Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Питер
- Kategorie: Geisteswissenschaft
- Sprache: Russisch
Гётц Али - один из самых авторитетных немецких исследователей нацизма. В данной книге он пишет о безудержном разграблении нацистами Европы, от которого выиграли миллионы простых немцев. Во время Второй мировой войны правительство Гитлера превратило государство в беспримерную машину грабежа и смогло обеспечить подавляющее большинство немцев социально-политическими и налоговыми льготами, а также хорошим снабжением. Цену за это благосостояние пришлось заплатить миллионам европейцев, чье имущество и средства к существованию были экспроприированы: доходы от продажи еврейского имущества по всей Европе поступали в военную казну Германии. После долгого замалчивания темы, наконец, безжалостно изображены выгоды, которые немецкое «народное сообщество» извлекало из преступлений нацизма, войны и убийств евреев.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 654
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Переводчик О. Шилова
Гётц Али
Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм. — СПб.: Питер, 2024.
ISBN 978-5-00116-863-8
© ООО Издательство "Питер", 2024
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Оглавление
Народное государство Гитлера
Нацистская диктатура приносила на оккупированные территории, помимо ужаса, безысходности, казней, угона людей в плен, еще и реквизирование имущества, зачастую попросту грабеж.
Немцы не были бы немцами, если бы действовали без плана, и, конечно, он у них был: создан специальный штаб особого назначения — экономический штаб «Ольденбург» и хозяйственные инспекции для Ленинградской области («Гольштейн»), для Москвы («Заксен»), для Киева («Баден»), для Баку («Вестфален»), написаны «Директивы по руководству экономикой во всех оккупированных восточных областях» (см. «Зеленая папка», ГА РФ ф. 7445, оп. 2, д. 95). Впечатляет, не правда ли? Расписаны по пунктам все нюансы, что, где, как грабить, вывозить, угонять. Ленинградская область в соответствии с этим экономическим планом была признана депрессивным бесперспективным регионом, подлежала полному разрушению и уничтожению, также для нее не планировалось вводить никакого местного самоуправления наподобие комиссариата «Остланд» (территории Белоруссии и Прибалтики).
Например, за время оккупации Ленинградской области «прямой ущерб составил 92 млрд рублей, в то время как весь ущерб, нанесенный РСФСР, где полностью или частично были оккупированы 23 области, края и автономные республики, исчислялся в 249 млрд рублей»1.
В своей книге авторитетный немецкий историк Гётц Али описывает механизм распределения всех этих колоссальных ресурсов, потому что, помимо поддержания военной мощи рейха, ограбление захваченных земель позволяло поддерживать политику того самого «Народного государства», которая и обеспечила Гитлеру столь мощную безусловную поддержку очень широких слоев населения. Как еще можно получить безоговорочное принятие населением столь вопиюще аморального явления, как национал-социализм? Только полностью претворив его в жизнь, дав людям абсолютную экономическую поддержку. Вот, например, перечень мер социальной политики, введенных в Германии еще до войны: оплаченные отпуска для рабочих и служащих; удвоение числа нерабочих дней; развитие массового туризма, в том числе для рабочих; создание первой модели дешевого «народного» авто; поощрение семей с детьми (выплата пособий) за счет холостяков и бездетных пар; зачатки системы пенсионного обеспечения; введение прогрессивного налогообложения, а также защита крестьян от неблагоприятных последствий капризов погоды и колебаний цен на мировом рынке; защита должников от принудительного взыскания долга путем описи и продажи имущества (должников по квартплате — от выселения).
Надо отметить, что руководство страны учло ошибки предыдущей войны и постаралось не допустить безудержной инфляции местной валюты вкупе с голодом: было введено распределение продовольствия в соответствии со степенью тяжести труда, военнослужащие были хорошо обеспечены материально, а помимо жалованья имели возможность слать на родину бесконечные посылки с награбленным имуществом. Таким образом, многие слои общества во время войны в экономическом плане чувствовали себя лучше, чем до нее, ведь в годы войны большинство (на 1943 год — 70 %) немецкого населения (рабочие, мелкие служащие, мелкие чиновники) не платили никаких прямых военных налогов; крестьяне имели существенные налоговые льготы; пенсии в 1941 году были повышены. Все предложения финансовых специалистов об усилении налогообложения отвергались руководством рейха «по политическим соображениям».
Но деньги надо откуда-то брать, и другой стороной этой политики было повышенное налогообложение буржуазии: 75 % военных налогов внутри Германии вносили предприятия и получатели высоких доходов. По оценкам, исходящим из деловых кругов, в 1943 году государством изымалось от 80 до 90 % предпринимательских доходов. Даже если эта цифра преувеличена, она отражает налогово-политическую тенденцию нацистского государства.
Те же меры по экономической поддержке населения отражает генеральный план «Ост»: выделение имений на плодородных землях Украины для переселенцев из Германии, полная колонизация европейской части СССР — и все это для широких слоев, каждый немец рассчитывал на свою долю от захвата богатств.
Итогом такого количества шагов по поддержанию населения стало высокое благосостояние, невиданное доселе социальное равенство и появление социальных лифтов, ведь с 1942 года офицером мог стать человек без законченного школьного образования, то есть практически любой. Очевидно, что популярность и поддержка режима, обеспечившего такие блага, была огромной. Отсутствие сколько-нибудь эффективного внутреннего сопротивления, равно как и последующего чувства вины Али объясняет этой исторической констелляцией.
Все эти популистские меры требовали денег, и немалых. Вся бюджетная политика рейха была ориентирована на будущие доходы от грядущих побед, необходимы были непрерывные захваты земель с реквизированием имущества, что позволяло бы поддерживать экономические основы столь удобного для населения Германии благополучия, сохранять поддержку режима и планировать новые войны: расширяющийся замкнутый круг, прекращение экспансии тут же привели бы империю к банкротству. Колоссальные контрибуции, вывоз миллионов тонн продовольствия, обеспечение за счет оккупированных территорий содержания немецкой армии, а также широкое распространение практики посылок с награбленным приводило к разорению. Если кто-то должен голодать, то пусть это будет население захваченных стран. Дальнейшая эксплуатация завоеванных земель не привела бы к столь необходимому экономике росту доходов, следовательно, надо идти и грабить дальше. Кстати о посылках: архив почтового управления вермахта со статистикой отправления этих самых посылок был уничтожен в конце войны, так что мы никогда не узнаем объемы того, что было отправлено на самом деле.
Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что огромная часть населения Германии получала весьма весомые выгоды от ограбления всей остальной Европы, вся экономическая машина рейха работала на поддержание режима внутри страны, и до определенного момента эта схема работала исправно. Предпосылки и подробности ее краха Гётц Али раскрывает в книге, которую вы держите сейчас в руках.
Егор Яковлев, историк
***
Перед вами самая успешная книга Гётца Али. Она занимала первое место в списке бестселлеров документальной литературы, несколько недель находилась в списке бестселлеров журнала Spiegel и стала самой обсуждаемой книгой 2005 года. Дискуссия по поводу ее впечатляющего содержания продолжается до сих пор.
Али показывает, как нацистское правительство превратило государство в беспрецедентную грабительскую машину. Во время Второй мировой войны оно обеспечило комфорт подавляющему большинству немцев и заставило их замолчать с помощью смеси из социально-политических благ, хорошего продовольственного обеспечения и небольших налоговых льгот. Издержки по содержанию этой «доброй диктатуры» пришлось понести миллионам европейцев, чьи имущество и средства к существованию были экспроприированы в пользу грабительского этнического германского общества. Автор показывает, как доходы от продажи еврейской собственности по всей Европе текли в германскую военную казну, а затем и в карманы солдат. А тот, кто не желал говорить о многочисленных преимуществах для миллионов простых немцев, должен был хранить молчание о национал-социализме и холокосте.
Гётц Али — историк и журналист. Он работал в Berliner Zeitung в качестве приглашенного профессора. Его книги переведены на многие языки. В 2002 году он получил премию Генриха Манна, в 2003 году — премию Марион Самуэль и в 2012 году — премию Людвига Бёрне.
1Последствия фашистской оккупации на территории Ленинградской области // Иванченко Н.Ю. https://www.dissercat.com/content/posledstviya-fashistskoi-okkupatsii-na-territorii-leningradskoi-oblasti
Часть I. Политики настроений в действии
Мечта о народном государстве
Потрясающие времена
Данная книга призвана прояснить симбиоз народного государства и преступлений. Для этого необходимо преодолеть распространенный до сих пор историографический подход, отделяющий столь явно жестокую сторону национал-социализма от политических действий, которые делали этот же режим таким привлекательным для большинства немцев. Акцент ставится на стремлении исторически верно отобразить преступления в истории Германии ХХ века. Генезис холокоста раскрывается не только в документах с надписью «Еврейский вопрос» на обложке. Они не умаляют предыдущих достижений историографии, рассказывающей преимущественно о зверствах нацистской эпохи. Обращение к предпосылкам этих преступлений соответствует моему подходу и составляет внутренний стержень, в том числе и этой книги.
