Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Золотой век детектива оставил немало звездных имен — А. Кристи, Г. К. Честертон, Г. Леру и др. В этой яркой плеяде Джон Диксон Карр (1906–1977) занимает самое почетное место. В романах Карра нет места бешеным погоням и перестрелкам, а круг подозреваемых максимально ограничен. Карр заманивает читателя в сети ложных подсказок, обманных ходов и тонких намеков и предлагает принять участие в решении хитроумной головоломки, распутывая ниточки «невозможных преступлений». В романе «Убийство в Атлантике», включенном в настоящий сборник, прискорбные события, в которых предстоит разобраться сэру Генри Мерривейлу, происходят на борту трансатлантического лайнера, следующего из Нью-Йорка в «некий британский порт». На атмосферу этого романа немалое влияние оказало аналогичное путешествие, которое совершил сам автор в первые дни Второй мировой войны. В издание также вошли романы «Видеть — значит верить» и «Ну а теперь — убийство!», продолжающие серию об эксцентричном и обаятельном Генри Мерривейле. В новом переводе!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 294
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
John Dickson CarrMURDER IN THE SUBMARINE ZONECopyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1940Published by arrangement with David Higham Associates Limitedand The Van Lear Agency LLCAll rights reserved
Перевод с английского Михаила Тарасова
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Ильи Кучмы
Карр Дж. Д.
Убийство в Атлантике : роман / Джон Диксон Карр ; пер. с англ. М. Тарасова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Классика детектива. Большие книги).
ISBN 978-5-389-29064-8
16+
Золотой век детектива оставил немало звездных имен — А. Кристи, Г. К. Честертон, Г. Леру и др. В этой яркой плеяде Джон Диксон Карр (1906–1977) занимает самое почетное место. «Убийство в запертой комнате», где нет места бешеным погоням и перестрелкам, а круг подозреваемых максимально ограничен, — излюбленный прием автора. Карр заманивает читателя в сети ловко расставленных ловушек, ложных подсказок, обманных ходов и тонких намеков и предлагает принять участие в решении хитроумной головоломки. В романе «Убийство в Атлантике» прискорбные события, в которых предстоит разобраться сэру Генри Мерривейлу, происходят на борту трансатлантического лайнера, следующего из Нью-Йорка в «некий британский порт». На атмосферу этого романа немалое влияние оказало аналогичное путешествие, которое совершил сам автор в первые дни Второй мировой войны.
© М. В. Тарасов, перевод, 2025© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Азбука®
Посвящение
Эту историю, как и следовало ожидать, я посвящаю людям, разделившим со мной плавание из Нью-Йорка в некий «британский порт» на борту теплохода «Джорджик» [1]. Происходило оно в первые дни войны и, подобно описанному дальше, сопровождалось неизбежными для военного времени предосторожностями — необходимостью соблюдать затемнение и носить спасательные жилеты. Но на этом всякое сходство с реальностью заканчивается. Шел сентябрь 1939 года, а не январь 1940-го. Никаких боеприпасов на судне не имелось. И плавание не было омрачено ни одним из прискорбных событий, которые происходят на страницах книги. Ни один персонаж — будь то пассажир, офицер или член экипажа — не имеет реальных прототипов. Короче говоря, все, кроме атмосферы, плод моей фантазии от начала и до конца.
К. Д.
Северо-Западный Лондон, 3 мая 1940 года
Глава первая
Серый, как военный корабль, лайнер стоял у пирса в конце Западной Двадцатой улицы. Это был теплоход «Эдвардик» водоизмещением двадцать семь тысяч тонн, принадлежащий «Уайт плэнет лайн», и тем днем ему предстояло отплыть в некий британский порт.
Силуэты нью-йоркских зданий на горизонте отливали холодом, как заиндевелое лезвие конька. Хотя был всего лишь час пополудни, в некоторых окнах уже мерцали огоньки. Вода в гавани, вся в разводах мазута, была неспокойной и казалась ледяной — за несколько секунд в такой воде можно замерзнуть. Да и ветер, проносящийся под открытым навесом таможни, был не намного теплее.
«Эдвардик», несмотря на изрядную длину, выглядел громоздким и приземистым. Его борта выгибались дугой лука. При взгляде со стороны таможенного поста он казался безлюдным, лишенным жизни, если не считать тонкой коричневатой струйки дыма, которая вилась над его единственной низкой трубой. Это был выхлоп двигателей, работающих на мазуте, и его мгновенно уносило резким ветром. Серые палубы, серые мачты, серые воздухозаборники, серые иллюминаторы, затемненные и завинченные, чтобы свет не просачивался через них наружу.
Портовые копы дрожали от холода, переминаясь с ноги на ногу над грязной водой. На причале курить не разрешалось нигде, даже в большом сыром зале ожидания. Хотя погрузка на «Эдвардик» уже давно закончилась, из-за большого количества охранников было трудно сделать даже шаг, не напоровшись на подозрительный взгляд. Внезапно по крыше прогрохотало эхо хриплого голоса, отразившееся от стен. Объявление через громкоговоритель переполошило горстку угрюмых, подавленных людей в зале ожидания. Они высыпали наружу и сгрудились, притопывая и пытаясь согреть дыханием пальцы, в то время как над гаванью разнесся гудок буксира, отозвавшись гулкой вибрацией потолочных балок.
Провожающих на борт не допускали, поскольку «Эдвардик», номинально пассажирское судно, вез в некий британский порт боеприпасы — взрывчатку на полмиллиона фунтов стерлингов — и четыре бомбардировщика «локхид» на верхней палубе. А еще ему предстояло принять на борт девять пассажиров.
Человек, который стоял в передней части палубы А, положив руки на ограждение, почувствовал немалое облегчение, когда «Эдвардик» наконец отвалил от причальной стенки.
Он и сам не понимал, с чего так торопится. Для этого не было решительно никаких причин. Он уезжал из Америки ради сомнительной работы и туманного будущего на родине. Легкая хромота делала его непригодным для армейской службы. И тем не менее он ступил на борт плавучего порохового погреба, чтобы следующие восемь дней (а может, девять, десять или одиннадцать, в зависимости от прихотей январской погоды и воли адмиралтейства) испытывать судьбу. Одна удачно пущенная торпеда грозила разнести лайнер на куски вместе с командой и пассажирами.
