3,99 €
Niedrigster Preis in 30 Tagen: 3,99 €
Niedrigster Preis in 30 Tagen: 3,99 €
Mehr erfahren.
Четвёрка закадычных друзей из высшего общества проводя время в одесской пивной, заключают пари, что трое из них смогут на время стать прислугой в доме четвёртого из друзей и их никто не узнает. Пожалуй так всё и было бы, но тут граф Потоцкий, прислуживающий на у графа Разумовского, влюбляется в бесприданницу...
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 285
Veröffentlichungsjahr: 2023
Ähnliche
Оглавление
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Эпилог
ПРОСТОЛЮДИН
© 2023 СЕРГЕЙ / правообладатель.
Все права сохранены.
Автор: Сергей Журавлев
ISBN: 9783985104468
Желающим послушать аудиоспектакль
переходите на мой сайт: vam-moi knigi.com
Исторический роман о вечном, о любви.
А где любовь, там безрассудство и сомнения, отчаяние и осторожность, страсть и слёзы. Но именно в таких эмоциональных переплетениях и рождается настоящая человеческая любовь.
Пролог
Одесса, сентябрь 1916 года
Граф Адам Потоцкий был пьян, но только слегка, а вовсе не в дым, то есть вполне прилично держался на ногах, и его не болтало, как три шкота на ветру, когда корабль теряет управление. Адам десять лет прослужил на флоте и точно знал, как это опасно. Но он не потерял управление. Четыре кружки разбавленного бессарабского вина в корчме “Морской язык” не могли сотворить такое с бравым морским волком. И всё же заявление в присутствии трёх своих самых близких друзей, что пора уже ему найти себе жену, явно свидетельствовало, что он пьян.
Как и следовало ожидать, все трое — Пётр, Борис и Кирилл — тут же лишились дара речи, и на их раскрасневшихся физиономиях отразилась разная степень тревоги.
Первым пришёл в себя герцог Романов Пётр Александрович. Пётр мог бы стать прекрасным человеком, но его папаша — упокой, Господь, этого придурка — всё испортил. Чрезмерно азартный, особенно когда речь шла о пари или женщинах (как правило, он выигрывал), герцог наслаждался красивыми изящными вещами и всячески демонстрировал наплевательское отношение ко всему остальному. И только его самые близкие друзья знали, что всё это — фасад, Пётр относился к себе и своему титулу слишком серьёзно.
В ответ на заявление Адама Пётр вздрогнул, с шумом втянул воздух, тряхнул головой и медленно проговорил:
— Жену? Ты серьёзно? Но ведь у тебя нет необходимости ввязываться во что-то столь постоянное.
— Мы не молодеем, — философски изрёк Адам.
— Ты о чём? — даже оживился Пётр. — В свои двадцать девять мы всего лишь неразумные щенки. Моему благоверному было за пятьдесят, когда я родился.
Вторым на уход в мир иллюзий Адама отреагировал Берёза Борис Семёнович, граф Берёза Борис, патриот до мозга костей, то есть до такой степени, что даже попытался отказаться от титула, чтобы пойти солдатом на войну против Франции. Слава богу, ему было отказано, очевидно, монаршим особам не хотелось, чтобы графы да герцоги шлялись по Европе, вместо того чтобы заниматься государственными делами. Вместо этого Борис получил место в министерстве иностранных дел и занимался разведывательной деятельностью — иными словами, делал всё от него зависящее, чтобы обеспечить информацией штабы московской армии. Борис был проницателен, скрупулёзен, сосредоточен и, по мнению Петра, слишком много работал. С этим Борис охотно соглашался, но при этом советовал Петру хотя бы денёк честно потрудиться на благо страны, вместо того чтобы играть, заключать безумные пари и волочиться за женщинами. Пока, правда, у герцога не возникло желание последовать совету друга.
Прищурившись, Борис сказал:
— Ты уверен, что готов? Прошло всего два года с тех пор, как…
Адам почувствовал искреннюю признательность к другу за то, что тот не закончил фразу, обсуждать Эмму не хотелось. И, похоже, так будет всегда.
Третьим повернул к Адаму голову граф Кирилл Сергеевич Разумовский, который совсем недавно связал себя по рукам и ногам брачными узами и на днях вернулся из путешествия, где проводил медовый месяц. Разумовский обладал научным складом ума и любил экспериментировать, ему можно было доверить любую тайну. Богатый как сам чёрт, Разумовский обожал свою жену Тамару и был предан ей как верный пёс. Никто бы не подумал, что из их команды он женится первым.
Разумовский воскликнул:
— Слава богу! В нашем полку прибыло. Потом, глядишь, и Пётр одумается.