НСДАП основывалась на теории расового превосходства, одновременно обещая немцам большее равенство возможностей, чем во времена Второго рейха и даже во времена Веймарской республики. На практике это происходило за счет других народов, путем грабительских расовых войн. Изнутри расовая борьба, казалось, означала конец борьбы классовой. С этой точки зрения НСДАП пропагандировала одну из социальных и национально-революционных утопий прошлого века. Это сделало ее популярной. Отсюда она черпала свою преступную энергию. Гитлер говорил о «построении социального народного государства», «социального государства», которое станет образцовым и в котором «все [социальные] барьеры будут разрушаться все больше и больше»2.
Как и все революционеры, весьма молодые последователи нацистского движения создавали ауру в стиле «сейчас или никогда». На момент захвата власти в 1933 году Йозефу Геббельсу было 35 лет, Рейнхарду Гейдриху — 28, Альберту Шпееру — 27, Адольфу Эйхману — 26, Йозефу Менгеле — 21, Генриху Гиммлеру и Гансу Франку — 32. Герману Герингу, одному из более старших товарищей по партии, только что исполнилось 40. Еще в разгар войны Геббельс заявил по поводу статистических данных: «Согласно имеющейся информации, средний возраст руководителей, даже в низшем звене партии, составляет 34 года, а в целом по государству — 44 года. Так что по праву можно говорить о том, что сегодня Германией руководит молодежь». Одновременно он призывал к «обновлению кадров»3.
Для большинства молодых немцев национал-социализм означал не диктатуру, запрет свободы слова и угнетение, а свободу и приключения. Они видели в нем продолжение молодежного движения, программу физического и духовного антистарения. В 1935 году задающие тон молодые люди двадцати-тридцати лет с презрением вознеслись над мелкими людишками. Они считали себя современными, чуждыми индивидуализму деятелями. Они потешались над «мещанскими заботами — ведь нас ждут великие дела». В январе 1940 года они воображали себя накануне «великой битвы» и допускали, что «…сколько бы народу ни погибло, эту страну ждет счастливое, великое будущее», чтобы в начале марта 1944 года — несмотря на все пережитые за это время ужасы — объявить о «финишном рывке этой войны»4.
Тридцатитрехлетний мужчина записал в своем дневнике причину, по которой он предложил свои услуги одному из «штабов по переселению», созданных в течение нескольких дней, и которые в 1939 году внезапно начали вывозить проживавших в Центральной и Восточной Европе этнических немцев «домой в рейх»: «Я не размышлял над своим решением ни секунды. Поставленная задача уникальна. Надеюсь, что я буду полезен и меня возьмут, и этот призыв вырвет меня из застенков кабинета, такого безразличного мне сейчас». Две недели спустя тот же автор писал: «Я потрясен масштабностью задачи: никогда ранее на меня не возлагалась такая ответственность»5. Девушки восторгались направлением студенток для помощи прибывшим из-за границы германским переселенцам во взятом Вартегау6, а также быстрым строительством школ и сезонных детских садов: «Неважно, на каком факультете мы учимся, всех нас объединяет великая общая задача, а именно — приложение всех наших сил и знаний, пусть даже еще и небольших, здесь, в Вартегау, во время семестровых каникул. И, честно говоря, мы очень гордились, что стали первыми, кому доверили проводить здесь пионерскую работу еще студентами»7.
Родившийся в 1915 году Ганс Мартин Шлейер (ставший впоследствии президентом Союза работодателей) в 1942 году, будучи 27-летним чиновником оккупационных властей в Праге, насмехался над остатками прежней нерешительной элиты в сфере управления и образования, которая, по его мнению, мешала прорыву «настоящего национал-социализма»: «С юных лет мы были готовы искать задачи, а не ждать их, и наше постоянное участие в движении даже после прихода к власти возложило на нас еще бо́льшую ответственность»8. Ганс Шустер (ставший в 70-х годах одним из главных редакторов Süddeutsche Zeitung) в мае 1941 года получил должность атташе по экономическим вопросам в германской дипломатической миссии в Загребе (Аграме), работая над созданием государства-сателлита Хорватии. До этого он трудился в посольстве Германии в Бухаресте, принимая участие в конспиративной деятельности, предопределенной его диссертацией на тему «Еврейский вопрос в Румынии», которую он защитил в Лейпциге. Он также принадлежал поколению 1915 года. В январе 1942 года 26-летний Шустер в порыве преданного последователя идеологии писал из Загреба своему другу Гельмуту Беккеру (впоследствии также ставшему влиятельным человеком) следующие строки: «Я действительно хочу поскорее выбраться отсюда. Проведенный здесь прошлый год был для меня слишком тяжел. Многое удалось сделать даже слишком гладко, пусть и с большим напряжением сил и опасностями, сопровождавшими меня неделями напролет. Сначала государственный переворот в Белграде, затем война и переворот, организованный нами здесь, в Аграме. А потом счастье от возможности участия в кропотливом строительстве этого государства, я принимал личную ответственность в течение целых шести месяцев под руководством такого выдающегося человека, как посланник Каше (обергруппенфюрер СА!). При этом обстоятельства складывались для нас благоприятно, в результате весьма тесной связи с бывшим местным правительством». Шустер добился того, чего хотел, и вскоре, будучи преданным солдатом рейха, выказал свою благодарность тому, что «многогранность моего существования, постоянное напряжение, необходимость собственных, пусть и мелких решений» и «определенная доля фантазии и инициативы» оградили его от «однообразия войны, притупляющей чувства»9.
Все вышеназванные мужчины и женщины нашли то, что хотели и чего обычно ищут молодые люди в этом возрасте: личную ответственность, еще не регламентированные, требующие пионерской деятельности отношения, тягу к беспрестанной импровизации, к постоянному испытанию своих умственных и физических сил. Они создали себе жизнь, в которой всегда могли сломать начинавшуюся рутину. Они ненавидели ограниченность офисных будней, искали проверки своих возможностей, веселья, азарта, непредсказуемости и правильного приложения усилий в условиях военной реальности. Их вел юношеский поиск идентичности, и они упивались своим мнимым всемогуществом.
Можно сказать, что в 1933 году власть захватили студенты и недавние выпускники вузов. Среди них были мятежные дети старой элиты и самоуверенные молодые люди, извлекшие выгоду из взлета продвигаемой социал-демократией Веймарской республики. В социально-романтической и в то же время техномодернистской утопии национал-социализма они преодолели гетерогенность своего социального происхождения. Они видели себя и себе подобных авангардом «юного народа»10. Скептически настроенных (вследствие своего опыта) пожилых людей они насмешливо называли «кладбищенскими червями», а заслуженных, верных своим устоям чиновников — «господами, из которых песок сыплется»11. Далекие от настоящего и близкие к будущему, они выработали видение своей жизни как противоположности стагнации. Активисты и многие проявляющие сдержанный интерес к движению люди противопоставляли ограниченному «сегодня» будущую «народную зарю». Выражаясь языком того времени, груз будней, скоро ставших потрясающими, стал легким в свете предстоящего будущего. Летом 1941 года Геббельс рассматривал возможность публикации сборника своих милитаристских речей под заголовком «Между вчера и завтра», названного впоследствии «Небывалое время»12, где он отмечал, что по многим причинам национал-социализм можно понимать как молодежную диктатуру. За несколько лет эта диктатура превратилась в самый успешный и в самый деструктивный поколенческий проект ХХ века.
Многие заимствования национал-социализма из багажа идей левых социалистов явились результатом биографий его членов. На последнем этапе существования Веймарской республики немало будущих нацистских активистов приобрели коммунистически-социалистический опыт. Так, Эйхман неоднократно упоминал в своих мемуарах следующее: «Мои интуитивные политические ощущения были левыми, и я предпочитал социалистические идеи в равной степени с националистическими». Он и его друзья рассматривали национал-социализм и коммунизм в период становления их борьбы как своего рода «братьев»13. Писатель Вольфганг Гиллерс внезапно осознал, «что “я” должно быть подчинено “мы”, и только таким образом может питаться новое германское искусство»14. Авторитетный деятель искусства Арнольт Броннен15 ранее работал вместе с Бертольдом Брехтом и Иоганнесом Робертом Бехером над постановкой хоровой драмы «Великий план и его враги», прославляющей насильственную сталинскую индустриализацию. В 1933 году Гиллерсу, уже прошедшему путь от «я» к «мы», оставалось лишь заменить слово «пролетарский» на «германский». Он и далее продолжал использовать свое осознание того, что «новое ощущение “нас” можно воплотить прежде всего в хоровых произведениях»: «Вперед, и никогда не забывать, в чем наша сила cостоит…»16. Новая Германия времен национал-социализма неоднократно предоставляла тем, кто находился по другую сторону баррикад во время демонстраций, интеллектуальных дискуссий и словесных баталий, шанс заключить свой личный мир с Третьим рейхом17.