И все же нервы его заметно успокоились, когда «Эдвардик» медленно, по широкой дуге, подался назад и между судном и причалом, как он теперь видел, начала расширяться полоса испещренной белыми прожилками воды.
Мужчина поплотнее запахнул пальто и навалился на перила всем своим весом. Это был мрачноватый брюнет лет тридцати с небольшим, плотного телосложения и приятной, хотя и малопримечательной наружности, ничем особенно не выделявшийся, кроме легкой хромоты, вынуждавшей его ходить с тростью. На нем было толстое ворсистое пальто и тяжелая кепка. Звали его Макс Мэтьюз. Когда-то он был газетчиком, и притом хорошим. Правда, кое-кто (и таких нашлось немало) посчитал его дураком за решение пуститься в путь на «Эдвардике». Они бы скорее предпочли итальянский или американский лайнер. Хотя плавание кружным путем вдоль берегов Южной Европы и заняло бы больше времени, зато оно было бы совершенно безопасным.
Никогда прежде Мэтьюз не испытывал такого волнения, как в момент отплытия. «Слава богу, — думал он, — наконец-то мы выходим в море!»
Ветер, прилетевший из гавани, с силой ударил ему в лицо, заставив зажмуриться. Мэтьюз весь похолодел и с трудом удержался на ногах. «Эдвардик», подталкиваемый гудящими буксирами, слегка вздрогнул под напором набежавшей волны, но продолжил плавно скользить, приводимый в движение двигателями, и заметно расширять водное пространство между бортом и причалом.
Они уходили в темноту, в царящее впереди великое одиночество. Гудок корабля перекликался с бездною неба, которое вдали от суши казалось еще более пустым, и гудки буксира печально вторили ему.
— Холодно, — раздался чей-то голос неподалеку.
Макс оглянулся.
В нескольких шагах от него у поручней стоял, глядя вниз, на носовые люки и полубак, где в мирное время обычно размещались пассажиры третьего класса, высокий мужчина в светлом пальто. Голову он склонил вперед, и поля мягкой шляпы закрывали глаза.
— Холодно, — повторил незнакомец ни к чему не обязывающим тоном.
Оба были знакомы с неписаным этикетом, принятым среди пассажиров трансатлантических рейсов. Эта реплика служила пробным шаром. Если бы Макс просто ответил: «Да, согласен» — и отвел взгляд, попутчик понял бы, что тот не в настроении продолжать разговор. А вот услышав: «Да, так и есть» — и вдобавок еще какое-нибудь замечание, принял бы это за согласие завязать разговор.
Не расположенный вроде бы вести беседы, Макс, к собственному удивлению, вдруг обнаружил, что не прочь поговорить.
— Да, так и есть. Думаю, дальше станет еще холоднее.
— Или жарче, чем нам хотелось бы, — добродушно и вместе с тем многозначительно согласился незнакомец и сунул руку в карман пальто. — Сигарету?
— Не откажусь.
Ветер свистел в ушах и не давал покоя, хотя и стояли они на подветренной стороне, под укрытием трапа. После нескольких вежливых попыток помочь друг другу прикурить в конце концов каждый справился с этим самостоятельно.
Яркая, пусть и недолгая вспышка спички позволила Мэтьюзу лучше разглядеть собеседника, высокого здоровяка с непринужденной улыбкой, обнажающей крепкие белые зубы. Попутчику можно было дать лет шестьдесят, на что намекали выбивающиеся из-под шляпы седые волосы, однако всем обликом он скорее напоминал молодого человека. Он слегка сутулился и, жестикулируя, широко размахивал руками. Проницательные карие глаза на волевом, напряженном лице сияли, как у юноши, оживляя лицо. Одна вещь озадачила Макса: незнакомец выглядел, разговаривал и был одет как американец. Однако, насколько знал Мэтьюз, американцам в те дни не так-то просто было выправить заграничный паспорт, а главное, им категорически запрещалось путешествовать на судах воюющих стран.
— Мне тут сказали, — продолжил седой, взмахом руки погасив догоравшую спичку, — что на лайнере нас всего девять человек.
— Пассажиров?
— Да, причем никого в туристическом или третьем классе. Только в первом — девять человек, включая двух женщин.
Макс был поражен.
— Двух женщин?
— Точно так, — подтвердил незнакомец, пристальным взглядом призывая Макса не сомневаться в его словах. — Им здесь не место, верно? И тем не менее. — Он развел руками. — Капитан говорит...
— Вы видели капитана?
— О, случайно. Чисто случайно, — ответил неизвестный с некоторой поспешностью. — Разговаривал с ним сегодня утром. А что? Вы его знаете?
— На самом деле, — нерешительно произнес Макс, — он мой брат. Если вы его видели, значит общаетесь с ним больше, чем я. Не думаю, что мы часто будем видеться в этом плавании.
— Ваш брат? Неужели? Полагаю, потому-то вы и путешествуете на этой лохани?
— Одна из причин.
— Меня зовут Лэтроп, — представился попутчик, внезапно протягивая Максу большую руку. — Джон Лэтроп.
— А я Мэтьюз, — в свою очередь отрекомендовался, пожимая его руку, Макс, несколько смущенный стремительностью, с какой развивалось их знакомство. И все же Лэтроп пришелся ему по нраву своей сердечностью и обходительностью.
Ветер снова наддал, так что от сигарет во все стороны полетели искры. Оба моргнули.
«Эдвардик» теперь продвигался по гавани. Глубинная вибрация, вызванная вращением винтов, сотрясала палубы. Слева проплыла невзрачная кучка крыш и вскоре растворилась на зубчатом горизонте Нижнего Манхэттена, светлые силуэты которого вырисовывались на фоне неба, такого сумрачного, что разглядеть хоть что-нибудь удавалось, лишь когда сквозь облака пробивался луч света. И тогда даже башни-колоссы казались карликами в сравнении с необъятной водной гладью.
— Знаете, я подумал... — внезапно начал Лэтроп.
