества выбрать тех, с кем они хотят жить в одном доме, и мотивировать данный выбор, мы говорим о социометрическом тесте. То же самое происходит, если мы, например, определяем с помощью теста, к кому испытывают сексуальное влечение или с кем хотят учиться вместе в одном классе данные индивиды. В каждом из описанных случаев указывается определенный критерий: проживание или работа в непосредственной близости либо сексуальная близость. Кроме того, чтобы быть точным, социометрическому тесту не обязательно получать необходимую информацию путем одного наблюдения за индивидами и тем, как они ведут себя в своих домовых, рабочих группах или где-то еще, и выводить на основе таких наблюдений их вероятное положение в своих группах. Однако следует вовлечь испытуемых в партнерские отношения, чтобы они стали в достаточной мере заинтересованы в тесте и сообщали тестирующему свое спонтанное отношение, мысли и мотивы относительно индивидов, подпадающих под один и тот же критерий. Какой бы дополнительный материал ни был получен другими методами для подтверждения важной информации, он не может заменить два упомянутых выше требования. Следовательно, если жителей сообщества просят назвать тех, кого они любят или не любят, независимо от критерия, это не следует называть социометрическим тестом. Не связанные с критерием симпатии и антипатии не являются аналитически дифференцированными. Они могут быть связаны с сексуальными предпочтениями, удовольствием от совместной работы или чем-то еще. Кроме того, индивиды не заинтересованы в искреннем выражении симпатий и антипатий, поскольку из этого нельзя извлечь практической пользы. То же верно в случае, когда детей в классе без всяких критериев и актуальной цели для них спрашивают, кто из одноклассников им нравится или не нравится. Даже если такая форма исследования в определенном возрасте может дать результаты, аналогичные нашим, ее не следует называть социометрическим тестом. Она не обеспечивает системную основу для социометрических исследований.
7. Места исследования
Представленное в этой книге исследование проводилось в несколько этапов.
1. Изучение эволюции групповых различий. Места исследования: общеобразовательная школа № 181 в Бруклине (Нью-Йорк), сельская школа в Ривердейле (Нью-Йорк).
2. Социометрическое исследование всего сообщества и применение в нем полученных результатов. Место исследования: исправительно-трудовая колония для девушек штата Нью-Йорк в Гудзоне (Нью-Йорк).
3. Разработка теста на спонтанность и обучение спонтанности. Места исследования: Дом соседства имени Гросвенора (Нью-Йорк), исправительно-трудовая колония для девушек штата Нью-Йорк в Гудзоне (Нью-Йорк).
4. Отчет о принципах психологического планирования сообществ, подготовленный в ответ на запрос Комиссии по бытовому обеспечению департамента внутренних ресурсов (Вашингтон).
Планирование распределения населения я впервые изучал в 1915–1918 годах. Местом исследования стала итальянская колония с населением более десяти тысяч человек. Дело было во время Первой мировой войны, когда австрийское правительство переселило большое количество крестьян — австрийских подданных итальянского происхождения, бежавших из своих домов в Южном Тироле в страхе перед приближающейся итальянской армией, — в местечко недалеко от Миттендорфа, в пригороде Вены. Сообщество состояло из домов, в каждом проживало несколько семей и имелся глава, отвечавший за благополучие своей группы. Минимальные коммунальные расходы покрывало правительство Австрии. Кроме того, открыли обувную фабрику, где временами работали от одной до двух тысяч рабочих. Правительство было озабочено тремя проблемами, отраженными при планировании: внешняя безопасность, санитария и жизнеобеспечение. Однако социальное и психологическое планирование не рассматривалось, о нем даже не задумывались. Группу сотрудников, членом которой был я, правительство назначило для надзора за проблемой санитарии в новом сообществе. На этой должности, а затем — в качестве суперинтенданта открытой детской больницы я имел возможность изучать данное сообщество с момента возникновения до окончательного роспуска три года спустя, когда в конце войны жители вернулись в свои дома в Тироле. За указанный период сложилась настоящая общественная жизнь. Постепенно появлялись больницы, школы, церковь, театр, универмаги, магазины, промышленность, социальные клубы, газеты. Однако, несмотря на попытки правительства справиться с чрезвычайной ситуацией и установление практически всех внешних признаков общественной жизни, среди населения царило сильное недовольство и трения. В промышленный пригородный район переселили целые деревни виноделов — жители тирольских гор очутились на равнине. Все они оказались выброшены из привычной среды без разбора, внутренне и внешне не приспособленные к новой окружающей обстановке. Я изучал возникшие среди них психологические потоки по разным критериям — национальности, политическим взглядам, полу, отношениям между персоналом и колонистами и т.д., — считал их главным источником вопиюще слабой адаптации и беспорядков. Именно благодаря данному опыту меня начала занимать идея психологически спланированного сообщества.