Далее неоднократно будут упоминаться статс-секретарь рейхсминистерства финансов Фриц Рейнгардт и его руководитель, министр Людвиг Шверин фон Крозиг. Несмотря на разное прошлое, эти двое были тандемом единомышленников18. В 1940 году Рейнгардт с больничной койки писал своему начальнику: «Я уже в предвкушении великих задач, которые вскоре придется решать. <...> Как же нам повезло, что мы можем жить и работать в такое потрясающее время! Париж в руках немцев, Франция вот-вот капитулирует! За столь короткое время! Просто не верится!»19
Быстрая победа стала возможной благодаря нарушению нейтралитета Бельгии и Нидерландов. Гитлер заблаговременно назвал его «несущественным», постепенно внушив своим приближенным и населению Германии мысль, которая вскоре дала возможность оправдать любое преступление: «Никто не спросит об этом после нашей победы»20.
Вопрос о том, соответствовал ли какой-то план нацистов будущей реальности или оказался ли он выполнимым в долгосрочной перспективе, научного интереса не представляет. С аналитической же точки зрения он может ввести в заблуждение. Необычайный темп и преувеличенная до состояния коллективной лихорадочности юношеская беззаботность делают двенадцать недолгих лет режима национал-социализма столь трудными для сегодняшнего понимания тех событий. Германское общество черпало свою огромную энергию из поддерживаемого его руководством единства противоположностей: рациональных и эмоциональных политических потребностей, единения старых и новых элит, народа, партии и чиновничьей бюрократии. Чрезвычайно высокое напряжение нарастало везде, где политический аппарат сочетал в себе противоречивые понятия: культивирование якобы традиционного со стремлением к технически осуществимым переменам, антиавторитарную радость от свержения прошлого с авторитарно-утопической ориентацией на будущее германское государство Солнца21. Гитлер соединил идею национального возрождения с возможным риском заката государства, благословенную для общества классовую гармонию с основанным на силе уничтожением инакомыслящих.
Великий рывок
У нацистских лидеров было весьма прохладное отношение к юристам, дипломатам и офицерам Генерального штаба. Но ради пользы общего дела они дали им время на частичную адаптацию. Среди них были чиновники Рейхсбанка, рейхсминистерств финансов и экономики, неоднократно упоминаемые в следующих главах. Это были искушенные люди, которые приобрели свой профессионально-политический опыт еще во времена Второго рейха или были молодыми специалистами в период становления Веймарской республики, а многие из них имели опыт Первой мировой войны, зачастую — солдатами на фронте. Неоднородность биографий сотрудников обнаруживается во всех отраслевых министерствах, на большинстве университетских факультетов, а также в частных или (полу)государственных «мозговых трестах», в институтах исследования экономики, научных сообществах, редакциях газет или экономических отделах крупных банков.
В 1939–1945 годах чиновники третьего управления рейхсминистерства экономики под руководством Густава Шлоттерера постоянно и тщательно эксплуатировали Европу. Управление было создано в 1920 году как выполнение условий Версальского договора. Будучи беззащитными целями требований Франции, Бельгии и Британии, еще юные тогда чиновники обучились азам порабощения, разграбления и вымогательства. Позже они обратили свои невольно приобретенные ноу-хау против самих изобретателей, основательно обогатили их немецкой управленческой смекалкой и воспринимали свои тысячекратные дивиденды за достижение успеха грабительских походов как компенсацию за прежние унижения.
Нюрнбергские законы были наскоро слеплены и провозглашены осенью 1935 года на съезде НСДАП, но так и не были опубликованы в «Вестнике законодательства Германского рейха». Только после коррекции документов лучшими юристами по административному праву и определения идей о защите крови и «отмене» сомнительных расовых признаков в бюрократически применимые нормы появилось Первое распоряжение к Закону о гражданстве рейха. В нем были уточнения того, кто является чистокровным евреем, полуевреем или приравненным к еврею, состоя в смешанных браках или привилегированных смешанных браках. В основу сотен тысяч решений по отдельным делам юристы заложили не какие-то наследственные, биологические, вечно спорные признаки (которые с научной основательностью выдумали исследователи расы), а легко устанавливаемую, всевозможно задокументированную религиозную принадлежность в третьем поколении по отцовской и материнской линии, что обеспечивало «автоматический процесс» отбора.
То же самое можно сказать и о «еврейской контрибуции» 1938 года, сумме 1 млрд рейхсмарок, которую в порыве антисемитской ярости установил Геринг. Именно рейхсминистерство финансов придало ей облик разового имущественного сбора в размере 20 % от активов и растянуло платеж на четыре взноса в течение года. В итоге было собрано значительно больше денег, чем требовал Геринг.
Именно в результате такой ювелирной работы по исправлению законов антисемитские спецмероприятия смогли набрать необходимую эффективность, являясь в ретроспективе предварительными этапами перед убийствами европейских евреев. Счетная палата Германского рейха контролировала экспроприацию собственности белградских евреев и управление двумя депортационными лагерями голландских евреев во время Второй мировой войны22, а также — по поручению министра финансов — (недостаточную) эффективность администрации гетто в Лодзь-Литцманштадте. В Варшаве управление по делам экономики уполномочило Наблюдательный совет рейха по надзору за экономической эффективностью (ныне Наблюдательный совет по рационализации германской экономики) провести расчет экономической эффективности гетто. Его итоги, изложенные в пространных отчетах о результатах ревизии, свидетельствовали о совершенной нерентабельности «еврейских районов»23, напоминающих тюрьму.
Таким образом, экспрессионистские, оказывающие глубокое воздействие на массы, нередко импровизированные действия национал-социалистического движения нашли поддержку в среде опытной бюрократии. Несмотря на всю готовность служить делу нации, чиновники не отказались ни от одного из своих прежних инструментов управления и контроля. Счетная палата и гражданские суды продолжали свою работу; координирование, право на визирование и заслушивание, многоуровневая административная структура — все это продолжало работать с поразительной эффективностью. Гауляйтеры, мечтавшие об отсутствии бюрократии и близости государственных структур к народу, превратились в финансовых чиновников, настаивавших на точном исполнении бюджета. Это создавало раздражающую обстановку, постоянные трения, споры, но прежде всего это было умелое балансирование между головокружительными политическими или прямыми военными комбинациями. Поликратическая организационная структура национал-социалистического государства не привела к хаосу, как это часто сейчас утверждается. Совсем наоборот. Постоянная возможность иметь дело с конфликтующими интересами и всегда находиться в поисках наилучшего пути объясняет всегда неустойчивую силу режима: таким образом можно было разработать (более радикальные) альтернативы, избежать управленческих неудач и достичь высокой степени осуществимости принимаемых (часто по идеологическим причинам) мер. Таким образом, возникла убийственная смесь политического волюнтаризма и функциональной рациональности.
Взаимодействие экспертов, политиков и большинства населения основывалось также и на готовности гитлеровского правительства к проведению долгожданных реформаторских законов, в свое время застрявших в конфликте интересов республики. Движимая жаждой действий национал-социалистическая администрация решительно выбросила за борт многое из того, что уже долгое время считалось бесполезным и устаревшим. Например, в 1941 году она выполнила требование Якоба Гримма, назвавшего введенный в 1854 году готический шрифт «нескладным и режущим глаз»24, и посредством «приказа о шрифтах» добилась отмены шрифта Зюттерлина и фрактуры в пользу обычного латинского шрифта. Статья 155 Конституции Веймарской республики предусматривала отмену фидеикомисс-феодальной формы собственности, все еще широко распространенной на северо-востоке Германии и тормозившей современный капитализм. Однако республика была пока не в состоянии обеспечить соблюдение конституционного стандарта, поддержанного еще в 1849 году на Франкфуртском национальном собрании. На соответствующем законе стоит подпись «6 июля 1938 года, Берхтесгаден, Адольф Гитлер».
Нацистское руководство способствовало появлению ощущения грядущей автомобилизации населения, ввело (почти неизвестное до тех пор) понятие отпуска, удвоило количество выходных и стало развивать привычный сегодня массовый туризм. Ответственный за Берлин гауварт Германского трудового фронта пламенно агитировал народ: «В 1938 году мы хотим охватить еще больше сограждан, которые и сегодня все еще думают, что поездка в отпуск не для рабочего человека. Такая нерешительность должна наконец-то быть преодолена». Двухнедельное путешествие по Германии со всеми расходами стоило от 40 до 80 рейхсмарок25.
С самого начала нацистское государство всецело поддерживало семьи, ставя незамужних, неженатых и бездетных в худшее положение по сравнению с семейными. Правительство также защищало фермеров от неопределенности мирового рынка и прихотей погоды. Основы регулирования сельскохозяйственного производства, порядок расторжения брака, правила дорожного движения, обязательное страхование гражданской ответственности владельцев транспортных средств, начисление детских пособий, разряды налогообложения, а также основы охраны природы были заложены именно в то время. Социальные политики национал-социализма выработали общие черты концепции пенсионного обеспечения, которая с 1957 года считалась уже само собой разумеющейся в ФРГ и согласно которой слова «старый» и «бедный» больше не должны были быть синонимами, напротив, «уровень жизни ветеранов труда не должен слишком сильно отличаться от уровня жизни трудящихся сограждан»26.
