Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Книга журналистки Ирины Новик — собрание реальных историй людей, отказавшихся участвовать в российско-украинской войне. Эти люди, граждане РФ, разные по возрасту, происхождению и взглядам, в силу обстоятельств оказались на войне или были в шаге от нее. Но потом, руководствуясь определенными — и тоже не всегда одинаковыми — соображениями, решили бежать. Они отказались умножать насилие, спасая собственные жизни и выбирая свободу — или, по крайней мере, надежду на нее. Через воспоминания и прямую речь дезертиров, к которым иногда испытываешь сочувствие, а иногда — неприязнь, прослеживаются абсурд, жестокость и абсолютная бессмысленность войны, развязанной Кремлем. «Я — дезертир» — глубокое и очень важное исследование человеческих поступков и решений на фоне трагических событий современности. Некоторые материалы автора, ставшие частью этой книги, были в сокращенном виде опубликованы в изданиях «Вот Так», «Новая Газета Европа» и The Insider. Прямая речь героев книги публикуется без купюр.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 236
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Предупреждение
Предисловие
Глава 1. Лето, трава, плоть
Глава 2. Куда идти, непонятно
Глава 3. Быть убийцей или убитым
Глава 4. Пятнадцать тысяч километров страха
Глава 5. Просто звери
Глава 6. Место психа — на «передке»
Глава 7. Те, кто поверил обещаниям Европы
Глава 8. Ты чего из своей страны убежал?
Глава 9. Делал, что говорили
Глава 10. Я хотел бы остаться в России
Глава 11. Самое страшное государство
Глава 12. Свои хуже врагов
Глава 13. Лучше тюрьма, чем война
Глава 14. Везунчик
Заключение
Благодарности
Об авторе
Cover
Table of Contents
Все дезертиры, с которыми я поговорила для этой книги, верифицированы мной и организациями, которые предоставили мне их контакты. Верификация — долгий процесс, включающий несколько этапов: от подтверждения документов до проверки информации, которую дезертир предоставляет о своей жизни и воинском опыте.
В книге описаны случаи употребления никотина, алкоголя и наркотиков, изготовления взрывных устройств и пути нелегальной миграции в Европу. Ни автор этой книги, ни ее герои не пропагандируют употребление опасных для здоровья веществ и изготовление и применение оружия, равно как незаконное пересечение границ любых стран.
Текст также содержит описания сцен насилия, убийств, самоповреждений и другой шокирующий материал. Пожалуйста, рассчитывайте свои силы перед чтением.
Всех российских военных, участвующих в полномасштабном вторжении в Украину, можно разделить на две группы — тех, кто сбежал с войны, и тех, кто остался. Это книга о первой категории. На воинском жаргоне их называют «пятисотыми».
Хочу быть честной. Когда книга «Я — дезертир» была лишь на стадии черновика идеи (и еще никак не называлась), я уже знала, что хочу показать в ней определенный образ дезертира: который сложился в моей голове за первые полтора года полномасштабного вторжения. Дезертир, думала я, — настоящий герой, которого российская власть отправили убивать невиновных украинцев, а он выбрал своим врагом не их, а Путина. По мере увеличения количества дезертиров, с которыми я общалась, концепция книги тоже трансформировалась. А в чем-то и вовсе провалилась. Истории получились не о сверхлюдях, а о самых обычных мужчинах.
Я не пытаюсь сказать: все не так однозначно. Вместо этого я постаралась показать, что под одной «вывеской» — дезертиры — скрываются просто люди. Между ними мало общего, даже если их объединяет возраст, музыкальные предпочтения, служба в одной войсковой части в прошлом или новая страна проживания в настоящем. Среди персонажей этой книги есть хипстер и правоверный мусульманин, бывший профессиональный спортсмен и бывший осужденный за наркоторговлю. Некоторые из них никогда не были на территории Украины. Другие выжили после нескольких штурмов. Кто-то из них сбежал из войсковой части, а кому-то пришлось строить маршрут к свободе прямо в окопе, и это не преувеличение. Есть те, кто добрался до Европы и Аргентины, как есть и застрявшие в Армении и России.
Четырнадцать героев этой книги говорят не только о том, что происходит после побега, но и о том, что случилось с ними на большой войне. Пока она идет, только сбежавшие с нее могут рассказать правду.
Попав на войну добровольно, принудительно или просто смирившись со своей участью, «пятисотые» отказались принимать в ней участие. Ими не всегда движут такие благородные мотивы, как отказ убивать. Чаще страх за себя и инстинкт самосохранения. Но одна моя знакомая сказала: «Распоряжаться своей шкурой — неотъемлемое право человека». Так что уйти с войны в любой момент и по любым причинам — лучше, чем остаться.