Первый шаг в направлении социометрического планирования был сделан с помощью небольших, спонтанно сформированных групп индивидов, на примере которых легко изучить участвующие в их организации факторы. Первое исследование проводилось в Вене в 1921–1925 годах, затем — в Нью-Йорке (см. с. 192). Мы смогли отобрать группу индивидов для работы со второй группой к обоюдному удовлетворению и прекрасной работе обеих групп. После того как их лабораторное исследование продвинулось далеко вперед, мы вернулись собственно к сообществу, занявшись поисками групп с кажущейся простой структурой. Первой оказалась модель устройства общеобразовательной школы. Мы искали школу, которая должна отразить представленную в структуре американского населения многонациональную картину, где смешивались бы все социальные классы, и которая в то же время представляла собой сплошную выборку учеников общеобразовательной школы. В итоге выбрали нью-йоркскую общеобразовательную школу № 181 в Бруклине. Сходства и различия детей в созданных руководством школы группах изучались главным образом с точки зрения критерия, сделавшего их членами этого коллектива, — критерия обучения в непосредственной близости. При этом не затрагивались прочие разнообразные критерии человеческих взаимоотношений, такие как проживание в непосредственной близости (в доме), работа в непосредственной близости (на фабрике) и т.д. В настоящем сообществе тесно взаимосвязаны разные коллективы, обусловленные данными критериями. Таким образом, анализируемые отдельно от сообщества школьные классы все еще имели налет искусственности пройденного лабораторного этапа. Для более полного исследования требовалось проследить направления, ведущие из школьного сообщества в жилые кварталы и семьи детей. Но здесь мы столкнулись с проблемой, выходившей за рамки возможностей научной интеграции: комплекс оказался слишком большим и запутанным. Понадобился промежуточный этап.
Именно в этот момент мы подумали об исследовании сперва сообщества в миниатюре вместо городской популяции, разветвленные сети которой уведут нас на бесконечные авеню, где в пути легко «потерять» отдельного индивида, как часто бывает в социологических исследованиях. Мы искали небольшое сообщество, в рамках которого процветают все коллективы — домовые, школьные, рабочие, культурные группы, — взаимосвязанные и в то же время в совокупности значительно отрезанные от остального населения, чтобы потоки, которые могли вытекать из него наружу и попадать в него извне, можно было бы не принимать в расчет без слишком большой погрешности — «замкнутое» сообщество. И тут сама собой появилась модель сообщества-учреждения — исправительно-трудовая колония для девушек штата Нью-Йорк в Гудзоне (Нью-Йорк), суперинтендантом которой являлась Фанни Френч Морс.
В Гудзоне мы встретились с уникальной формой администрирования, осуществляемого суперинтендантом во всех направлениях: освобождения, заключения и управления с помощью проецируемых в сообщество этических принципов. Пронизывающие каждую мелочь этические принципы были мощным инструментом невидимого руководства. Здесь мы нашли наглядные примеры влияния образования, не ограниченного определенной территорией, отдельно взятой колонией, а являющегося атмосферой всего сообщества.
Результаты и методики, полученные на разных этапах исследования, наконец, открыли возможность применить их к сообществу в целом. Мы прекрасно понимали, что попытки психологической реорганизации любого сообщества, в котором сложились определенные модели и традиции, встретят сопротивление. Следующим логическим шагом могло бы стать построение нового сообщества. На данном этапе проекты Комиссии по бытовому обеспечению департамента внутренних ресурсов расчистили дорогу для экспериментов в открытом сообществе. Правительство было заинтересовано в выборе подходящего места и наиболее приспособленного к нему населения. Кроме сельскохозяйственного и экономического аспектов, нам позволили внести в проект поселения психологическое планирование.