Поскольку многие лидеры НСДАП происходили из среды, в которой не понаслышке были знакомы с деятельностью судебных приставов, то уже в первые несколько недель правления они обеспокоились ужесточением (особенно в кризисные времена) угрожающих большинству тогдашних немцев мучений, связанных с арестом имущества и принудительным выселением. Среди первых нацистских законов были законы, ограничивавшие права кредиторов в пользу должников. Они были призваны противодействовать «обнищанию народа». Принятый в 1938 году закон о списании старых долгов объявил недействительными сотни тысяч правовых решений, уже принятых для взыскания долгов. Вышедший в конце 1934 года закон о предотвращении злоупотребления возможностями принудительного исполнения был направлен против «почти неограниченной свободы кредиторов» прошлого27. В итоге реформы предоставили отдельно взятому судебному приставу значительную автономию и свободу принятия решений, и это характеризует национал-социалистический режим в целом28.
Центральный орган службы судебных приставов, «Газета германских судебных приставов», тут же задала новый тон: «Социально чувствительный судебный пристав не сможет ввергнуть своих беднейших сограждан в полную нищету, одновременно лишив их вместе с последним имуществом доверия к защищающему их государству и любви к отечеству, в котором они тоже считали себя вправе жить по крайней мере сносно». В «истинно народном государстве» даже у пристава должно было выработаться «по-настоящему социальное чувство», «во что бы то ни стало избегающее жесткости». В нацистский период ему не следовало «страшиться ни усилий, ни личных неудобств для соответствия социальным идеям». Ведь «при тесном переплетении социальной и национальной мысли» он всегда выполняет свой долг перед народом.
В соответствии с этим Гитлер (считавшийся «народным канцлером») первым делом изложил главный руководящий принцип: «Германия станет величайшей державой тогда, когда наибеднейшие ее граждане превратятся в преданнейших»29. Геринг вторил ему: «Домовладелец, безжалостно и бесцеремонно лишающий крова бедных сограждан из-за мелочности, своими действиями теряет право на защиту государства». Это применимо и тогда, когда во время его проступка против «основных законов национального единства» на его стороне оказывается «подобие буквы закона»30. Разумеется, от судебных приставов по-прежнему требовали «со всей строгостью относиться к злостным должникам»31, которых иногда также называли «вредителями германского народа».
После начала Второй мировой войны никто больше не имел права арестовывать имущество призывников и их семей: «Все процедуры с целью принудительной продажи предметов недвижимого имущества в соответствии с законом были прекращены или отложены независимо от того, были ли назначены торги до или после вступления в силу положения [от 1 сентября 1939 года]». Нацистское правительство также улучшило защиту прав квартиросъемщиков для призывников. Даже если впоследствии процедура вновь ужесточилась, защита должников оставалась главной задачей каждого отдельно взятого судебного пристава, чтобы таким образом «внести свой важный вклад в победу нашего народа, так упорно борющегося за свое существование»32.
В этом же ряду находится положение об обращении налога на заработную плату от 30 октября 1940 года, еще больше усилившее защиту немцев от принудительного взыскания. Оно оставляло нетронутой часть заработной платы в виде надбавок за сверхурочную работу, а также отпускные, рождественские премии, детские пособия и пенсии по инвалидности. Положение впервые установило достаточные, не подлежащие налогообложению минимальные суммы в пересчете на человека и члена семьи, основывавшиеся на заработной плате после всех вычетов, а не до них. Для достижения большего равноправия между немцами закон аннулировал унаследованную из раннебуржуазных времен привилегию, которая особым образом ограждала чиновников и священнослужителей от ареста имущества33. Именно такие законы сделали национал-социализм популярным в народе, и уже тогда в них проступали контуры возникшей впоследствии Федеративной Республики Германия.
При национал-социализме духовные и даже государственные институты сохраняли значительную степень внутреннего плюрализма мнений. Многим представителям интеллигенции, чиновникам или инженерам казалось, что институциональные самоограничения сломаны и наконец-то приближается час великого рывка — компетентности, не ограниченной ни партиями, ни установками о социальном статусе. В период противоречий между разрывом и преемственностью, профессиональной приверженностью принципам и повсеместным расширением карьерных возможностей специалисты всех областей стали весьма востребованными и по-разному полезными инструментами нацистского режима. И им не нужно было озвучивать свои личные убеждения. В отличие от коммунизма национал-социализм никогда не добивался абсолютной лояльности, но требовал антиэлитарной, часто заманчивой для европейской интеллигенции ХХ века близости к народу.
Это привело к своеобразному сочетанию политики популистских настроений, разумного вмешательства и расчетливых убийств. Обычные объяснения подъема национал-социалистического движения, ссылающиеся на германский бюрократизм или прусский верноподданнический дух, вводят в заблуждение, так как национал-социализм в большей степени, чем республика, и в явном противоречии с представлением гитлеровского государства о самом себе ограничил принятие решений по вертикали управления в пользу более современного — по горизонтали. Он стимулировал инициативу в существующих и особенно во вновь созданных учреждениях. Он ослабил жесткость традиционных иерархий. Там, где раньше на первом месте стояла служба по указке, проснулась радость от своего труда, нередко — в соединении с видящим будущие перспективы коллективным мышлением.
Так, летом 1935 года министр финансов Шверин фон Крозиг начал среди своих чиновников сбор идей с целью налогового ограбления германских евреев. Согласно озвученной в устной форме общей инструкции сотрудники выделили «рекомендуемые», «возможные, но нерекомендуемые» и «ни в коем случае не рекомендуемые» меры. Они предложили тихо убрать десятки льгот, которые приносили пользу евреям. Что касается все еще действующих законов, они считали, что в случае с евреями «обращение contra legem34 возможно уже сегодня»35.
В апреле 1938 года министр финансов снова организовал антисемитские мероприятия, передав собранные предложения сотрудников своему коллеге, министру внутренних дел. Двое чиновников из налоговой службы предложили обсудить вопрос, следует ли отменить налоговые вычеты по налогу на имущество для всех евреев или оставить их только для имеющих несовершеннолетних детей. Кроме того, они также обратили внимание на то, должны ли собаки-поводыри ослепших во время войны евреев по-прежнему освобождаться от муниципального налога на собак. Еще один сотрудник даже представил готовый к подписанию проект закона, который предусматривал особую надбавку для евреев по подоходному и имущественному налогу со следующим нюансом: размер надбавки должен быть «гибким, чтобы в случае наличия причины (вредящего народу поведения отдельных евреев) его можно было увеличить»36. Привычные «автоматические немецкое повиновение и безынициативность», как правило, выглядят по-другому.
То, как окружение Гитлера характеризовало представителей старой элиты, действовавшей конструктивно в интересах режима, подробно изложено в дневнике Геббельса на примере министра финансов Шверина фон Крозига: хотя тот «слегка возражал» перед началом каждого нового обострения ситуации, но затем неоднократно доказывал свою надежность. По своему характеру он был «одним из чиновников, которых мы можем должным образом использовать в нашем государстве»37. В 1937 году Гитлер наградил графа золотым почетным значком НСДАП. С тех пор к фон Крозигу стали обращаться как «к дорогому товарищу по партии», и он тоже был вынужден отвечать подобным приветствием. В 1939 году почетный нацист дворянского происхождения взял 450 тыс. рейхсмарок из государственного бюджета на министерскую квартиру, подобающую его положению38.
Первоначально беспартийный чиновник-карьерист граф Людвиг Шверин фон Крозиг (1887–1977) происходил из прусской помещичьей знати, графский титул он получил в результате усыновления. Он родился в герцогстве Анхальт, с 1905 по 1907 год учился в Лозанне и Оксфорде и закончил обучение в области государствоведения сдачей государственного экзамена по праву в университете Галле. Первую мировую войну он завершил в звании подполковника, имея несколько высоких наград. В 1919 году он попал в только что созданное министерство финансов, где спустя десять лет стал руководителем отдела по бюджету. В 1932 году рейхсканцлер фон Папен назначил его министром финансов Германии. Рейхсканцлер Шлейхер, а вскоре после этого и Гитлер сохранили его в своем кабинете министров как отличного специалиста. Шверин фон Крозиг (до последних часов сохранявший верность приближенному кругу нацистского руководства) еще 2 мая 1945 года был назначен преемником Гитлера Дёницем главой нового правительства. Приговоренный к десяти годам лишения свободы по «Процессу Вильгельмштрассе», дело XI, он находился в заключении до 1951 года39. Будучи министром-профессионалом, он блестяще разбирался в своем деле. Он всегда мог правдоподобно разъяснить своим оппонентам имевшиеся финансовые проблемы Второй мировой войны в многочисленных письмах, надиктованных им.
В отличие от Шверина фон Крозига, его статс-секретарь Фриц Рейнгардт (1895–1980), сын тюрингского переплетчика, не родился с серебряной ложкой во рту. Он учился в городской школе, а затем в торговом училище в Ильменау. Впоследствии стал купцом. В 1914 году был арестован в Риге как гражданин вражеской страны и сослан в Сибирь. В 1924 году Рейнгардт создал в Хершинг-ам-Аммерзе заочное торговое училище. Он был приверженцем новой идеи получения полного среднего образования для взрослых, но не нашел ее поддержки в министерстве Веймарской республики (в отличие от НСДАП, в которую вступил двумя годами позже). Основываясь на идее заочного обучения, Рейнгардт создал организацию партийных ораторов, в которой сосредоточился на бюджетной политике, затем он стал пресс-секретарем рейха по финансово-политическим вопросам, а в 1930 году — депутатом рейхстага.