— Да?
— Ну, мы тут болтаемся в этой большой лохани... Как горошины в бочке. Должно быть, люди подобрались не робкого десятка. По крайней мере, большинство пассажиров.
— Почему вы так решили?
Лэтроп прислонился к поручню, выкинул за борт сигарету и переплел пальцы. Ветер бил в глаза, заставляя их слезиться.
— Надо думать, у всех есть веские причины спешить в Англию. Насколько это вообще возможно в наши дни. Ведь есть же безопасные морские линии. Но если добраться до Генуи или Лиссабона, а затем путешествовать по суше, времени уйдет немало. Так что должна быть очень веская причина для того, чтобы предпочесть эту жестянку с динамитом судну, следующему кружным, но безопасным маршрутом. Это я к чему говорю: на борту, должно быть, собрались очень интересные люди.
— Полагаю, да.
Лэтроп приоткрыл один глаз и посмотрел на собеседника:
— А вам наплевать?
— Нет, не совсем так. Просто я одиннадцать месяцев провалялся на больничной койке вот с этим. — Макс дотронулся тростью до больной ноги. — И все, что мне сейчас нужно, — это морской воздух и уединение.
— Простите, — извинился Лэтроп, несколько резко, но с большим достоинством. — Я не хотел вас задеть.
— Нет-нет. Вы не понимаете. Приятное плавание, хорошая еда и недурное вино — но, клянусь всеми богами, никаких развлечений. Не круиз. И у меня есть подозрение, что наше путешествие будет чем угодно, только не круизом.
Лэтроп запрокинул голову и рассмеялся.
— Тут вы правы, — согласился он, поразмыслив. — Так, значит, именно эта причина и погнала вас в путь?
— Если только это можно назвать причиной.
— Послушайте, — продолжил Лэтроп, проницательно глядя на него, — я не пытаюсь вас как-то поддеть... Или напустить тумана. Что касается меня, моя история более простая и, возможно, более странная. Я разыскиваю убийцу.
Воцарилось молчание.
Раздался хриплый гудок лайнера. Даже здесь, в гавани, вода казалась ненадежной и неспокойной. Глядя на сигарету в своей руке, Макс Мэтьюз внезапно вспомнил, что находится на борту судна с военными грузами. А разрешено ли тут курить на палубе? Он бросил сигарету и тщательно затушил ее ногой.
— Время идет, — рассудил он. — Не пора ли нам спуститься в каюты и распаковать свои вещи? Кажется, мы должны еще заполнить какую-то бумагу для старшего стюарда...
— Думаете, я вас разыгрываю? — осведомился Лэтроп. — Насчет убийцы?
— А разве не так?
— Нет. Ни капельки. — Проницательные карие глаза Лэтропа блеснули, сообщая лицу все то же оживленное выражение, а затем их взгляд стал доверительным. — Расскажу вам об этом позже. Где вы сидите в кают-компании?
— За столом брата, я полагаю. Почему бы и вам не присоединиться ко мне?
— Стол капитана? Буду рад! Ладно, тогда увидимся позже... Ну и ну!
Последнее он добавил вполголоса, как бы про себя. Макс повернулся, следуя за направлением его взгляда, и понял, чем был вызван последний возглас.
Навстречу им по палубе А, по ее выскобленным доскам, между темно-серыми переборками с одной стороны и линией спасательных шлюпок с другой, твердой походкой шла женщина средних (ну, почти средних) лет в соболиной шубке.
Ее глаза были полузакрыты от ветра. Очень светлые, соломенного оттенка, волосы стягивал обмотанный вокруг головы цветастый шарф, концы которого живописно развевались. Лицо было полным, чуть смуглым и лоснилось под глазами, словно от вазелина. Глаза (насколько удавалось разглядеть) отливали голубизной. Картину довершал сочный рот с яркими губами. Хотя даме было чуть за сорок, угадывалось это только вблизи. Распахнутые полы собольей шубки открывали взгляду шелковую блузу, перехваченную на груди бриллиантовой застежкой, и темную юбку. Ветер, дувший ей в лицо, подчеркивал отсутствие лифчика и оттененное изрядной высотой каблука совершенство полных, округлых бедер и восхитительных ног.
Все трое: Макс, Лэтроп и женщина — старательно игнорировали друг друга. По крайней мере, дама делала вид, что не замечает мужчин. Проследовала мимо, полузакрыв глаза и сжимая под мышкой сумочку из змеиной кожи.
Лэтроп украдкой посмотрел ей вслед. Макс потупился.
Он был зол на себя, потому что образ женщины не отпускал его. Выздоровев после одиннадцати невыносимых месяцев монашеской жизни в больнице, поневоле становишься уязвим и некритичен, а привлекательность незнакомки била наотмашь, ощущалась мгновенно. Макс понимал это. И все же в ее лице смутно чувствовалось что-то неприятное, возможно связанное с маленькой злобной морщинкой у рта.
Макс рывком открыл дверь, ведущую с палубы, неловко заскочил внутрь и позволил сквозняку захлопнуть ее за собой. Дверь закрылась с гулким стуком, нарушившим тишину судна. Внутри было душно и пахло резиной. Мертвое безмолвие разбавлял только слабый скрип переборок.
Этот скрип, досадливый и неприятный, преследовал его. Он спустился по лестнице, которая раскачивалась под ним в такт движениям «Эдвардика». Внизу, на палубе В, духота как будто сгустилась. Все иллюминаторы в каютах — таков был строгий приказ — полагалось постоянно держать закрытыми и завинченными. Даже наверху, в салоне и кают-компании, иллюминаторы открывали не иначе как с разрешения строгого стюарда.
Макс никогда еще с такой остротой не мучился одиночеством.
Его каюта, просторная, с отдельной ванной комнатой, находилась по правому борту палубы В. Пройдя узким коридором, он свернул в другой, совсем короткий коридорчик, что-то вроде ниши, ответвляющейся от главного, и открыл дверь слева.