Адам сделал очередной основательный глоток из кружки и вытер губы тыльной стороной ладони. В их квартете он играл роль миротворца и доверенного лица. Все они крепко сдружились, ещё будучи подростками.
Адам прежде всего думал о долге. Впрочем, так было всегда, он всю свою жизнь старался исполнить свой долг перед отцом, семьёй, короной — именно в таком порядке. Годы службы на государевом флоте научили его не бояться тяжёлой работы, ответственности и уважению. Смерть от чахотки его старшего брата Кузьмы годом и двумя месяцами ранее научила необходимости выполнять обещания. Перед смертью Кузьма внёс на рассмотрение в думу разработанный им законопроект и на смертном одре попросил Адама отстоять его, поскольку считал это необходимым и для блага их поместья, и для блага страны в целом. Адам дал обещание. Даже если это станет последним, что ему удастся сделать в этой жизни, он добьётся принятия этого закона.
Адам был готов заслонить любого из своих друзей грудью, мог отдать жизнь за страну, прошёл бы по битому стеклу ради матери или сестры, но найти жену, которая будет любить его по-настоящему, не из-за денег и титула, не мог, и это выводило его из себя.
Он обвёл взглядом своих друзей, взиравших на него так, словно он только что бежал из Бедлама (Вифлеема). Правила этикета здесь, в “Морском языке”, были иными. Корчма располагалась, как маленькая жирная утка, на углу двух улиц, в довольно далёком от центра районе Одессы, но всё же не настолько — если речь идёт о статусе, — как трущобы. Здесь было допустимо то, что немыслимо в другом месте, например, напиваться допьяна, вытирать ладонью рот и говорить о поисках жены, не опасаясь, что из каждого угла повылезают вездесущие мамаши и девицы на выданье — охотницы за богатыми женихами с титулом. С тех самых пор, как Адам унаследовал титул, его со всех сторон осаждали именно такие дамочки.
— Я не шучу, — продолжил Адам. — Мне необходим наследник, а для этого требуется жена, только не такая, как все эти курицы. А заняться поисками невесты основательно не было времени — полно работы в думе.
— Да уж, ты со своим законопроектом и друзей стал забывать, — усмехнулся Пётр. — Ты прямо одержим им.
Адам пожал плечами.
— Ну, теперь, когда дворяне отложили голосование до осенней сессии, у меня будет больше времени, и я могу серьёзно заняться поисками подходящей жены, а заодно и набрать необходимые голоса.
— Лично меня в думу калачом не заманишь, — растягивая слова, проговорил Пётр. — Жалко времени. А все эти обсуждения — такая скука.
Борис устремил на друга насмешливый взгляд и покачал головой.
— Благодарение господу, твоё место в думе всегда свободно, а то нашей стране пришлось бы туго.
Пётр одарил друзей самой очаровательной улыбкой из своего арсенала, продемонстрировав великолепные зубы. От одной такой улыбки пострадало немалое количество дамочек.
— Я совершенно уверен, что вы, друзья, справитесь с этой задачей без особого труда. — И он похлопал Бориса по спине.
— Но имей в виду, — сказал ему Адам, — когда придёт время голосовать за законопроект моего брата, я лично приеду к тебе в особняк, вытащу из постели и отвезу в думу.
Борис и Разумовский рассмеялись, а Пётр вздохнул:
— Давайте не будем о грустном. Лучше вернёмся к поискам жены для тебя, это — куда интереснее. Скажи-ка мне, пожалуйста, тебе сколько лет?
Герцог откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и прищурился, глядя на Адама. Тот окинул друга скептическим взглядом и усмехнулся:
— Что-то с памятью, старина. Ровно столько, сколько тебе, сколько всем нам.
— Вот именно! — снисходительно подтвердил Пётр. — Неужели так уж хочется поскорее надеть хомут на шею?
— Легко тебе говорить, ты ведь никогда даже не задумывался о том, кто унаследует твой титул. — Адам одарил друга добродушной улыбкой.
Пётр улыбнулся в ответ.
— Не стану спорить, — пожал он плечами, послал официантке свою очаровательную улыбку, от которой у него на щеках появлялись ямочки, и заказал всем ещё по кружке вина.
— А если серьёзно, ты немного опоздал с поисками жены, — вмешался Разумовский. — Сезон уже закончился. Так что, похоже, шанс свой ты упустил. На следующей неделе дума уйдёт на каникулы, и все разъедутся по своим загородным поместьям.
— Да знаю я, знаю, — поморщился Адам. — От одной мысли о сезоне у меня мурашки по коже бегут. Всюду эти жеманные безголовые девицы со своими хищными мамашами, жаждущие заполучить богатого мужа для своей дочери. Не хочу искать жену на балах — мне такая и даром не нужна.