Россияне бегут с войны, из войсковых частей, сборных пунктов и учебных полигонов. Сколько всего человек бежало за время полномасштабного вторжения, неизвестно. Согласно последней статистике организации «Идите лесом», с момента начала мобилизации 21 сентября 2022 года и до ноября 2024 года из России выехали пятьсот семьдесят шесть человек — это только те, кому помогли сотрудники этого антивоенного проекта. По некоторым оценкам [1], численность российской армии в Украине составляет около пятисот сорока тысяч человек, а уровень дезертирства — около двух с половиной процентов. То есть примерно тринадцать с половиной тысяч россиян уже отказались воевать. На самом деле убежавших от войны россиян может быть гораздо больше: за помощью к правозащитникам и юристам обращаются не все, а значит, посчитать их невозможно. Как невозможно определить количество «пятисотых», скрывающихся на территории России.
Когда я начинала писать книгу, для большинства ее героев Европа казалась мечтой. За несколько месяцев пятеро из них свою мечту осуществили. Проблема большинства российских дезертиров — отсутствие загранпаспортов. Некоторые из них решают эту задачу, покупая документы в даркнете. При наличии определенной суммы (она меньше, чем зарплата контрактника-добровольца), это самый быстрый способ попасть в Евросоюз. Я не буду призывать к подделке документов. Скажу лишь, что «черные» паспорта — не препятствие на пути к получению европейского убежища. С важной оговоркой: просителю защиты придется доказать, что его безопасность и жизнь в России, Армении, Казахстане или другой безвизовой стране подвергается риску, а получить загранпаспорт в России невозможно.
Добраться до европейских стран не значит получить там убежище. Официальной информации о количестве дезертиров, получивших ВНЖ в Европе, тоже нет. Но речь идет о единичных случаях. В целом политика ЕС нацелена на минимизацию числа любых беженцев, вне зависимости от национальности и причин, заставивших их покинуть родные места.
Я не публикую подробности маршрутов, которыми дезертиры беспрепятственно выезжают из России, — в целях безопасности тех, кому только предстоит ими воспользоваться. Помимо дезертиров, этим же путем выезжают и политически преследуемые россияне. Если о нем станет известно, это может сильно осложнить или вовсе закрыть возможность для спасения многих людей.
Не все беглецы остаются на свободе. Приговоры им выносят с невиданной ранее скоростью — по 34–35 в день. Собственно за дезертирство (ст. 338 УК РФ) российские суды наказывают нечасто. С момента объявления мобилизации по 15 июня 2024 было открыто триста тридцать девять уголовных дел против дезертиров [2]. Дезертирами называют военных, покинувших часть безвозвратно и с конкретной целью — уклониться от службы, в том числе не участвовать в военных действиях. Уйдя в «самоволку», военный также покидает место службы без разрешения и уважительных причин (к которым относятся и свидание с девушкой, и желание навестить больную мать, и опоздание из отпуска), но максимум на один месяц и — что важно — планирует вернуться к исполнению своих воинских обязанностей. В таком случае дело возбуждают за самовольное оставление части (ст. 337 УК РФ). Официальное название этой статьи сокращают до аббревиатуры СОЧ. На воинском жаргоне «сгонять в Сочи» означает «сбежать из части», а «сочинцы», соответственно, сбежавшие. С начала войны в гарнизонные суды попало не менее 11 700 дел о «СОЧ» [3].
Накануне так называемой частичной мобилизации, 20 сентября 2022 года, госдума усилила ответственность за преступления против военной службы. По 338-й теперь могут посадить максимум не на десять, а на пятнадцать лет. Наказания по 337 статье подняли в два раза: с пяти до десяти лет. Однако чаще всего подсудимым назначают условное наказание, что дает командованию возможность возвращать виновных на фронт. Этого дезертиры боятся больше, чем тюремного заключения.
Замечу в скобках: ситуация с дезертирством в Украине мало отличается от российской. В Украине на апрель 2024 года возбуждено около 10,7 тысяч уголовных дел за уклонение от службы, подсчитали в офисе генпрокурора [4].
Если эта книга поможет кому-то не пойти на войну или сбежать с нее, я буду знать, что моя затея удалась.
Иван Обушный — один из двух героев этой книги, согласившихся не скрывать свои настоящие имя и фамилию.
На разбор завалов и разминирование бани ушло несколько дней. Как только сапер закончил работу, его мобильный телефон дзынькнул: на счет поступили три миллиона рублей за ранение, полученное тремя неделями ранее. Этого момента младший сержант Обушный ждал, чтобы сбежать.
Иван «Абу» Обушный разговорчивый и прямолинейный. А еще у него отличное чувство юмора. Он не то чтобы шутит без конца, но использует словечки, которые снижают градус трагичности. Не исключено, что так работает защитная реакция. Ивану всего двадцать один год, но трупов за свою короткую жизнь он видел едва ли не больше, чем студент-патологоанатом.