Все лампы были включены, их свет отражался от белых стен. Жужжал электрический вентилятор, частично рассеивая духоту. Чемодан обнаружился рядом с одной из застеленных белых коек: каюта была двухместная, хотя он ни с кем ее не делил. В углу стояла пара плетеных кресел, на полу лежал приятный зеленый ковер. Стакан для зубных щеток вибрировал на подставке над умывальником. В ванной, дверь которой была открыта и зафиксирована с помощью крючка, урчал и утробно фыркал водопроводный кран. А реющие над всем этим лопасти вентилятора обдували лицо прохладой, поворачиваясь из стороны в сторону.
Все было очень мирно. Однако...
В дверь осторожно постучали.
— Вы позволите, сэр? — осведомился стюард, выглядывая из-за двери с озабоченным видом. — У вас есть все необходимое?
— Да, спасибо.
— Я принес ваш чемодан.
— Хорошо, я вижу.
— И еще кое-что, сэр. Когда прозвучит следующий сигнал гонга — через несколько минут, — всем пассажирам надлежит собраться наверху, в салоне.
— Зачем?
— Для инструктажа. Пожалуйста, возьмите с собой спасательный жилет. Вы знаете, как обращаться со спасательным жилетом?
— Да.
— Вы уверены, сэр? — настаивал стюард с улыбкой, осторожно пробираясь в каюту. Эта его улыбка словно приклеилась к лицу наподобие пластыря.
Два спасательных жилета лежали на верхней полке гардероба, в зеркале которого отражалась улыбка стюарда. Макс поднял руку и стянул один из них — две большие продолговатые пластины из пробки, зашитые в холст, с брезентовыми плечевыми ремнями и лямками для шеи. Следовало просунуть голову между лямками для шеи так, чтобы с каждой стороны от нее оказалось по пробковому блоку, затем просунуть руки в плечевые ремни и затянуть всю эту сбрую, завязывая брезентовые шнурки сзади, как у фартука. Макс надел жилет.
— Замечательно, сэр, — зааплодировал стюард. — А еще не могли бы вы заполнить вот этот бланк, сэр, — он кивнул в сторону койки, где рядом со списком пассажиров лежал длинный розовый лист бумаги, — и отнести его старшему стюарду вместе с вашим паспортом?
— Хорошо.
Макс не заметил ухода стюарда. Чувствуя себя Голиафом в надетой упряжи, он посмотрел на ярко раскрашенный буклет, содержащий список пассажиров.
Макс никак не мог избавиться от преследовавшего его образа: блондинка средних лет, ее глаза полузакрыты, ветер обдувает тело, она проходит мимо, опустив голову. Черт возьми, он был свободен! И не хотел, чтобы его беспокоили! Он мечтал лишь о сладком безделье, целительной полудреме. Он хотел лишь одиночества, хотел так остро, так болезненно, что ради этого готов был плыть на пороховой бочке.
И все же имя женщины его занимало, и он открыл список пассажиров, где для имен было оставлено прискорбно мало места. Там значилось:
Арчер, доктор Реджинальд
Бенуа, капитан Пьер
Зия-Бей, миссис Эстель
Кенуорти, достопочт. Джером
Лэтроп, мистер Дж. Э.
Мэтьюз, мистер Макс
Хупер, мистер Джордж Э.
Четфорд, мисс Валери
Подождите! Как же так? Список включал всего восемь имен. Между тем Лэтроп утверждал, что пассажиров девять. Вероятно, ошибся.
И все же третья строка привлекла внимание Макса. Если какое-то имя и подходило женщине, которую он видел, так это «миссис Эстель Зия-Бей».
— Вот и все, в точку, — сказал он вслух жужжащему электрическому вентилятору и затем с некоторым раздражением добавил: — Кто она? Турчанка? Или кто-то еще в том же роде? Нет, она больше похожа на англичанку, чем любая женщина, какую я когда-либо видел.
Его голос эхом отозвался в замкнутом пространстве каюты. Пол под его ногами начал медленно двигаться. Поднялся, завис, а затем наклонился вбок с резким скрипом переборок, так что Максу пришлось ухватиться за край койки, чтобы не упасть. У него защемило под ложечкой.
Тогда Макс понял причину волнения, вновь овладевшего им после отплытия. Оно было вызвано нервозностью, чистой воды нервозностью.
Макс развязал спасательный жилет, снял его и повесил на руку. Издалека донесся дрожащий звук гонга, он становился все громче и громче, пока не прогремел за его дверью.
— Всем пассажирам собраться в салоне.
Макс глубоко вздохнул. Он стащил с себя пальто, в котором теперь было невыносимо жарко, и снова взял спасательный жилет. Открыв выходящую в маленькую нишу-проход дверь, он пристегнул ее крючком к стене, чтобы в каюту проникало больше воздуха, шагнул в это крошечное пространство и на сей раз встретился с давешней незнакомкой лицом к лицу.
Ее каюта, должно быть, находилась прямо напротив его, по другую сторону ниши. Он мог бы протянуть руку и коснуться белой двери с номером «В-37», которая была обращена к нему. Женщина как раз быстро свернула в их маленький отсек, и они практически врезались друг в друга.
— Прошу прощения, — пробормотал Макс.
— Ничего страшного, — произнесла женщина после небольшой паузы. — Я уверена, что это моя вина.
Ее голос был высоким, с хрипотцой, обычно выдающей курильщиков. Макс посторонился, давая ей пройти, она нащупала ручку и открыла дверь. Внутри горел свет. Ее каюта напоминала его собственную, если не брать в расчет цвет стен, и в ней также имелась отдельная ванная. Свободное пространство уже было порядочно захламлено содержимым двух больших чемоданов с белыми инициалами «Э. З.-Б.».
Это Макс заметил еще до того, как женщина обернулась, закрывая дверь, и взглянула на него через плечо. Пухлая сумочка из змеиной кожи все еще была крепко зажата у нее под мышкой.
И снова он обратил внимание на капризную морщинку в углу опущенной нижней губы, но уже не заострил на ней внимания.
Потому что женщина посмотрела ему прямо в глаза, прежде чем дверь закрылась.
Глава вторая
Макс, немного встревоженный, поднялся по главной лестнице в салон, на палубу А.