С 1933 по 1945 год Рейнгардт занимал пост статс-секретаря. Он постоянно и компетентно пропагандировал цели своей политики в сотнях речей, брошюр и статей. Обладая социально-политической волей к переменам, Рейнгардт продвигал бесчисленные налоговые льготы для низших и средних классов (оставшиеся в силе и после 1945 года). Предложение министра труда в 1941–1942 годах уравнять (тогда еще очень разные) пенсии для рабочих и служащих он встретил восторженным восклицанием «Прекрасно!»40. Рейнгардт понизил основные критерии отбора для различных карьерных путей и в то же время ввел обязательное повышение квалификации для всех чиновников своего министерства. Для этого он создавал одну финансовую школу рейха за другой, чего раньше никогда не было41. Геббельс говорил о нем: «Хотя Рейнгардт всего лишь школьный учитель, который подходит к проблемам с действующей на нервы педантичностью, но все же в общем и целом он их решает»42.
Главный дуэт в рейхсминистерстве финансов представлял собой характерную для национал-социализма смесь: блестяще образованный министр-аристократ и статс-секретарь, поднявшийся из низов народной среды и получивший свои знания политика-самоучки упорным трудом. Рейнгардт считал себя человеком нового государства всеобщего благоденствия. С другой стороны, Шверин фон Крозиг олицетворял собой тысячи чиновников, офицеров, ученых и прочей интеллигенции, которым удалось сформировать и рационализировать изнутри расплывчатую, внутренне противоречивую нацистскую идеологию.
Национальная интеграция
При всей своей нетерпимости к социалистам, евреям и инакомыслящим немцы видели в Гитлере не безжалостного изоляциониста, как можно легко предположить, оглядываясь назад, а великого интегратора будущего. Версальский и Сен-Жерменский мирные договоры категорически запрещали государственное слияние Австрии и Германии. Большинство немцев видело в этом огромную несправедливость. Но в 1938 году с включением Австрии в состав Германии (как специально — в марте43) сбылась давняя национальная мечта 1848 года. Конечно, новое великое германское национальное государство создавалось не как демократическая республика, но это происходило под ликование народа. И если сегодня тогдашняя история Германии трактуется как богатая аберрациями хаотичность, то тогда — столь же единодушно — как извилистый, часто трудноразличимый путь к единству нации и государства.
На этом настрое, например, в 1938 году в берлинском районе Шпандау улицу Юденштрассе44 переименовали в честь Карла Шурца, еще одну улицу назвали именем Готфрида Кинкеля, отдавая таким образом дань памяти (вплоть до наших дней) этим двум выдающимся деятелям революции 1848–1849 годов. 15 марта 1938 года, после аншлюса Австрии, Гитлер, который никогда не рассматривал себя исключительно канцлером только Германского рейха, но всегда — вождем всего германского народа и, следовательно, всех живущих за пределами Германии немцев, провозгласил на венской площади Хельденплац: «Как вождь и канцлер немецкой нации и рейха перед лицом истории с этого момента я объявляю о вступлении моей родины45 в Германский рейх». Немного позже во Франкфурте-на-Майне, городе проведения Франкфуртского национального собрания, он объявил себя исполнителем вожделенной мечты 1848 года: «То дело, за которое 90 лет назад сражались и проливали свою кровь наши предки, отныне можно считать завершенным»46.
Нация пришла в восторг, все нараставший по мере успехов первых двух лет блицкрига. Если бы в 1918 году47 победили Габсбурги и Гогенцоллерны, то уцелевшая монархия была бы восстановлена на костях миллионов павших на войне. Гитлер любил говорить о «габсбургской падали»48. Но теперь победу одержала новая, молодая, национально-революционная Великая Германия. Под предводительством представителя социального подъема катастрофа 1918 года подошла к неожиданному счастливому концу. Внезапно бесконечные человеческие жертвы и страдания Первой мировой войны и последующих лет перестали казаться напрасными. Поражение превратилось в прелюдию к грандиозной победе. Когда Гитлер пообещал руководству вермахта быстрое нападение на Францию в ноябре 1939 года, он начал с аргумента: «Это означает конец той мировой войны, а не отдельно взятую операцию»49.
15 марта 1939 года, в день входа германских войск в Прагу, профессор анатомии Герман Фосс (впоследствии заметная фигура в научных кругах ГДР) записал в своем дневнике: «Старейший немецкий Пражский университет, отец Лейпцигского университета, снова принадлежит немцам! Невероятно. Какой тяжелый удар для славян и такое приобретение для нас. Мы живем в великое время и должны быть счастливы являться свидетелями этих событий. Какая разница, что масла не столько, сколько хотелось бы, что временами нет кофе, что приходится делать то, что не всем нравится, и т.д. По сравнению с нашими успехами это полнейший пустяк»50.
Непрерывное триумфальное шествие, сопровождавшееся видимостью экономического подъема, надолго ослабило позиции прагматиков в Германии. Сторонники реалистических, не таких блестящих компромиссов — звались ли они Шахт, Бек или Герделер51 — сошли с дистанции (и хорошо, если не очутились в концлагере). Они мешали популярной в народе гитлеровской политике великого рывка, новых четких альтернатив и принципа «все или ничего». Вдобавок к этому нацистское руководство с самого начала проявляло почти маниакальную чувствительность к внимательно отслеживаемому им барометру настроений, поэтому постоянно поддерживало нужду народа в потреблении, зачастую идя вразрез со своими военно-экономическими приоритетами52.
Впоследствии ГДР использовала 190 тыс. штатных и столько же внештатных осведомителей Штази53 для контроля за своими 17 млн граждан. В 1937 году в гестапо, включая секретарш и обслуживающий персонал, было всего 7 тыс. сотрудников, а в СД — еще меньше. Но их хватало, чтобы уследить за 60 млн, потому что большинство из них не нуждалось в контроле. Это также подтверждается при взгляде на концлагеря и тюрьмы. После начала террора в конце 1936 года, то есть спустя почти четыре года консолидации, там оставался всего 4761 заключенный, включая алкоголиков и уголовников.
Поскольку Гитлер добивался своих успехов легко, играючи, хотя он не всегда в достаточной степени финансировал экономику, его популярность в народе росла. Вскоре она вышла далеко за рамки партии и вырвала почву из-под ног внутригерманской оппозиции. К 1938 году установилась политическая ситуация, которую Муссолини метко назвал democrazia totalitaria54. После многих лет гражданской войны, классовой ненависти и партийно-политических блокад немцев объединила потребность в национальном единстве.
В своих воспоминаниях мой дед подробно описывает проведенные им на Первой мировой войне годы. Филолог-классик с докторской степенью, которому отец запретил учиться на математика, служил командиром батареи на Западном фронте. В 1917 году его правой рукой был «замечательный» фельдфебель. «Он не знал страха. Я хотел произвести его в офицеры и предложил доложить о своем желании командованию. Он ответил мне: “Мой отец — портной. Я должен остаться унтер-офицером. Я не впишусь в офицерское общество”. Но Железный крест первого класса он получил»55. Такова социальная динамика, начавшаяся еще в годы Первой мировой войны. НСДАП с большим успехом взяла ее на вооружение. Она привлекла тысячи образованных людей, оставивших свое классовое высокомерие в грязи окопной войны. В нее вошли рабочие с социалистическими взглядами, мелкие ремесленники и служащие, надеявшиеся на социальное признание и лучшую жизнь для своих детей. К ним примкнули и те, кто уже воспользовался преимуществами образовательной реформы Веймарской республики и желал продолжить продвижение по социальной лестнице. Всех их объединяло стремление не к новому классовому господству, а к политической ситуации (что сегодня почти само собой разумеется), при которой социальное положение человека на момент рождения должно как можно меньше влиять на его дальнейшую жизнь, карьеру и положение в обществе.
По прошествии времени расовая теория национал-социализма понимается как прямое руководство к ненависти, убийствам и истреблению. Но миллионы немцев привлекло обращенное к ним обещание всеобщего равенства. Нацистская идеология подчеркивала различия для чужаков и нивелировала их внутри германского общества. Говоря словами Гитлера, «внутри германского народа — полное единство нации и возможность образования для всех и каждого, но снаружи — только господское поведение!»56. Для принадлежавших к большой расово однородной группе (а это было 95 % немцев) различия во внутренних отношениях разных слоев общества уменьшились. Для многих политически желательное нивелирование классовых различий ощущалось на занятой на государственной службе молодежи, в службе труда, крупных партийных ячейках, а постепенно — даже в вермахте. Столь же однобоко, как милитаризация, рассматривается сегодня и нацистская униформа. Если задуматься о школьной форме, которую до сих пор носят в некоторых странах, форме бойскаутов или футболках спортивных клубов, то одинаковая одежда также служит для стирания различий между обеспеченными и менее обеспеченными людьми.