Свой монолог он начинает с истории о том, как близ села Ездочное Белгородской области погибли его приятели — Андрюха с позывным «Пика», Серега «Аид», Ромка «Хасан» — и еще один строитель, чьего имени Иван не знает. Это случилось все на той же бессмысленной войне. Только им смерть принесло не оружие ВСУ, а собственная неумелость. Ивана же спасло курение.
Все произошло двадцать осьмого июня, незадолго до побега «Абу». В лаборатории, которую его сослуживец Хасан оборудовал в бывшей бане в блиндаже, собирали самодельные мины — «как конструктор „Лего“». Эти мины должны были взрывать танки ВСУ. В тот жаркий полдень трое саперов «бухали водку» в лаборатории. Еще один парень достраивал соседнее здание. Обушный не пил, а делал заготовки самопалов [5] — на улице перед блиндажом. Его напарник «Аид» должен был закончить сборку.
Иван сидел на бревнах рядом с баней-лабораторией и смотрел Тикток, а потом отошел на несколько шагов покурить. Только затянулся, Серега позвал: «Вань, подойди, пожалуйста. Что-то я ни хуя не понимаю, как сделать».
— Я говорю: «Щас», делаю шаг ему навстречу, и вдруг ка-а-ак ебанет! Хлопок был сумасшедший. Я еще такого не слышал. В ушах звенит. Нога влево, нога вправо. Один только стонал, только он выжил. Ну и я. Короче, ужас там был. Они все, по сути, мои кенты. Каждый день я с ними вижусь. И сейчас вот это тело просто лежит, бренное такое, горит. Пика горит, его тело горит, одежда на нем. И у него полчерепа просто нету, там просто фарш вместо лица. Он, кстати, умер в пятницу, а в субботу должен был в отпуск к семье ехать. А Серега… Ну там вообще страшная картина. Я не знаю, надо это говорить? У него ногу одну оторвало, тело все черное, обожженное. И у него, как сказать-то? Ну, как будто он распотрошенный лежит весь, все рассекло ударной волной и осколками, у него наружу брюхо. В общем, страшно. Другой, который строил, умер под утро в госпитале. Ему две ноги оторвало. Ромка вроде как подальше всех стоял, его посекло, и операцию когда делали, ему кишку отрезали. Остался живой. Некоторые мины и на десять метров откинуло, и на пятнадцать. А я стоял в семи метрах от взрыва, и ни осколка не прилетело. Из пятерых человек остались только Ромка и я. Потому что мне курить захотелось, и это мне спасло жизнь. Так что меня курение не убивает.
Дальше Обушному предстояло погрузить в машину то, что осталось от Сергея, Андрея и Романа:
— Я ходил и собирал руки, ноги своих товарищей. Ногу взял одну, вторую, куски мяса с дерева — в пакет черный, мусорный. Жесть. И запах такой стоял. Это такой запах, как лето, трава, земля и вот эта плоть прижженная. Запах ужасный. Он у меня ассоциировался со смертью. Потому что я еще потом дня четыре на этой лаборатории один работал, натянув на себя два ОВРа [6] и разминировал то, что еще могло взорваться. И вот этот запах. Мухи летают. Мы песком засыпали это место, там же все в крови. А кровь все равно проступает, и мухи вообще не улетают.
Из всех героев этой книги младшему сержанту Ивану «Абу» Обушному удалось добраться из окопа до Европы быстрее всех. Он сбежал в Армению в июле 2024 года, а уже в октябре прислал мне фотографии из Франции. На фото была не Эйфелева башня и не пляжи Лазурного берега, а бургер из «Макдоналдса». Бургер завернут в бумагу, на ней три большие желтые буквы — СВО. Нет, главный производитель фастфуда не решил поддержать «специальную военную операцию» с помощью еды. Для всего остального мира аббревиатура расшифровывается как Chicken, Bacon & Onion (курица, бекон и лук).
Иван Обушный родился в Волгограде. Учился в школе, занимался спортивной гимнастикой и дзюдо. «Обычная жизнь пацана», — говорит Ваня. После девятого класса поступил на юридический факультет просто потому, что колледж через дорогу от дома. После колледжа, летом 2021 года, Иван ушел в армию.
— Из семьи я очень благополучной, я бы даже сказал, обеспеченной. Отец — сварщик, мать — старший агроном, часто в Европу катается по командировкам. Я в армию пошел не потому что в деньгах нуждался. Я вообще мог спокойно жить на шее у родителей, так сказать. В армию я пошел, потому что у меня все военные: и дед, и дядя, и отец служил. Если бы не пошел, меня б не поняли. Надо значит надо, базара нет.