Впоследствии он признал, что, если бы в первые сутки плавания уделил больше внимания попутчикам, присмотрелся бы к каждому, а не к одному-двум, с которыми свел знакомство, это, возможно, избавило бы всех от последовавшей кровавой драмы и крупных неприятностей. Но в том-то и беда, что поначалу ты почти не замечаешь спутников. Усталый, подавленный или погруженный в собственные заботы, ты видишь перед собой пустые лица, и тебе потом трудно связать их с людьми, которых ты узнаёшь. Даже по прошествии нескольких дней бывает сложно разобраться, кто есть кто. Конечно, в салоне «Эдвардика» было так малолюдно, что пассажиры выглядели призраками, которые бродили по помпезному викторианскому особняку с привидениями. Наблюдай, если хочешь. Чего уже проще! Однако опасный груз — взрывчатка в судовом трюме — способен и бывалого детектива отвлечь от выслеживания убийцы.
А между тем третий помощник капитана, собрав пассажиров в салоне, ясно дал им понять, что плавание не будет веселым морским круизом.
Салон на лайнере был огромным — роскошная зала с шеренгами колонн из красного дерева, поддерживающих витражную крышу из цветного стекла, с рядами столиков под зелеными скатертями и глубокими парчовыми креслами вокруг танцпола, теперь устланного ковром. Правда, тусклое освещение придавало этому нарядному великолепию какой-то призрачный вид. Да и собравшиеся словно ожидали услышать историю о привидениях. Впрочем, третий помощник, напомнивший Максу знаменитого автогонщика сэра Малкольма Кэмпбелла, источал живую уверенность.
— Итак, леди и джентльмены, — начал он, присаживаясь на край стола, заваленного грудой квадратных картонных коробок, — никому из нас не хотелось бы принимать все эти меры предосторожности и докучать ими вам. Но, как говорится, на рожон не попрешь. — Он произнес это с какой-то зловещей шутливостью. — Прежде всего я хотел бы, чтобы вы подошли ко мне и примерили противогазы. Стюард!
Противогазы? Зачем противогазы в море? Этот вопрос крутился у всех на языке, но никто не произнес ни слова.
— Если они не понадобятся здесь, — сухо заметил третий помощник, — то пригодятся после высадки в Англии. Так что вам придется получить их тут. Напишите свое имя и номер каюты прямо на коробке. А теперь прошу вас, пожалуйста.
Все послушно поднялись с мест. Стюарды помогли пассажирам натянуть уродливые маски, уподоблявшие свиным рылам лица людей, взиравших друг на друга в тусклом свете. Если противогаз сидел надежно, вдох вызывал долгий и малопристойный звук, возникавший всякий раз, как вы набирали в грудь воздух.
Мисс Четфорд и мистер Кенуорти, как выяснилось позже, в салон не явились. Стюард сообщил, что они страдают морской болезнью. Третьего помощника это немного раздосадовало, но в конце концов он решил позже навестить страдальцев в каютах.
— Завтра, — продолжил он, — вам будут даны подробные инструкции. В одиннадцать часов состоятся шлюпочные учения. Услышав сигнал тревоги, спусти́тесь, пожалуйста, в кают-компанию на палубе С и ждите распоряжений. Возьмите с собой спасательные жилеты, противогазы и одеяла. Помните: если судно подвергнется нападению с моря или с воздуха, вы должны идти в кают-компанию. На данный момент это всё, — улыбнулся он. — И не беспокойтесь о том, что может произойти. Позвольте позаботиться об этом нам самим.
Все потянулись к выходу.
Не было ни комментариев, ни шуток, ни смеха. Но «Эдвардик» уже раскачивался на океанских волнах, и кислые мины выдавали взбаламученность желудков. И в самом деле, в первый вечер на ужин явились только четыре пассажира — и ни одного представителя экипажа, кроме старшего стюарда.
В кают-компании, занимающей добрую половину акра, между пустующими белоснежными столами, зеркалами и красными лаковыми стенными панелями, царила глубокая, почти погребальная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием посуды на кухне. Стюарды, похоже, были подавлены не меньше пассажиров. За круглым капитанским столом на шестерых, кроме Макса, сидели только общительный мистер Лэтроп и невысокий толстяк средних лет, представившийся мистером Джорджем Хупером из Бристоля. Неподалеку столик на двоих облюбовал жилистый смуглый мужчина, в форме защитного цвета с красно-золотыми погонами капитана французских тиральеров [2]. Макс предположил, что это, должно быть, и есть тот самый капитан Пьер Бенуа, что значится в списке пассажиров. Лицо француза выглядело совершенно бесстрастным, и он ни разу не оторвал взгляда от своей тарелки.
По столовой пронесся загадочный сквозняк. Под шипение пены за иллюминаторами салон медленно взмыл вверх, как воздушный шар, а затем рухнул вниз, наподобие скоростного лифта. Посуда зазвенела и сдвинулась к центру стола.
— Крабовый коктейль, — отважно сделал заказ Лэтроп, сверяясь с меню. — Камбала на гриле под голландским соусом, стейк и жареный картофель по-французски... Хм... дальше посмотрим.
— Мне стейк с картофелем фри, — произнес мистер Джордж Хупер уютным, успокоительным говорком уроженца юго-западных графств и тут же тихо добавил: — Боже мой! Вы только посмотрите! Царица Савская...
Под звук этих слов в кают-компанию вошла Эстель Зия-Бей.
Она серьезно погрешила против правил хорошего тона, в первый же вечер одевшись словно на званый ужин, но, без сомнения, сделала это намеренно. Шепот мистера Хупера был полон благоговения.
Вечерний, с серебряными блестками туалет миссис Зия-Бей (черт бы побрал это имечко, подумал Макс) имел такой смелый вырез спереди, что смущенный мистер Хупер при виде его пробормотал что-то себе под нос. Блестки отражали сияние бесчисленных мозаичных зеркал. А плечи... Они были поистине великолепны, того же мягкого смугло-золотистого оттенка, что и лицо. И никаких морщинок возле губ. Черная сумочка на ремне слегка покачивалась на ходу.