Та же концепция применялась ко всему генеральному плану колонизации «Ост», который тщательно продумывался в 1939–1942 годах и должен был предложить немцам больше места, сырья и возможностей для личного развития. В своем окончательном варианте 1942 года план предусматривал изгнание 50 млн славян в Сибирь. На протяжении многих лет Германское научно-исследовательское общество продвигало технократически хорошо продуманное крупное преступление, целью которого было убийство многих миллионов людей, а средства на исследования по этому вопросу были включены даже в госбюджет 1945/46 года. С точки зрения внутренней политики план колонизации востока следует понимать как топливо для растущего классового движения в Германии. Гиммлер говорил о «социализме хорошей крови». Гитлер с энтузиазмом заявлял: «Мы можем вывезти [на восток], например, наши бедные рабочие семьи из Тюрингии и Рудных гор, чтобы предоставить им больше места». Таким образом, Германский трудовой фронт хотел видеть «ликвидацию по крайней мере 700 тыс. сельскохозяйственных мелких и проблемных хозяйств»57. Все научные исследования так называемых «поселенческих резервов» германского народа указывали на «резервную армию» Маркса. Другими словами, речь шла о тех слоях населения, которые 30 или 60 лет назад, движимые нищетой, иммигрировали бы в Америку.
В 1942 году немецкие дети играли в «Колонизатора Черноземья», солдатские невесты мечтали о сотнях тысяч поместий на Украине, и даже бравый солдат Генрих Бёлль (который, безусловно, не был послушным исполнителем) писал родителям 31 декабря 1943 года из военного госпиталя: «Я очень тоскую по Рейну, по Германии и все же часто задумываюсь о возможности колониального существования здесь, на востоке, после победы в войне»58. Авторы детских книг Теа Хаупт и Ильзе Мау придумали букварь «для самых маленьких». С его помощью предполагалось «приобщить малыша к идее колонизации, а кроме того, попытаться переделать детские игры в индейцев на игры в колонизаторов востока». Это привело к проектам вроде этого: «Давайте одолжим у Мальчика-с-пальчика семимильные сапоги, иначе нам так быстро не управиться, и вместе пролетим над дальними странами. <...> А сейчас мы очутились в плодородном Черноземье. <...> Рядом с пшеницей и рожью шелестит на ветру кукуруза»59.
Все это планировалось не только в интересах аграриев или монополистов, а в виде конкретной утопии для всех и каждого.
Травма 1918 года
Первая мировая война нанесла политическому эмоциональному багажу немцев три тяжелые травмы: голод в результате британской морской блокады, обесценивание денег и гражданскую войну. Во время войны от голода умерло более 400 тыс. человек. Кроме того, были те, кто из-за дефицита еды и медикаментов заболевал неизлечимой формой туберкулеза или другими инфекционными заболеваниями и умирал раньше времени60. Одной из наводящих ужас картин того времени был стремительный рост цен. По сути, цены на продовольствие во время войны выросли на 100 %, а в некоторых местах страны — намного больше61. Взвинчивание цен, почти не контролировавшееся государством, переложило экономическую разруху на плечи простых людей, не имевших в то время в своем распоряжении никаких материальных резервов. Гиперинфляция 1923 года привела к фактическому исчезновению среднего класса, настроенного в патриотическом духе.
Анализируя последние два года Первой мировой войны, становится ясно, что ощущение упадка нации ассоциировалось у многих немцев с ненавистными образами трусливых выгодоприобретателей от их страданий. Согласно распространенному мнению, они ввергли верноподданнический народ в саморазрушительное недовольство. Только поэтому Германия после двух выгодных мирных договоров на востоке (Брест-Литовского от 3 марта 1918 года и Бухарестского от 7 мая 1918 года) упустила реальную победу на Западном фронте. Только после нарушения внутренней сплоченности отечество рухнуло в военном отношении и угодило прямиком в засаду кровожадного большевизма. Поэтому в пункте 12 партийной программы НСДАП говорилось: «Ввиду огромных имущественных и кровавых потерь, которых требует от народа любая война, личное обогащение посредством нее должно рассматриваться как преступление против народа. Исходя из этого, мы требуем полной конфискации всех военных прибылей».
Взаимодополняющие страхи перед военными спекулянтами и революционерами легко проецируются в пропагандистский фантом. Это «еврей-плутократ», который из жадности к наживе сыграл на руку столь же алчному «еврею-большевику». В то время как один якобы уничтожал средний класс и толкал крестьянские и пролетарские низы в кабалу больших денег, другому приписывалась коммуна — разрушение всего достигнутого, конец религии, обычаев, закона и праведно нажитого имущества и как итог «распад всякого порядка»62.
На основе такой пропаганды присоединившиеся позднее участники антисемитской государственной политики всегда оправдывали свои меры против «евреев» защитой. Заключительная глава «Майн кампф» называется «Самооборона как право». Тот же посыл можно найти в названии закона «о восстановлении профессионального чиновничества», которым в апреле 1933 года рейхстаг снес краеугольный камень эмансипации евреев. Проект закона о частичной экспроприации собственности евреев, разработанный чиновниками рейхсминистерства финансов летом 1937 года, назывался «Законом о возмещении ущерба, причиненного евреями Германскому рейху»63. Чем дольше шла война, тем последовательнее она изображалась в германской пропаганде как «арийское сопротивление» наступающему «мировому еврейству», стремившемуся к мировому господству в «трех обличьях»: «во-первых, в виде просто еврея, во-вторых, в виде плутократа, связанного с евреями родством, и, в-третьих, в виде еврея-большевика»64.
В эту модель легко вписывалась теория о высшей расе. Кроме общей претензии на превосходство, в нее входил и лелеемый учеными страх перед угрозой избранным, которым в случае необходимости приходилось прибегать к насилию для защиты себя от натиска низкосортных людишек. Социалистическое мировоззрение тоже содержало в себе такой элемент — учение об исторически победоносном пролетариате и никчемном, умирающем классе буржуазии. В каждом случае это облегчало переход от одного политически спасительного учения к другому, тем более что национал-социализм зарекомендовал себя как более открытая, прагматичная идеология и привлекал самые разные группы германского общества. После того как гражданская война и классовая борьба окончательно разрушили республику, национал-социалистическое движение соблазняло мечтой о третьем пути: его политики обещали справедливость для всех и борьбу против всякого рода «разложения», какой бы характер оно ни носило: либерального капитализма или доктринерского большевизма.
В 1914 году Германия иначе, чем в 1939 году, рассматривала итоги трех победоносных войн Бисмарка и более 40 лет мира, «эпохи грюндерства», подъема и процветания среднего класса. Амбары и подвалы частных хозяйств были заполнены доверху, в начале Первой мировой войны они оценивались примерно в 40 млрд марок. В 1940 году рейх мог рассчитывать лишь на запасы в 5 млрд рейхсмарок. При этом марка 1940 года демонстрировала значительно более низкую покупательную способность, чем в 1914 году. Накануне Первой мировой войны Рейхсбанк располагал размещенным в банках нейтральных стран золотым запасом в размере 1,4 млрд марок, еще 2,5 млрд марок составляла стоимость находящихся в обращении золотых монет. Для сравнения: документально подтвержденный и хранившийся тогда в секрете золотой запас Германии на 1 сентября 1939 года составлял около 0,5 млрд рейхсмарок65.
В итоге Первая мировая война обошлась Германскому рейху в 160 млрд марок. Несмотря на гораздо лучшее исходное положение, она финансировалась гораздо хуже, чем во время Второй мировой войны. Если с сентября 1939 года по сентябрь 1944-го около 50 % расходов можно было покрыть за счет текущих доходов (и говорилось именно о золотом обеспечении), то в 1914–1918 годах доля покрытия составляла лишь 13,1 %; 24,8 % должны были покрываться «краткосрочными государственными обязательствами» (а именно путем печатания денег), остальные 62,1 % следовало привлечь посредством облигаций долгосрочных займов, на которые должна была подписаться германская буржуазия. Девять военных займов в период между 1914 и 1918 годами принесли 98,2 млрд марок. Для сравнения: Великобритания профинансировала по крайней мере около 28 % стоимости Первой мировой войны только за счет текущих налоговых доходов66.
Низкое соотношение между налоговыми поступлениями и численностью населения Германии в 1914–1918 годах было не просто следствием провала политиков и финансистов, но связано прежде всего с тем, что отдельные федеральные земли все еще обладали налоговым суверенитетом. В рейхе отсутствовало общее финансовое управление. При национальном доходе в 40 млрд марок в 1913 году постоянные доходы составляли лишь 2,3 млрд, 75 % которых съедали военные расходы. По сравнению с сегодняшним днем государственную квоту можно назвать смехотворно низкой. Соответственно, нельзя говорить о централизованно организованном «колоссе кайзеровской власти»67.