Дядя Ивана — полковник, он устроил племянника на срочную службу в войсковую часть в Волгограде, недалеко от дома. Срочник Обушный занимался престижной специальностью — водолазным делом. Поэтому в армии Ивану понравилось, и когда дядя предложил поступить в военное училище, согласился. Особенно его завлекли нарисованные полковником картины будущего: уважаемая карьера, военная ипотека, социальное обеспечение, погоны, статус.
Почти дембелем (Россия уже напала на Украину) Иван подписал контракт с военным училищем. Ему было восемнадцать лет, и он не особо задумывался о последствиях контракта во время настоящей войны. Тем более студенту-контрактнику, в отличие от обычного, платят в месяц не две с половиной тысячи рублей, а тридцать. В сентябре 2022 года Обушный стал первокурсником Тюменского высшего военно-инженерного командного училища им. маршала инженерных войск А. И. Прошлякова. Это последний оставшийся в России инженерный вуз, где готовят военных.
— В училище, я думал, жесткие отборы. А набирают всех желающих, всех дурачков. Брали даже людей, которые ушли после девятого класса, как-то этот вопрос решали. И к курсантам относятся как к отребью, как к чмырям, — возмущается Ваня. Приятные воспоминания у него остались только об однокурсниках.
Поступление в командное училище Иван считает главной ошибкой в жизни. Через два года курсант отчислился. Чем заниматься дальше, не думал, просто хотел оттуда «свалить». Он говорит, что нашел бы, как заработать на хлеб, «на крайняк пошел бы к мамке на теплицу огурцы с помидорами собирать». На вопрос, кем Иван хотел стать, когда вырастет, отвечает практично:
— Мы ж не американском фильме. У меня нет мечты стать кем-то. Что будет мне деньги приносить, наверное, тем я и буду заниматься.
При отчислении из военного училища по собственному желанию студент должен возместить учебному заведению средства, затраченные на его обучение. Сделать это можно в рассрочку. Иван вернул долг порядка ста двадцати пяти тысяч (не сразу, а уже после того как получил за боевое ранение три миллиона) и отчислился, но контракт разорвать не успел. В сентябре Владимир Путин объявил так называемую частичную мобилизацию, и все военные контракты фактически стали бессрочными. Уволиться из армии стало возможным только в трех случаях: признание негодным к службе (категория Д), достижение предельного возраста службы (пятьдесят лет) или лишение свободы.
Осенью 2022 года ВСУ перешли в контрнаступление в Харьковской области и за короткий срок освободили значительную ее часть. Во многом поражение под Харьковом заставило президента России объявить о начале мобилизации.
В середине января 2024-го парня отправили служить в боевую инженерную бригаду при разведроте. Незадолго до этого один из его сокурсников, сосед по комнате, тоже попал в эту бригаду после отчисления и погиб на войне.
Через неделю новобранцы пришли в штаб разведки. «Там нам радостно озвучили, что мы теперь в элитнейшем подразделении алкоголиков и наркоманов отправляемся защищать интересы нашей родины», — с сарказмом рассказывает Иван. На следующий день они сели в бронемашины «Тайфун». Куда их везут, никто не знал. Но дядя-полковник Обушного заранее предупредил: «Границу будете минировать».
Так непрофессиональные разведчики и саперы (рота в основном состояла из добровольцев без военного опыта) оказались в рабочем селе Пятницкое Волоконовского района Белгородской области — относительно безопасной местности. Их поселили в бесхозную школу-интернат. Переоборудованием классов в столовую и спальни занимались сами военные.
Двадцать третьего февраля в школу к бойцам пришли представители местной администрации. В поздравительной речи сотрудница назвала солдат героями. Об этом Иван вспоминает тоже с иронией: героями себя мало кто из них считал.
— И в этот же момент в яме лежат два пьяных тела, — «Абу» имеет в виду популярное в рядах ВС РФ наказание ямой. — Они там в ОВРах стояли с лопатами, еще глубже себе копали круглосуточно.
Наказывали в основном за «алкашку» и самоволки, а все самоволки были за алкоголем. Поэтому в яму попадали одни и те же, и в основном добровольцы. Обушный их не жалел.
— Меня очень бесило [когда сослуживцы напивались], потому что иногда доходило до того, что они проснуться не могли, чтобы на задачу ехать. И вместо них на задачу вне очереди отправляли адекватного ответственного пацана. То есть они подставляют жизни других людей. Поэтому алкашам командир и в морду дает, и на яму отправляет. Отправить в наряд не помогает. Яма тоже не помогает. Если все по уставу делать, помогает только одно — военная комендатура. Там на него составляют протокол, деньги с зарплаты снимают, возможно, в другое подразделение переводят. Но у нас командир двигался по [тюремным] понятиям. И второй момент — бригада сама себя подставляет, что у нее алкоголики в части. Ни комбригу, ни комбату в плюс не идет, что военные в ментовке [оказываются]. Легче в морду дать и на сутки в яму посадить.