— А что, есть другие способы? — с усмешкой поинтересовался граф.
— Пока точно не знаю. — Адам отпил из кружки, причём с каждым глотком его уверенность росла. — Только на этот раз я твёрдо намерен найти девушку, которая будет любить меня, а не мои деньги и титул.
Разумеется, он говорил о госпоже Эмме Фурсовой. Адам никогда не называл её имени, но друзья знали, что ему пришлось перенести. Он мог делать вид, что ему безразлично, только всё равно не мог их убедить, что эта госпожа не разбила ему сердце. Впрочем, особенно горевать у него не было времени, вплоть до сегодняшнего дня Адам был занят работой.
— Да! — Пётр стукнул кулаком по столу. Весёлый, как правило, голос герцога был полон гнева. – Думаю, все со мной согласятся, что госпожа Эмма пала ниже некуда. Тому, что она сделала, нет оправданий, бросила одного ради другого только из-за более высокого титула. Лично для меня эта женщина больше не существует.
Пётр поднял чрезвычайно больной вопрос, поскольку был больше остальных возмущён поведением госпожи Эммы, и ему очень хотелось убедиться, знает ли она, что ненароком променяла уже состоявшегося графа на барона.
— Давайте не будем обсуждать сейчас госпожу Фурсову, — простонал Адам и закрыл лицо ладонью.
Жизнерадостность вернулась к Петру вместе с официанткой, которая принесла выпивку.
— Спасибо, любовь моя, — улыбнулся он девушке, после чего снова обратил всё своё внимание на друга. — Я всего лишь хочу сказать, что если ты хочешь найти женщину, которая полюбит тебя, а не титул, то мероприятия сезона со всей их претенциозностью — не те места, где это возможно.
— Да, — кивнул Адам со вздохом и отсалютовал герцогу кружкой. — Разве я не то же самое сказал? Поэтому я и старался избегать всей этой мишуры два года.
— Ах, значит, поэтому игнорировал все эти скучные балы? — Пётр усмехнулся. — А я-то думал, что всему виной —противный чуть тёплый чай и светская болтовня ни о чём, из-за чего их всячески избегал я.
— Все знают, что ты не ходишь туда, где не подают коньяк и шампань, — заявил Борис, глядя в упор на друга.
Пётр подмигнул ему в ответ.
— Не спорю. И ещё там нельзя сорвать банк, как в игорном доме.
Это были любимые места Петра, где он и проводил практически всё своё свободное время, имел карт-бланш и регулярно то выигрывал, то проигрывал небольшие состояния.
Адам почесал подбородок и, невидящими глазами уставившись на кружку, пробормотал:
— Если бы в обществе не знали, что я граф, шансов найти пару у меня было бы больше.
Выпивка, очевидно, развязала ему не только язык, но и мысли.
Смех Петра разнёсся по всему помещению питейной.
— Я бы многое дал, чтобы это увидеть, — стал озвучивать сцену Пётр. — Граф одевается как простолюдин, чтобы найти истинную любовь. В этом есть что-то экзотическое, не так ли?
Разумовский тоже засмеялся и покачал головой, а Борис, склонив голову набок, вполне серьёзно заметил:
— А знаете, это не такая уж безумная идея.
— Ты о чём? — не понял Адам.
— Чтобы переодеться простолюдином и отправиться на поиски жены, — напомнил граф.
Пётр похлопал друга по плечу и опять расхохотался.
— Ты спятил, старина? Вроде бы даже не пил.
Борис вообще не употреблял спиртное. В его кружке зачастую было рисовое молоко или ещё что-нибудь не менее экзотическое. Он предпочитал держать свои мысли и чувства под контролем, и друзья это знали. Именно он всегда отвечал за то, чтобы они всякий раз добирались до дома благополучно, избегая ненужных встреч с патрулями и университетскими чиновниками, будучи студентами. Граф подался вперёд и устремил взгляд на Адама.
— Если всё хорошенько обдумать, это может сработать.
— Нарядиться простолюдином? — Адам растерянно моргнул. — И что дальше?
— Да его все знают как облупленного, — заметил Разумовский. — Как он может измениться?
— Ты предлагаешь ему надеть маску или изменить внешность? — спросил Пётр, похлопывая себя пальцем по подбородку. Он уже не улыбался, скорее, наоборот, всем своим видом выражал серьёзность.
Адам несколько минут в недоумении смотрел на Бориса, потом перевёл взгляд на Петра.
— Вы ведь это несерьёзно? Как вообще это можно осуществить?
— Нет, речь не о костюме, — пояснил Борис. — Я думал, скорее, о подходящих обстоятельствах.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Пётр, подавшись вперёд.