Когда дама уже вступила в кают-компанию, судно резко накренилось. Особа с менее твердой походкой или поскользнулась бы, или врезалась бы в колонну, неуклюже запутавшись в юбках. Но вошедшая только рассмеялась в лицо стюарду, который кинулся к ней на помощь. Она шутливо толкнула его в грудь, приподняла длинные юбки и села за столик на двоих. Вскоре сотрапезники услышали ее голос, громкий и довольно резкий. Она заказывала ужин.
Трое мужчин тут же сконфуженно зашептались.
— Ей следовало бы вести себя скромнее, — пробормотал мистер Хупер, глядя в свою тарелку. — Это просто скандально.
— О, я так не считаю, — возразил Лэтроп, широким жестом отметая ханжеские возражения. Его карие глаза, глаза молодого человека, блеснули. — Я бы сказал, что она красивая женщина, эта миссис Зия-Бей. Она разведена или собирается разводиться. Американка по происхождению, но первый муж был англичанин. А второй — с которым она разводится — работает в турецком посольстве в Лондоне.
Лэтроп, как вскоре убедился Макс, был мастер собирать сплетни. Деревенские кумушки, перемывающие косточки ближним за рукоделием, и в подметки ему не годились.
— Вы что, уже успели перемолвиться с ней словечком? — удивился Мэтьюз.
— О, случайно. Чисто случайно. Думается, она надеялась, что я угощу ее выпивкой, но я не собирался ничего пить.
«Конечно надеялась, черт возьми!» — подумал Макс.
Лэтроп усмехнулся.
— На борту каждого лайнера найдется такая особа, — признал он. — Иногда настроенная серьезно, иногда — нет. Чаще всего нет. Но эта, если вы меня спросите, похоже, не шутила. Нет, сэр, я в такое не ввязываюсь. Не думаю, чтобы миссис Лэтроп это понравилось.
Макс доел ужин в молчании. Он снова сказал себе, с сердитой настойчивостью и беспокойством, что не собирается связываться с этой женщиной. Ее место в аду. Он не станет с ней знакомиться. И приглашать ее выпить.
И все же он знал, что этому суждено случиться. С этим ничего не поделаешь. Какое-то неприятное предчувствие подсказывало ему это. А хуже всего было то, что Эстель Зия-Бей ему даже не слишком-то нравилась. Но когда человеку жизнь не мила, он говорит себе: «а почему бы и нет?» Он говорит...
Стюард в синей униформе пересек кают-компанию, осторожно пробираясь между кренящимися столами, на которых позвякивала посуда.
— Мистер Мэтьюз, сэр?
— Да?
— Капитан желает вам приятного аппетита и приглашает выпить с ним кофе в его каюте после ужина.
Макс не возражал и был только рад предлогу удалиться. По пути к выходу ему пришлось миновать миссис Зия-Бей. Он мог бы от этого уклониться, сделав крюк, но побоялся, что это будет выглядеть демонстрацией, и ощутил укол смущения. Когда он приблизился к столику американки, она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Губы, тронутые темно-красной помадой, податливо-сочные, как мякоть тропического фрукта, насмешливо изогнулись, как будто она собиралась улыбнуться.
Но и только. Прихрамывая, он проковылял мимо.
Стюард поднял его на лифте на палубу А, а затем вывел наружу. Чтобы свет не проникал ниоткуда, выходы были устроены по типу водонепроницаемых отсеков. Вы открывали непрозрачную дверь и попадали в некое подобие темного тамбура. Затем, закрыв первую, вы отворяли вторую непрозрачную дверь и оказывались в свистящей темноте.
— Осторожно, сэр! — крикнул стюард.
Макс не мог даже представить себе такого кромешного мрака. Мокрая палуба, накренившись, взметнулась вверх. Конец трости скользнул по влажному железному настилу, и он чуть не растянулся во весь рост.
Он слышал, как завывает ветер, с громкими хлопками и гулом раздвигая парусиновые полотнища, привязанные, наподобие ширм, вдоль открытой палубы. Вихри проникали сквозь их ряд и трепали волосы. Не было видно ни зги. Он поднял руку и пошевелил пальцами — ничего. Ни проблеска, ни звезды. Ничего, кроме черноты, которая с воем обрушивалась и сбивала с ног, оглушала и брызгами обжигала губы.
Стюард что-то прокричал ему в ухо и направил его к трапу, который вел на шлюпочную палубу. Макс понял, что это трап, лишь когда уперся в него голенями. Едва ли не ощупью они пробрались между огромными силуэтами закутанных в брезент бомбардировщиков на шлюпочной палубе и вскоре попали, почти ослепшие, в ярко освещенную капитанскую каюту.
— Послушай, — сказал брат спустя несколько мгновений, молча оглядев его, — какого черта ты взял билет именно на этот лайнер?
Коммандер [3] Фрэнсис Мэтьюз мало изменился за два или три года, прошедших с их последней встречи. Ему было сорок пять, и лицо его своим цветом наводило на мысль о сырой говядине. Держался он спокойно (если речь не заходила о семейных делах) и отличался отменными манерами (с той же оговоркой). Коренастый и широкоплечий, он восседал во вращающемся кресле рядом с полированным письменным столом. Его «комната» — не каюта — была бы вполне уместна в качестве кабинета на загородной вилле. Холодные голубые глаза под прищуренными веками, с сеточкой морщин по углам, не отрывались от лица брата.
Затем коммандер упер руки в бока. Четыре золотые нашивки на рукавах придавали ему особую внушительность.
— Тебе известно, что здесь небезопасно? — буркнул он. — Садись.
Макс рассмеялся, и капитан, после небольшой паузы, ухмыльнулся в ответ.
— Ты же плаваешь на этом судне, — заметил Макс.
— Это совсем другое дело. Это моя работа, — возразил капитан, снова становясь суровым.
Вновь воцарилось молчание.
— Э-э-э... что с тобой происходит? — спросил коммандер, слегка ерзая в кресле. — Я слышал, ты съехал с катушек. Извини, что не мог с тобой встретиться. Эта чертова война...
— Я все понимаю.
— Ну? — яростно спросил его брат. — Что случилось?