Сам «Абу» беспрепятственно ездил на свидания к девушке в Белгород, о чем никто не знал.
Из Пятницкого бойцы ездили не только развлекаться, но и работать — минировали границу противотанковыми минами, как и анонсировал дядя Ивана. Дальше Обушный увлеченно рассказывает про «суету», и по его бодрому тону непонятно, что будет дальше.
— Мы приехали на минное поле, а это где-то триста противотанковых мин. У нас куча этих мин, выгрузили их. Я взял себе две мины, взрыватель и пошел на свою грядку устанавливать. Первые две установил. Возвращаюсь обратно. Еще две штуки беру. На бронежилет повесил их себе. Иду, бабах, звук «вж-ж-жу-у-ух» — ракеты. Я сначала не понял, что за суета. Никогда не знаешь, может, ты приехал на то поле, где уже [мины] стоят и одна из них сработала. Нет. Оказалось, по нам РПГ [7] работает. Командир орет: «Съебываемся». Я мины с себя сбрасываю. Мы начинаем убегать, а другие еще не понимают, что происходит, потому что первый раз по нам кто-то стреляет. Обычно до нас вообще никому дел нет, мы же свою границу минировали. И смешно, и страшно, конечно.
Вдруг Иван улыбается, и даже эта легкая полуулыбка выглядит неуместно на фоне рассказов про обстрелы. Но он тут же объясняет:
— У меня бывает такая тема: когда что-то [стрессовое] происходит, мне смеяться охота. И мы бежим по колее от колес типа «Урала». Слева минное поле, справа минное поле. По нам миномет отработал, прилетов восемь было. Хорошо, что они в нашу гору мин не попали. Целились, похоже, в машину. Ни разу не попали. Ну и все. Но это такая ситуация «лайт», больше раздражающий фактор.
Иван затягивается электронной сигаретой. Воспользовавшись паузой, я спрашиваю, подрывался ли кто-то на минах, которые устанавливал он и его сослуживцы. Сапер задает встречный вопрос: «Вообще по итогу нашей работы принесло ли это какой-то успех?» И сам на него отвечает:
— Да. Перед тем как открыли Харьковское направление, перед выборами Путина [8], подразделения ДРГ [9] пытались прорваться в Белгородскую область. И там на наших минных полях [украинская] техника встала. Кто-то подрывался. Может, танки, может, БТРы.
Я уточняю, были ли в результате их минирований человеческие жертвы. Обушный ухмыляется и говорит, что не знает. И повторяет, что они ставили только противотанковые мины. А после паузы уточняет: «Ну, вообще, эта мина фугасная».
Фугасные мины чаще всего ставят против пехоты. Они наносят поражение кинетической взрывной волной, то есть силой взрыва. Наступив на фугасную мину, сложно не лишиться ног или рук. Против танков иногда тоже устанавливают фугасные мины, например, TM-62M. Их отличие от противопехотных в том, что они детонируют на цель весом не менее 120 кг. Мины же, с которыми работал Иван Обушный, по его словам, только «разувают» танк, снимая его с гусениц.
Наконец младший сержант отвечает на мой вопрос:
— Ну, понятное дело, может всякое произойти. Раз на раз не приходится. Бабах очень сильный, потому что там семь килограммов тротила. Это контузия гарантированная для тех, кто внутри, для экипажа. Но я не думаю, что они вылезти не могут. Хотя… Они могут еще так наехать, может, у них там боекомплект загорится. По-разному бывает. Хотя я потом такие задачи выполнял, что там без надежды. Ладно, это дальше я расскажу.
Для Ивана важнее жизней навязанных Путиным врагов была безопасность — своя и сослуживцев. Он говорит, что в первое время на российско-украинской границе выполнял «лайтовые задачи» и «никакой угрозы жизни и здоровью практически не чувствовал».
Командиры считали: «Ванька — грамотный пацан», отправили его на обучение в батальон дистанционного минирования «Феникс». Поэтому весной он учился делать взрывные устройства, а затем по рекомендации комбата попал в «Феникс». Этот батальон сформировали летом 2023 года на базе 11-й инженерной бригады из Каменск-Шахтинска. Основная специализация подразделения — дроны и все, что с ними связано: разведка, камикадзе, сбросы и воздушное минирование. Со временем «Феникс» расширили и в его составе оказалась 1-я инженерная бригада, в которой служил Иван.
Дальше «Абу» подробно рассказывает, как сделать из ПВХ-трубы и пластида боеприпас под названием «дилдо» (название получил за визуальное сходство с секс-игрушкой). Я опускаю эти детали, но важно, что, по словам Ивана, «дилдо» используются для поражения живой силы противника. И уточняет: блиндажей или людей.