Политическое перемирие, заключенное партиями в рейхстаге в 1914 году, устранило на последующие четыре года любые серьезные дебаты об улучшении налоговой базы. Только социал-демократы безуспешно требовали изъятия военных прибылей. Поэтому оставался лишь один способ долгосрочного долга — в виде военных займов. Именно республика создала известную нам сегодня централизованную государственную налоговую систему путем финансовой реформы Маттиаса Эрцбергера, и именно она с 1919 года увеличивала (непрерывно и с постепенным привыканием) долю государства в валовом национальном продукте. Той основой, благодаря которой гитлеровская Германия смогла взимать налоги во время Второй мировой войны в масштабах, которые в 1914 году «считались бы совершенно невозможными», она обязана именно республике68.
Помимо предусмотренных в бюджете расходов, обе войны в значительной степени истощили и экономическую базу: были израсходованы прежние запасы, изношено оборудование, здания, промышленные установки, транспортные средства и вся инфраструктура в целом, а леса и поля использованы до почти истощенного состояния.
В 1914–1918 годах уровень жизни немцев упал в среднем почти на 65 %, и большинство населения оказалось за гранью прожиточного минимума. Финансовые стратеги Третьего рейха рассматривали это обстоятельство как «вызывающее крайнюю озабоченность». Так, в 1941 году один молодой ученый-экономист писал: «Как видно из фактов, тем самым предел терпимых ограничений в то время, кажется, и впрямь был превышен. Крах внутреннего фронта стал расплатой за немедленное укрепление внешнего фронта». В Третьем рейхе, напротив, считалось, что такого рода «ухудшения уровня жизни опасаться не следует»69.
2Rede Hitlers vor den Arbeitern der Rheinmetall-Borsig-Werke in Berlin, 10.12.1940, Volksbeobachter, 11.10.1940; Hitler, Rede am 10.12.1940; Boelcke (Herausgeber), Krieg; Goebbels-Tagebuch, I/9.
3Goebbels-Tagebuch, II/8 (19.04.1943).
4Гостевая книга гостиницы Али «Черный лес», записи Эрнста Али (род. 1912) и Германа Али (род. 1910).
5Bongs, Straße.
6Рейхсгау Вартеланд. — Примеч. пер.
7Ilse Prüßmann, Hochschule für Lehrer Hamburg, Bericht über den Lehrereinsatz Sommer 1940, Bundesarchiv (Berlin) R 49/Anhang I/20.
8Hachmeister, Schleyer.
9ИзписьмаШустераГельмутуБеккеру 28.01.1942 и 23.03.1943, Nl Becker, priv. Teil, Nicolas Becker, Berlin; одиссертацииШустерасм. Aly, Rasse.
10ВзятоизпропагандистскойпесниГитлерюгенда Ein junges Volk steht auf. — Примеч. пер.
11Aly, Macht; изразговораХаральдаХансена (Ридерау) сГ. Али, август 1983 года.
12Goebbels-Tagebuch, I/9 (06 u. 17.06.1941).
13Aly, Rasse.
14Hillers, Skizze meines Lebens (1935), Bundesarchiv (Berlin) R 55/20176.
15Лояльный Гитлеру австрийский драматург. — Примеч. пер.
16Слова из «Песни солидарности» Б. Брехта. — Примеч. пер.
17О быстрой смене взглядов социалистически подготовленной интеллигенции: Bisky, Jungen; Zuckmayer, Geheimreport.
18Woitkowski, Graf Schwerin von Krosigk.
19Reinhardt aus Bad Mergentheim an Schwerin von Krosigk, 18.06.1940, National Archives T 178/15, Aufn. 041.
20Hitler zu den Oberbefehlshabern der Wehrmacht, 23.11.1939, PS-789 (National Archives Rg 238/case XI/F. 33).
21Отсылка к произведению Томмазо Кампанеллы «Город Солнца». — Примеч. пер.
22О Белграде (см. сноску 1 на с. 242); отчеты о ревизии лагерей Вестерборк и Вухт (Херцогенбуш) см.: Bundesarchiv (Berlin) R 2/30666.
23Aly/Heim, Vordenker.
24Grimm, Wörterbuch, Bd. 1.
25Deutsche Arbeitsfront/NS-Gemeinschaft «Kraft durch Freude», Gau Berlin: Dein Urlaub 1938, Berlin (1938); Hitler, Rede vom 10.12.1940.
26Deutsche Arbeitsfront/Arbeitswissenschaftliches Institut der Deutschen Arbeitsfront, Kriegsfinanzierung über die Altersversorgung? (Nov. 1939), National Archives T 178/15, Aufn. 650–673.
27Hansen, Rechtsgestaltung.
28Gedanken zur Neugestaltung.
29Ranetsberger, Gerichtsvollzieher.
30Fall Köppen.
31Deutsches Vollstreckungswesen; Kundrus, Kriegerfrauen.
32Ziehe, Zwangsvollstreckungsrecht.
33Bissinger (Hg.), Du; Dt. Gerichtsvollzieher-Zeitung, 60 (1940); Sebode, Regelung.
34Вопрекизакону (лат.). — Примеч. пер.
35Reichsfinanzministerium, Ideensammlung zur steuerlichen Behandlung von Nichtariern, 21.08.1935, Bundesarchiv (Berlin) R 2/56009, H.1.
36Reichsfinanzministerium (Zülow, Kühne), 25.04.1938, Friedenberger u.a. (Hg.), Reichsfinanzverwaltung.
37Goebbels-Tagebuch, II/9 (10.08.1943); II/11 (30.03.1944).
38Reichsfinanzministerium (Ludwig), 18.03.1939, Bundesarchiv (Berlin) R 2/9398.
39Woitkowski, Schwerin von Krosigk.
40Reichsfinanzministerium (Zschimmer) an Parteikanzlei Hitlers, 11.09.1941, Bundesarchiv (Berlin) R 2/31093.
41Schöpf, Reinhardt; Schönknecht, Ausbildung.
42Goebbels-Tagebuch, II/3 (15.02.1942).
43Имеется в виду начало революции 1848–1849 годов в Германии. — Примеч. пер.
44Еврейская улица. — Примеч. пер.
45Адольф Гитлер — уроженец Австро-Венгрии. — Примеч. пер.
46Hamann, Wien; Sturm des Jubels und der Freude. Die alte Kaiserstadt huldigt dem Gründer des neuen Reiches, Völkischer Beobachter, 02.04.1938; Zitelmann, Hitler.
4746 Имеется в виду Ноябрьская революция 1918 года. — Примеч. пер.
48Hitler, Kampf.
49Hitler zu den Oberbfh. der Wehrmacht, 23.11.1939, PS-789.
50Aly, Voss.
51Позднее участники заговора против режима Гитлера 1944 года. — Примеч. пер.
521937/38: Abelshauser, Kriegswirtschaft.
53Служба госбезопасности ГДР. — Примеч. пер.
54Тоталитарная демократия (ит.). — Примеч. пер.
55Wolfgang Aly: Das Leben eines deutschen Professors 1881–19?? (1962). Erinnerungen und Erfahrungen (Manuskript, Freiburg, 1961).
56Notat Köppens, 18.09.1941, Bundesarchiv (Berlin) R 6/34a.
57Aly/Heim, Vordenker.
58Böll, Briefe.
59Haupt an Institut Für Deutsche Ostarbeit, Krakau (Coblitz), 27.06.1944, Mau, Exposee «Vom neuen Land im Osten», 13.01.1944, National Anthropological Archives, Smithsonian Institution, Washington, DC, Institut für Dt. Ostarbeit, Box 1.
60Rösle, Sterblichkeitsverhältnisse.
61Benning, Expansion und Kontraktion der Geldmenge (Manuskript, 25.03.1943), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3810; Bayrhoffer, Reichsbank; Hirschfeld u.a. (Hg.), Enzyklopädie.
62Krüger, Lösung.
63Reichsfinanzministerium (Hedding) an Reinhardt, 16.06.1937, Bundesarchiv (Berlin) R 2/31097 (04.12.1939 проектзаконабылсписанвархивспометкой «опереженразовымсборомнаеврейскоеимущество»).
64Kampf dem Weltjudentum, Deutscher Wochendienst, 21.05.1943.
65Banken, Goldreserven.
66Reichskredit Gesellschaft AG, Die deutsche Inflation (Manuskript, 28.07.1937), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3803; Bayrhoffer, Reichsbank; Hoffmann, Probleme; Bark, Kriegsfinanzierung.
67Lütge, Kriegsfinanzierung; Terhalle, Geschichte.
68Epmeier, Kriegspotential; Jecht, Kriegsfinanzen.
69Bark, Kriegsfinanzierung.
Как читать эту книгу
Проблематика
Далее речь пойдет о простом, но до сих пор остающемся без ответа вопросе: как такое могло случиться? Как могли немцы допускать в своей среде и совершать беспрецедентные массовые преступления, особенно уничтожение европейских евреев? Безусловно, одной из предпосылок была навязанная государством ненависть ко всему «низкосортному»: к «полякам», «большевикам» и «евреям». Но ответа из этого не следует. Десятилетиями, до появления гитлеровского правительства, немцы были не враждебнее остальных европейцев, а их национализм — не более расистским, чем у других народов. Не существовало и особого германского пути, который можно было бы правдоподобно увязать с Освенцимом. Мнение о том, что в Германии рано развились особые, направленные на истребление антисемитизм и ксенофобия, лишено эмпирических оснований. Ошибочно полагать, что для немецкой аномалии развития, имеющей столь тяжелые последствия, необходимо найти особые, имеющие долгую историю причины. НСДАП завоевала и укрепила свою власть благодаря ситуативным констелляциям. Самые важные факторы для этого находятся после 1914 года, а не до этого периода.