— Я должен был написать статью о пожаре. Мы с фотографом были на строительных лесах. Они рухнули... В общем, мы попали в самое пекло. Я не успел сильно обгореть — меня вовремя вытащили. Но обломки придавили бок и ногу. Я мог навсегда остаться парализованным. Однако мне повезло: я лечился у лучшего врача в мире. А Том Миллер погиб.
Последовала еще одна пауза. Коммандер недовольно втянул носом воздух:
— Хм... Сдали нервы?
— Нет. По крайней мере, я так не думаю.
— И как ты себя чувствуешь сейчас?
— Сыт по горло.
Капитан кивнул.
— Почему возвращаешься в Англию?
— Нельзя сохранить работу в нью-йоркской газете, почти год проторчав в лазарете. Со мной, однако, поступили чертовски порядочно — оплатили все расходы до последнего пенни... Эта война будет расползаться, Фрэнк. Думаю, я смогу найти себе применение в Лондоне.
— Хм... Деньги?
— Все в порядке, спасибо.
— Я сказал: деньги? — прорычал коммандер.
— И я говорю тебе: все в порядке, спасибо. Мне ничего не нужно.
Коммандер выглядел несколько озадаченным. Они, как всегда, готовы были сцепиться. Старший Мэтьюз сидел, поворачиваясь то вправо, то влево под скрип вращающегося кресла. Один раз судно дало такой крен, что сердце Макса болезненно сжалось, а голова слегка закружилась. Капитанское кресло заскользило по полу и чуть не опрокинуло кофейный сервиз на центральном столике с перильцами по периметру. Капитан вскочил. Казалось, он почувствовал облегчение оттого, что ему пришлось отвлечься.
— Кофе?
— Спасибо.
— Бренди?
— Благодарю. Фрэнк, что у тебя на уме? Что тебя беспокоит?
Коммандер отвернулся, но Макс успел заметить, как кровь прилила к лицу брата и на лбу проступили синие жилки. Старший Мэтьюз наполнил кофейные чашки. Потом достал из стенного шкафчика бутылку и два пузатых бокала. Бросив взгляд на переговорную трубу, которая сообщалась с мостиком, плеснул в бокалы бренди.
— Полагаю, ты не знаешь, — продолжил он, не сводя глаз с бутылки, — что мы нашли две мины замедленного действия, заложенные в трюм непосредственно перед отплытием.
Снова воцарилось молчание.
— Имей в виду: я спущу с тебя шкуру, если ты кому-нибудь об этом расскажешь! Но это факт. Они должны были взорваться часов через шесть после отплытия из Нью-Йорка. Если бы Крукшенк их не нашел, мы бы все сейчас играли на арфах в небесных чертогах. — Он со стуком поставил бутылку на стол.
— Меры предосторожности... — начал Макс.
— Меры предосторожности! — фыркнул капитан. — Ты видел толпу агентов на пристани. Мы приняли все возможные меры предосторожности. Изучили каждый дюйм судна под микроскопом: ни мин, ни безбилетников — ничего. Ладно, забудь! — беспечно добавил он. — Мы справимся.
— Надеюсь.
— Но это ответственность, знаешь ли. Нельзя отрицать, что это налагает ответственность.
— Мягко говоря.
— Да. Хорошо. Послушай... — Капитан нахмурился. — Поскольку ты на борту, я бы счел за одолжение, если бы ты... держал ухо востро. Понимаешь? Я уверен в своей команде, в каждом из них. Но я не так уверен в пассажирах.
Макс выпрямил спину:
— Ты что, хочешь сказать, будто у кого-то хватило бы духу остаться на судне после того, как он заложил мину в трюм?
— Честно говоря, — произнес коммандер с таким видом, словно делал брату великодушную уступку, — эти мерзавцы сотворили бы что угодно, если бы увидели возможность уничтожить такой груз. — Капитан снова упер руки в бока. Улыбка опять тронула его губы, но на сей раз «официальная», белозубая, подозрительная и не слишком весомая. Потом он добавил: — Я ничего не могу тебе сказать, Макс. Я подчиняюсь приказу адмиралтейства. Так что держи рот на замке. А я с девятью пассажирами...
— Восемью.
— Да, восемью, — спешно поправился капитан. — Восемью, я хотел сказать. — Он прищурился. — Кстати, ты познакомился с кем-нибудь из пассажиров?
— С несколькими. Там есть один здоровяк по фамилии Лэтроп. У него какое-то примитивное чувство юмора. Все время отпускает одну и ту же шутку о том, что охотится за убийцей, и во всем касающемся этого ведет себя очень таинственно.
— Шутку? — переспросил капитан. — Это вовсе не шутка. Это сущая правда.
Макс снова выпрямился:
— Ты серьезно?
— Я привык говорить без обиняков, — отрезал коммандер Мэтьюз, и вены у него на лбу снова налились кровью. — Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Карло Фенелли? Он... как вы таких называете... ну, рэкетир, что ли? Сидит в английской тюрьме, а в Штатах обвиняется примерно в шести убийствах. Так вот, американские власти хотят, чтобы он поскорее вернулся, и его экстрадируют. Но похоже, этот парень настолько хитер, что ему следовало бы надрать задницу. Если его попытаются вывезти из Англии через Францию или Италию, нанятые Фенелли крючкотворы-юристы устроят в судах такую волокиту, что он застрянет там до конца света. Лэтроп связан с нью-йоркской полицией. Он предложил немедленно отправиться за Фенелли и привезти его обратно на английском корабле. По крайней мере, так утверждает сам Лэтроп. С ним, кажется, все в порядке.
Коммандер залпом выпил бренди. Взяв список пассажиров, Мэтьюз-старший раскрыл его. Красноватый указательный палец двинулся вниз и остановился на строчке «Кенуорти, достопочт. Джером».
— Хм... Да. Этого я определенно знаю.
— Кого?
— Молодого Кенуорти. Сын лорда. Плавал на «Эдвардике» раньше. У него уйма денег. Первую половину круиза его укачивало, а во вторую он напивался. С ним все в порядке, но вот остальные...
Макс был озадачен.