— Я видел на видео [сослуживцев], как «дилдо» бросили в украинский блиндаж. Если там кто-то был, наверное, тоже несладко было. Но и мы на их минах подрывались. Вот есть я, а есть такой же Ваня, украинский сапер, точно такой же. По большому счету, что я там их подрывал, что они меня. Так что, я считаю, один-один.
Я прерываю размышления своего собеседника аргументом, что не может идти речь о равном счете, поскольку россияне напали на Украину, а не наоборот. Иван со мной сразу соглашается. Он говорит, что против «СВО» и никогда не стремился в ней участвовать. Что не понимает лозунги российской пропаганды, не понимает, от какого фашизма нужно спасать Украину и что за демилитаризацию мы там проводим. Несмотря на сожаление, гораздо бóльшую «моральную тягость» сапер ощущает из-за подорвавшихся в лаборатории «Пики», «Аида» и «Хасана».
Начались боевые задачи, на которые Иван стал ездить в составе подразделения из десяти человек: три оператора дронов, три сапера (один из них — Иван), три разведчика-фипивиста [10] и командир. Командиром назначили старшего лейтенанта, 24-летнего Алексея Шубовича, земляка Ивана. Он не только был из Волгограда, но и тоже учился в Тюменском командном училище.
Иван называет их подразделение «небольшим организмом». Задачи были разные, в основном — задержать противника, для этого минировали перекрестки и дороги.
— Меня эти задачи не интересовали. Я сапер. Мое дело — мне самому не взорваться и людей тоже не подорвать, с которыми я работаю. А там они уже пусть сами решают, что, как и где лучше.
Вдесятером они жили уже не в заброшенной школе, а на действующей турбазе в том же Волоконовском районе, договорившись с ее хозяином. Отдельный домик отвели под склад дронов, а в палатке хранили взрывчатые вещества и запчасти для изготовления боеприпасов. Впрочем, палатка простояла недолго. На следующий после их заселения на турбазу день она взорвалась в первый раз. Семь человек из десяти были тяжело ранены, некоторые провели в госпитале не один месяц. В «небольшим организме» осталось всего трое бойцов.
Подразделение Ивана находилось в прямом подчинении начальника инженерных войск ВС РФ генерал-лейтенанта Юрия Ставицкого. В январе Ставицкий публично заявил [11], что ему удалось в пять-шесть раз увеличить живучесть российских военных благодаря системе оборонительных рубежей длиной три тысячи шестьсот километров и глубиной до ста двадцати километров. Саперам фортификация не помогла.
По приказу Ставицкого Иван втроем с напарниками готовил боеприпасы под разные задачи. В конце весны им приказали заминировать водохранилище в Харьковской области. «Вот там началась суета уже конкретно. Сейчас расскажу», — говорит Ваня и снова затягивается «электронкой».
— По большому счету сейчас саперы нужны не для того, чтобы минировать, а чтобы разминировать. А установка мин в основном происходит с дронов, — объясняет Обушный. Водохранилище они должны были заминировать, сбросив с воздуха противодесантные подводные мины. Иван уточняет, что нужно было только заминировать, а не подрывать. Для этого он собрал сорок мин.
В Харьковской области полсотни водохранилищ. Во время полномасштабного вторжения ВС РФ подрывали Каховскую ГЭС, Печенежскую дамбу и самое большое водохранилище — Оскольское. С названием, дублирующим название области, водохранилища нет. Какое именно минировало подразделение Шубовича, Иван не знает: «Мне без разницы. Моя задача — подготовить боеприпасы». Поскольку его команду отправили на задачу в Волчанском направлении, возможно, целью командования было Пильнянское водохранилище.
На своих машинах подразделение доехало до украинской границы. Там их встретили проводники. Во время первой поездки младший сержант увидел на дороге пять горящих машин. В одной из них лежали мертвые российские бойцы. Из лесополосы вышли несколько мужчин с автоматами «Калашникова» и закричали: «Уезжайте оттуда! Там „Баба-Яга“ [12] все заминировала! Только что улетела».
Не выполнив задачу, Иван с сослуживцами вернулись на турбазу. Но следующей ночью «Абу», техник, оператор дронов и водитель снова отправились минировать водохранилище. И наехали на мину:
— Я сижу рядом с водителем, на переднем сидении, и смотрю под колеса «Урала», чтобы предупредить о мине и водитель успел объехать. Но не успеваю ничего сказать, я ее даже не вижу. Мы, короче, подрываемся. Я вылезаю, говорю: «Быстрее, она же может тоже шандарахнуть, сорок мин в ней лежит».
Из четверых пострадал только оператор по имени Иннокентий, с которым «Абу» работал в паре. Сначала Иннокентий пожаловался, что ему оторвало несколько пальцев на руке. Машина вышла из сроя, связи не было. Вместе они пошли в сторону тыла. Водитель единственный, кто хорошо знал дорогу.