В центре внимания настоящего исследования лежат многообразные отношения между народом и руководством национал-социалистического режима. Доказано, что гитлеровское правление было крайне неустойчивым с самого первого дня. Вопрос в том, как оно стабилизировалось — пусть временно, но достаточно для двенадцати блестящих и разрушительных лет. Вот почему я конкретизирую заданный мной в самом начале вопрос «Как такое могло случиться?»: каким образом такой проект, как национал-социализм (который был настолько явно мошенническим, страдающим манией величия и преступным), достиг такого высокого, сегодня вряд ли объяснимого уровня внутреннего консенсуса и политической интеграции?
Чтобы внести свой вклад в создание убедительного ответа, я рассматриваю нацистский режим с точки зрения, определяющей его как «услужливую диктатуру». Соответственно, на такие важные вопросы лучше всего отвечать, рассматривая его в военный период, в который особенно отчетливо проявились и другие черты национал-социализма. Гитлер, гауляйтеры НСДАП, значительная часть министров, статс-секретарей и советников действовали как классические «политики настроений». Почти ежечасно они задавали себе вопрос: как обеспечить и улучшить всеобщее довольство народа. И каждый день они «покупали» общественное одобрение (или по крайней мере безразличие). На основе такого взаимообмена они установили диктатуру одобрения, в любой момент ее существования имевшую на своей стороне большинство голосов народа. Критические точки, в которых должна была оправдать себя их политика народных благодетелей, выявились в результате анализа внутреннего коллапса в конце Первой мировой войны.
Следовательно, во время Второй мировой войны нацистское руководство первым делом попыталось распределить продовольствие таким образом, чтобы простые люди считали это справедливым. Во-вторых, оно сделало все для поддержания стабильности рейхсмарки (по крайней мере внешне). Таким путем должна была быть доказана беспочвенность скептических замечаний об инфляции военного времени с 1914 по 1918 год и крахе германской валюты в 1923 году. В-третьих, речь шла об обеспечении солдатских семей достаточным количеством денег — что явно контрастировало с ситуацией во время Первой мировой войны. Они получали (после удержания всех вычетов) около 85 % прежнего заработка призывника. Для сравнения: британские и американские семьи получали меньше половины. Жены и семьи германских солдат нередко имели в своем распоряжении больше денег, чем в мирное время, и часто радовались увесистым подаркам, привозимым домой отпускниками, и посылкам полевой почтой из оккупированных стран.
Чтобы еще больше укрепить иллюзию надежной власти (которую при определенных условиях следует улучшить еще), Гитлер добился того, чтобы ни крестьяне, ни рабочие, ни мелкие и средние служащие и чиновники не были обременены излишними военными налогами. В этом также состояло существенное отличие от системы военного налогообложения Великобритании и США. Однако, параллельно с защитой подавляющего большинства мелких германских налогоплательщиков, налоговое бремя для лиц с высокими и очень высокими доходами в германском обществе значительно возросло. Ярким примером политики социальной справедливости, проводимой и демонстрируемой Третьим рейхом, является разовый налог в размере 8 млрд рейхсмарок, который германским домовладельцам пришлось заплатить в конце 1942 года. Противоположный пример можно видеть в освобождении от налога надбавок за ночные смены, работу в выходные и праздничные дни, которое было декретировано после победы над Францией и сохранялось Германией как социальное достижение еще до недавнего времени.
Как бы жестко ни вело себя нацистское руководство в отношении евреев, так называемых низкосортных людей или иностранцев с расовой точки зрения, оно сознательно распределяло нагрузку внутри страны в пользу социально более слабых. Часть I книги как раз об этом.
Разумеется, богатые люди (в то время 4 % всех германских налогоплательщиков зарабатывали более 6 тыс. рейхсмарок в год) не могли набрать из своих налогов суммы, необходимой для ведения Второй мировой войны. Но как была оплачена самая дорогая война в мировой истории, если большинству граждан материально следовало ощущать ее как можно меньше? Ответ очевиден: Гитлер пощадил среднестатистического арийца за счет лишения средств к существованию других людей. Для поддержания удовлетворенности своего народа правительство рейха уничтожило европейские валюты путем постоянного увеличения объема контрибуций. Для сохранения достойного национального уровня жизни оно реквизировало многие миллионы тонн продовольствия, предназначенного для снабжения германских солдат, а затем переправило еще остававшееся в пределах досягаемости в Германию. Ведь предполагалось, что германские армии будут находить себе пропитание в оккупированной стране, они должны были оплачивать свои текущие расходы ее же валютой. Это тоже в значительной степени удалось.
Направленные за границу германские солдаты, то есть почти весь вермахт; все услуги, оказанные за границей вермахту; сырье, промышленные товары и продовольствие, купленные за рубежом и предназначенные для Германии или ее вооруженных сил, оплачивались не германской валютой. Ответственные лица действовали строго в соответствии со следующими принципами: если кто-то на этой войне и голодает, то это другие; если инфляции военного времени нельзя избежать, она должна иметь место везде, только не в Германии. Часть II посвящена разработанным для этой цели финансовым технологиям. Германская военная казна также получила миллиардные прибыли от экспроприации собственности европейских евреев. Часть III повествует как раз об этом.
Далее также показано, как евреев лишали собственности сначала в Германии, а затем в союзных с Германией государствах, а в итоге и в тех странах, что были оккупированы вермахтом. Это происходило образцово-показательным, а не классическим образом. Я поступлю тем же образом в главах, описывающих методы, с помощью которых немцы грабили остальных во время Второй мировой войны. Здесь я также сосредоточусь на том, что является специфическим в каждом конкретном случае, или — в качестве примера — на том, что является типичным в другом случае.
На основе масштабной грабительской и расовой войны национал-социализм обеспечил невиданную ранее в Германии степень равенства и растущей социальной мобильности. Это сделало его популярным и одновременно преступным. Достойное материальное обеспечение, непрямая, с удовольствием принимаемая выгода от крупных преступлений государства (без всякой личной ответственности за них) закрепили в сознании большинства немцев мнение о заботливости своего режима. И наоборот — политика истребления черпала из него свою энергию, так как была направлена на благо народа. Отсутствие заметного внутреннего сопротивления и последующего чувства вины можно объяснить одной и той же исторической констелляцией. Часть IV как раз об этом.
Такой ответ на вопрос «Как такое могло случиться?» препятствует национально-педагогическому сведению к простым антифашистским сентенциям. Его трудно поместить в выставочных стенах и почти нельзя отделить от последующей истории национального единства немцев в ГДР, ФРГ и Австрии. Однако представляется необходимым рассматривать нацистский режим как национальный социализм, чтобы по крайней мере помешать вечно возрождающейся проекции вины на отдельных личностей и точно определенные группы: иногда главным виновником становится сумасшедший, даже душевнобольной, якобы харизматичный диктатор и его «паладины». Иногда — это расовые идеологи (в соответствии с недолговечной модой принадлежности к одной и той же возрастной когорте). В других случаях (выборочно или в комбинации) — это банковские менеджеры, главы концернов, генералы или отряды убийц, опьяненные жаждой крови. В ГДР, Австрии и ФРГ применялись самые разнообразные стратегии защиты. Но они всегда имели один и тот же эффект: обеспечивали большинству населения безмятежное настоящее и чистую совесть.
Исторический материал
Существующая литература по затронутым здесь вопросам немногочисленна. Следует упомянуть основополагающий труд Марии-Луизы Реккер «Национал-социалистическая социальная политика во Второй мировой войне» (1985). Полезными оказались эмпирически идеально обоснованные социально-исторические исследования Бирте Кундрус «Женщины-воительницы» (1995) и Кристофа Расса «Человеческий материал» (2003). Есть ряд более ранних исследований о «голодной войне» с Советским Союзом. Поэтому для главы «Рядовой потребитель» не потребовалось особых исследовательских усилий, даже если бы нашлись некоторые новые источники. Она основана на книге «Теоретики истребления» (1991), написанной Сюзанной Хайм и мной, и также на некоторых исследованиях Кристиана Герлаха в книгах «Война, еда, геноцид» (1998) и «Рассчитанные убийства» (2000). Многотомный дневник Геббельса, тщательно отредактированный Эльке Фрёлих, также являлся незаменимым документом из самого сердца национал-социалистического режима по многочисленным отдельным вопросам.
В то время как о бесцеремонном, направленном на благо германского народа управлении распределением продовольствия во время Второй мировой войны кое-что известно, этого нельзя сказать о методах, используемых для стабилизации стоимости денег и ограничения военных прибылей. Гитлер, его советники и сотрудники обоснованно опасались возникновения неприятных повторений 1914–1918 годов. Так, в сентябре 1941 года Геббельс заметил: «Нам будет очень трудно пережить новую инфляцию»70. Экспроприация собственности евреев также относится к этому контексту.