— С нами плывет бизнесмен с юго-запада Англии, некий Хупер, — продолжил он вместо брата, — а еще офицер-француз. Потом доктор Арчер, этот парень Кенуорти, а также мисс Валери Четфорд. Кстати, никого из них я пока не видел. Наконец, есть...
— Миссис Зия-Бей? — спросил капитан, подняв брови.
— Да. Темная лошадка, верно?
— Она... — начал коммандер, но осекся, ссутулив плечи. — Нет, я с ней не знаком. Но знаю о ней все. — Он пристально посмотрел на Макса. — Послушайся совета, мой мальчик: держись от нее подальше. У нее странные вкусы.
— Что это значит?
— Именно то, что я сказал.
— Звучит интригующе.
— И неспроста, в самом деле! — воскликнул капитан, поднимая фуражку и надевая ее. Золотые листья на околыше придали ему еще более внушительный и официальный вид. — Ты бы так не говорил, если бы знал ее. А теперь допивай и можешь идти. У меня еще много дел. Просто смотри в оба. Если увидишь что-нибудь необычное, любого рода, — больше я ничего не могу тебе сказать, — сразу ко мне. Понял?
Пять минут спустя, нетвердо держась на ногах, обдуваемый ветром Макс вернулся на палубу А.
«Эдвардик» двигался плавно, так что гул двигателей ощущался как равномерная пульсация. Это усиливало тишину. Она была глубокой, словно в пустом соборе. Макс зашел в салон, отделанный красным деревом, с рядами колонн и витражной крышей. В нем не было ни души.
Он присел на стул и тут же поднялся. Рядом с роялем стояла установка, на которой во время танцев играл ударник. Сняв чехол, Мэтьюз для пробы ударил по тарелкам. Звук вышел таким громким, что Макс поспешно вернул чехол на место. Он испытывал лихорадочное беспокойство и не хотел признавать, что виной тому — плачевное состояние его нервов. С ними все в порядке, убеждал он себя, они такие же крепкие, как и до того, как под ним рухнули строительные леса во время пожара на заводе «Кемикал уоркс».
Том Миллер при падении сломал себе шею.
Макс прошел в длинную галерею, являвшуюся продолжением салона. Она была сплошь покрыта ворсистыми коврами и уставлена глубокими плюшевыми креслами, книжными шкафами и бронзовыми фигурками, держащими светильники. Здесь ему тоже никто не встретился.
Поэтому он направился в курительную, куда из длинной галереи вел проход. И снова никого — за исключением Эстель Зия-Бей.
Из всех помещений лайнера, открытых для пассажиров, в курительной царила самая тихая атмосфера. Свет ламп в коконах из матового стекла был намеренно приглушен. Обстановка выдержана в темно-красной гамме. Лампы мерцали над красными кожаными креслами с хромированной фурнитурой. На маленьких столиках с обтянутыми зеленым сукном столешницами красовались полированные пепельницы. На полу лежало красное резиновое покрытие, а полку камина из красного кирпича, над которым громко тикали часы, украшал черный фарфоровый котище на красной подушке — неизменный источник восхищения или, напротив, эстетических мук для нетрезвых гостей.
В дальнем углу, у дверей, ведущих на кормовую палубу, находился небольшой бар. За стойкой дремал бармен в белой куртке. Миссис Зия-Бей сидела перед ним на табурете, потягивая джин-физ [4] через соломинку.
Приблизившись, Макс увидел отражение ее лица в зеркале. Она выглядела полусонной и чуть горбилась под своей накинутой на плечи собольей шубой. На лаконичное приветствие Макса миссис Зия-Бей ответила коротким «здравствуйте» и продолжила посасывать коктейль. Бледно-голубые глаза под блестящими верхними веками слегка приоткрылись. После некоторой паузы она протянула руку и похлопала по табурету рядом с собой:
— Садитесь!
Он сел.
Глава третья
В первую ночь плавания, в пятницу, девятнадцатого января, спал Макс плохо.
Несмотря на лютый холод снаружи, в душной кабине было слишком жарко, и от этого болела голова. Надоедливо жужжал вентилятор, шуму которого вторило шипение поднимающейся и опускающейся воды. Легкая качка успокаивала Макса, но сны ему снились неприятные. Ближе к утру — или это только показалось? — он был разбужен доносящимися откуда-то тяжелым топотом и какой-то возней. Он знал, о чем это говорит. Спасательные шлюпки, подвешенные на шлюпбалках, готовили к использованию. Им надлежало оставаться в состоянии готовности до конца плавания, чтобы их можно было спустить в любой момент. Затем Мэтьюз задремал и не просыпался до тех пор, пока оглушительный звон тревожного колокола не вырвал его из паутины сна.
— Шлюпочные учения, сэр, — раздался голос стюарда у его кровати. — Вам лучше поспешить. Уже одиннадцать часов.
Не потрудившись побриться, Макс ополоснул лицо водой и кое-как оделся. Изрядно нагруженный — спасательный жилет, противогаз и одеяло, — он поспешил в столовую, пока колокол все еще звенел; этот звук будил воспоминания о пожарной тревоге.
Если прошлым вечером пассажиры были мрачны, то сегодня среди них царило какое-то лихорадочное веселье. Мистер Джон Лэтроп отпускал шуточки в адрес мистера Джорджа Э. Хупера, лица которого Макс все еще не мог запомнить. Капитан Бенуа, добросовестно надев противогаз, а поверх него — фуражку с красно-золотым верхом, вел себя как ни в чем не бывало. Появилась миссис Эстель Зия-Бей, одарившая Макса понимающей улыбкой. Этим утром к ним присоединился новый пассажир, которого третий помощник величал доктором, — дородный, вежливый джентльмен с прилизанными светлыми волосами, аккуратно зачесанными назад.
— Леди и джентльмены! — проорал третий помощник.
Сигнал тревоги внезапно прекратился, и его голос обрел силу.
— Как я уже говорил вчера, — торопливо продолжил он, — в случае атаки с моря или воздуха вы услышите этот сигнал и немедленно спуститесь сюда. Минуточку! Это вовсе не означает, что мы непременно сядем в шлюпки и покинем корабль.
Мистер Хупер скептически хмыкнул.