— Мы прошли метров семьсот. И кент мой говорит, что ему плохо, он идти не может, голову держать не может. Оказалось, у него не только пальцы на руке оторвало, ему пять осколков в шею прилетело, еще осколки в плече и в предплечье. Мы идем, идем. Он говорит: «Все, я больше не могу». И я уже прямо чувствую, я его на себе тащу. А он мальчик двухметровый и крупненький. Я тоже не маленький, но все равно. Я его на себе тащу, а он готовится отключаться как будто.
Иван отправил техника и водителя за помощью, а сам спрятался с оператором в яме, вырытой посреди поля. Руки и шеи «кента» Иван перевязывал в темноте, на ощупь.
Совсем скоро их подорвавшийся на мине и горящий «Урал» вычислили украинские дроны и стали искать пассажиров. Темнота оказала двойное действие. Дрон не видел врагов, но и «Абу» не видел, где дрон. Он по жужжанию попробовал определить, примерно на каком расстоянии от них летают «птички». Предположил, что чуть ли не над ухом.
— Я думаю, вот тут я сейчас и прибаранюсь, похоже. Летает, летает. Бах, от нас метрах в тридцати в воздухе взорвалось, прям фейерверк [13]. И еще рядом летают, вот клянусь, метрах в пятнадцати от нас. А мы лежим в этой яме. И вдруг дроны улетают, тишина. Окно времени появляется. Начинаю кента своего закапывать, прям «в натурашку». По краям вот этой ямы землю беру руками, соскребаю на него. Он голову уже держать не может. Я каску свою ему подложил под голову. Его каска осталась гореть в «Урале». Я его закапываю в этой яме. Сначала его, потом себя. И вот эти «птички» летают рядом. Одна зависла и рыскает, рыскает, на скорости небольшой летает, что-то ищет. Я лежу, молюсь. Просто молюсь, думаю: «Господи, пожалуйста, только не сейчас, только не сегодня. Хотя бы до отпуска дотянуть. После отпуска будь что будет». А потом слышу звук такой, как будто багги [14] едет. Думаю, эвакуацию, что ли, пацаны наконец-то вызвали? Ага, как же. «Баба-Яга» прилетела и прям над нами. Я ее не видел, но слышал отчетливо. Думаю: «Да что ж тебе тут надо?» И меня еще кент мой контуженный зовет: «Ванек, Ванек». Я говорю: «Помолчи. Лежи не двигайся, труп изображай». А сам думаю: «Ну вот если она на нас что-нибудь сбросит, я ее хотя бы с собой заберу». У меня был РПК [15]. Я с предохранителя его снимаю, патрон в патронник досылаю. Я ни разу не стрелял из него. Думаю, ну вот сейчас будет первый и последний раз. Но нет, она улетает в закат. Я думаю: «Слава богу! Просто слава богу!» Она просто улетела в закат.
Парни пролежали в яме еще часа три. После того как все дроны улетели, они немного успокоились. Иван даже собирался поспать: «Думаю, если сбросят, то я хоть не пойму, что умер». Уснуть он не успел. Приехали ахматовцы и забрали бойцов к себе. Оказалось, что водитель и техник из команды Обушного дошли до их ближайшей позиции. Оттуда оператора и сапера забрал их командир. Иннокентия сразу отвезли в госпиталь.
— Вам не скучно? — спрашивает меня Иван через два часа разговора.
Я отвечаю: нет, конечно. И снова спрашиваю его, погибал ли или был кто-нибудь ранен на минах, которые он делал и устанавливал. И он отвечает:
— К сожалению, да. На минах не знаю, а вот на том, что мы с дронов сбрасывали, да, погибал. Но я трупов не видел. На задаче я не вижу противника, я даже изображения не вижу на картинке. Я только к дрону боеприпас привязал, и там оператор уже что-то там делает. Я даже не вижу этого, я это не ощущаю никак. Только потом на видео мне могут показать, вот смотри, как мы отработали. Кто-то точно был ранен. Мы занимались дистанционным минированием. Украинский квадроцикл с прицепом, на котором они «трехсотых» вывозили с позиции, на нашей мине подорвался. Это я видел на видео. Они дальше поехали с пробитыми колесами. Потом бросили квадроцикл и продолжали движение [пешком]. Может, выжили, может, нет, я уж не знаю. Я мины противотанковые и ОЗМки [16] не закапывал и не маскировал как надо. Тогда, может, на них и не подорвется никто. Я их просто кидал, взрыватель на них вкручивал, и все, мне насрать. Честно, [когда] я минировал, мне вообще по барабану [было]. Побыстрее бы приехать обратно и спать лечь.