Часть II. Эволюция групп
Глава 4. Эволюция организационного устройства групп
1. Уровень развития групп
Хорошо известно, что развитие организма как единого целого идет от простых форм к более сложным. Но развитие человеческого общества все еще остается загадкой. Общество лишь меняется или все-таки развивается? Обе точки зрения нашли сторонников. Они похожи на остальные общие теории, например гласящие, что цивилизации развиваются и приходят в упадок (Шпенглер)15, или что они постоянно меняются, а их форма обусловлена производительными силами (Маркс). Вопрос в том, должны ли эти процессы неизбежно идти своим чередом или их нужно контролировать. Выяснить это может только экспериментальное исследование — форма социогенетического эксперимента, которая начинает работать с простейшими группами, постепенно приближаясь к более сложным. Следует понимать, что, говоря о более сильной и более слабой дифференциации, мы не подразумеваем никаких ценностных суждений (хорошо или плохо), например что сильно дифференцированная группа лучше слабо дифференцированной, а лишь отмечаем разные уровни дифференциации, поскольку они присутствуют в структурах и связаны с разными критериями.
Сначала тест провели на группе новорожденных младенцев — все участники каждой группы были одного возраста. Младенцев помещали в непосредственной близости друг от друга в комнате, где они находились и жили с момента рождения. Целью исследования было выяснить, какие типы структур первыми появляются в эволюции групп в течение первых трех лет жизни. Наблюдались отношения между младенцами. Смысл не в том, были ли реакции каждого из них по-настоящему социальными или нет, а в том, является ли организационное устройство группы в первую очередь результатом накопительного эффекта их взаимодействия и какие формы оно принимает.
Основные направления развития можно охарактеризовать следующим образом:
• стадия органической изоляции (начиная с момента рождения) — группа изолированных, полностью поглощенных собой индивидов;
• стадия горизонтальной дифференциации структуры (примерно с 20–28-й недели жизни) — младенцы начинают реагировать друг на друга, фактор физической близости и физической дистанции, соответственно, приводит к психологической близости или психологической дистанции; первое «знакомство» начинается с соседей;
• стадия вертикальной дифференциации структуры (примерно с 40–42-й недели жизни) — тот или иной младенец непропорционально захватывает внимание, смещая распределение эмоций внутри группы с горизонтальной дифференциации структуры на вертикальную, а группа, которая до этого момента была одинаково «ровной», делится на более-менее заметных членов — «верх» и «низ».
Кажется, что ни одна стадия не проходит на одном уровне; похоже, они «размываются». Данное явление, видимо, в значительной степени объясняет растущую сложность организационного устройства, с которым можно встретиться на более старших возрастных уровнях.
На следующем этапе социометрический тест предложили всем мальчикам и девочкам, начиная с подготовительной группы и заканчивая восьмым классом общеобразовательной школы. Требовалось выбрать среди одноклассников тех, с кем любой хочет быть в одном классе и сидеть рядом. Количественный анализ выборов показал, что притяжение между полами — мальчики выбирают девочек, девочки выбирают мальчиков — самое сильное в подготовительной группе и в первом классе: 25 и 27 % соответственно от всех сделанных выборов. Во втором классе данный коэффициент привлекательности опустился до 16,5 %, в третьем — до 8,5 %, достигнув в четвертом классе самого низкого уровня — 2,5 %. Далее он незначительно изменился в пятом, шестом и седьмом классах — до 4, 3,5 и 3 % соответственно, увеличившись в восьмом до 8 %. Тест выявил бо´льшую инициативу со стороны девочек в подготовительной группе: больше девочек выбирают мальчиков, чем мальчики девочек — 15 против 10 %. Однако с первого по пятый класс инициатива мальчиков в выборе девочек примерно в два раза выше, чем у девочек в выборе мальчиков. В шестом, седьмом и восьмом классах инициативность мальчиков и девочек примерно равна.
В результате проведенного для этих учеников теста была раскрыта сложная структура организационного устройства класса, сильно отличающаяся от преобладающей. Одни ученики остались невыбранными или изолированными, некоторые выбрали друг друга, образовав взаимные пары, треугольники или цепочки, а кого-то выбрали столько раз, что он, словно звезда, оказался в центре сцены.