Иван отмечает, что жертвами становились только украинские военные, а не мирные жители. И вдруг резко меняет тон:
— Я минировал, да. Я переживал только по вопросам безопасности себя и моих окружающих людей. А не о том, что эффективна будет эта задача или неэффективна. Это меня не интересовало. И вопрос, погибал ли кто-то от этих боеприпасов, тоже. У меня выбор, что ли, был?
Задача заминировать водохранилище осталась. В третий раз ее выполнять Абу поехал шестого июня. С новым напарником-оператором, двумя проводниками и водителем-танкистом он снова вез сорок мин и десять дронов. Водитель ехать к опасной локации не хотел, поэтому высадил пассажиров неподалеку и уехал. Абу с оператором и два проводника дошли до ближайшего коттеджного поселка — Стрелечье в Харьковской области.
— Я вообще офигел. Там новые двухэтажные дома, у кого-то бассейн. И все в воронках, они все разбомблены. Почти ни один дом непригоден для жизни. Проводники нам сказали переждать в более-менее целом подвале, потому что днем дроны летают. И мы с оператором из подвала не вылезали. А проводники сидели в доме напротив, у них там стоял генератор, радиостанция и наше оборудование. Под вечер мы с напарником пошли к ним забрать оборудование, чтобы работу начать.
Выйдя из подвала и дойдя до лесополосы, мужчины услышали резкий хлопок — попали под сброс. Ване в ногу попало несколько осколков.
— Я даже могу показать, где меня «затрехсотило», — предлагает Иван и открывает Google-карты. Он показывает на экране компьютера поле с подбитой техникой, место, где лежало их оборудование, и лес, в котором его ранило. И добавляет: «А вообще я стараюсь это все не вспоминать».
Дождавшись, пока улетят два дрона, Иван перебинтовался. Оператор по рации сообщил проводникам о случившемся, они вызвали помощь. Через пятнадцать минут приехал эвакуационный багги и отвез обоих в медроту. Почти сразу Обушного эвакуировали в госпиталь в Белгороде. Из ноги достали осколки, зашили. Иван отделался множественными осколочными ранениями мягких тканей, но не радовался: «Я лежал и думал, почему же мне ногу не сломало, домой бы съездил».
Через четыре дня сапер вернулся в строй. На задачи не ездил, поскольку швы с ноги еще не сняли. Водохранилище в Харьковской области младший сержант так и не заминировал. Сделал ли это кто-то после него, он не знает.
Неделю спустя приехал комбат и забрал Ваню и еще одного военного, сорокалетнего Андрея, на другой пункт временной дислокации, в село Ездочное Белгородской области, — для изготовления новых боеприпасов. В блиндажах посреди леса они соорудили лабораторию. Именно там командиром служил старший лейтенант Алексей Шубович из Волгограда. Незадолго до этого ему чудом удалось выжить при взрыве палатки. А Андрей — тот самый Андрюха, который сгорел заживо из-за взрыва в бане-лаборатории.
Прошло всего несколько дней, и двадцать четвертого июня погиб Алексей Шубович.
— Какой-то урод, один из местных жителей, россиянин, спалил хохлам местоположение наше. За бабки или что-то такое. Они выждали время, и туда прилетел то ли «Хаймарс», то ли «крыло» [17]. Я в шоке был. Неделя прошла, как мы из школы уехали, и ее взорвали. От командира вообще ничего не осталось. Без рук, без ног, без головы. Поняли, что это он, только потому, что на нем шорты были, он в них ходил частенько. Голову так и не нашли.
Иван показывает мне фотографию еще живого Лехи, в Тюменском училище, на котором он «вообще еще малыш». И говорит, что в Твиттере про гибель Шубовича «накидали пуху». «Уничтожил 100 500 американских „Брэдли“, но подлый химарс 24/06/24 прямо на ПВД [18] за них отомстил», — говорится в одном из твитов.
После гибели Лехи Иван впервые задумался о побеге. А потом произошел тот самый взрыв в лесной лаборатории у села Ездочное, в результате которого трое солдат погибли и один был ранен. Для разбирательства приехали полковники из управления инженерных войск. Они поздравили сапера со «вторым днем рождения» и приказали закрыть лабораторию.
Дело замяли. Родственникам погибших Андрюхи, Сереги и Романа в закрытых гробах выслали то, что от них осталось, и сообщили, что они погибли «на передке от пули хохла», а не потому что пьяными разбирали мины и подорвались.
Много кто хочет свалить, уверен Обушный. Но им просто некуда идти. Сначала сапер тоже не верил, что у него получится уехать. Потом начал собирать информацию и нашел контакт организации «Идите лесом», которая после начала «частичной» мобилизации в России помогает россиянам не идти на войну либо покинуть зону боевых действий. Согласно их инструкции о мерах безопасности Иван купил одноразовую сим-карту и удалил социальные сети. Часть из трех миллионов за ранение перевел в криптовалюту, остальные рубли снял с карты и после побега расплачивался наличными.