— Вы меня пугаете, — подал голос Адам. — Что, действительно всерьёз обдумываете, как эта нелепая идея может сработать?
— К примеру, пусть это будет приём в загородном доме, — предположил Борис, обращаясь к Петру и не обращая внимания на замечание Адама.
Тот тряхнул головой и прищурился.
— Приём в загородном доме — это хорошо.
— Но это будет не какой-то там приём неизвестно где, конечно, — продолжил Борис. — Его должен устроить один из нас, тот, кто принимает участие в эксперименте.
— Эксперимент? — оживился Разумовский. — Вряд ли мне что-то нравится больше, чем опыты и эксперименты. Кстати, так уж совпало, что я устраиваю ежегодный приём в своём загородном доме и собираюсь разослать приглашения.
Барон произнёс всё это таким будничным тоном, словно между прочим, как будто только что не подлил изрядную порцию масла в огонь, медленно, но верно разгоравшийся.
— Эксперимент? Какой эксперимент? — очнулся Адам.
Борис щёлкнул пальцами.
— Приём в загородном доме — то, что надо, Разумовский!
— Нет, нет и нет! Подождите! — Адам, сидевший между Борисом и Петром, заёрзал на стуле. Надо как-то срочно протрезветь. Его друзья, похоже, лишились рассудка, даже Борис, обычно самый уравновешенный и хладнокровный. — Никакой приём в загородном доме не сможет изменить мою внешность. Меня всё равно узнают.
— И он прав, — заметил Разумовский, глотнув вина.
Слава богу, хоть он сохранил здравый рассудок и не принимает все эти бредни всерьёз.
— Нет, если ты пригласишь дебютанток только этого сезона, — проговорил граф, и уголки его губ дёрнулись в слабой улыбке. — И если создашь правильные обстоятельства, тогда может сработать.
Адам глубоко вздохнул и отодвинул кружку.
— Дебютантки меня, возможно, и не знают, зато их мамаши — определённо, ведь у многих есть старшие дочери. Это и есть здравый смысл, которого так не хватает нашему разговору.
— А вот здесь вступают правильные обстоятельства, — наставительно проговорил Борис и улыбнулся.
Пётр поскрёб отросшую за день щетину на подбородке и согласно кивнул:
— Полагаю, ты на правильном пути.
— Имейте в виду, я отказываюсь носить маску, — заявил Адам. — Средневековье какое-то!
— Никакой маски, — заверил его граф и, откинувшись на спинку стула, в раздумье принялся теребить нижнюю губу, как делал всегда — совершенно бессознательно, — если что-то замышлял.
— О костюме тоже не может быть и речи, — продолжил Адам и отодвинул кружку подальше; если выпить ещё хоть глоток, ситуация станет совсем уж безумной.
— Ну, я имею в виду не только костюм, — Борис и Пётр переглянулись, и герцог рассмеялся: — Клянусь богом, это будет незабываемое зрелище — получше любого спектакля.
— Какого ещё спектакля? — сморщил нос Разумовский. — Я перестал понимать, о чём вы.
— Повторяю для тех, кто забыл помыть уши, — нагло ухмыляясь, медленно проговорил Борис. — Речь идёт об Адаме, который выступит в роли слуги.
— Слуги?
Нет, от его друзей можно ждать чего угодно, но это слово было в самом конце списка.
— Да! Это превосходно! Всё получится, если хорошенько подготовиться! — воодушевился Пётр.
Адам уставился на герцога как на безумного.
— Я должен стать слугой? И чему ты радуешься?
— Этого мало. Мамаши некоторых дебютанток всё же могут его узнать даже в одежде слуги, — заметил Разумовский.
— А я так не думаю, — возразил Борис. — На слуг мало кто обращает внимания, это так, деталь, дополнение, — уж поверьте шпиону-профессионалу. Бьюсь об заклад, что ни одна из представительниц светского общества не взглянет на Потоцкого дважды, если он будет одет как слуга, в ливрее, бриджах до колен и парике.
— Есть ещё одно дополнительное преимущество: слуга имеет возможность наблюдать, как ведёт себя дама, когда не стремится произвести на кого-то впечатление, — добавил Пётр и убрал со лба длинные тёмные волосы. — Могу поклясться, обращаясь к потенциальному жениху, она покажет себя с самой лучшей стороны, а со слугой будет вести совершенно естественно, по-домашнему. Я в этом постоянно убеждался на примере собственной матери.
— Вы оба сошли с ума, — констатировал Адам, всерьёз встревожившись; неужели друзья верят, что подобное безумие может сработать?
— Ничего подобного, — заметил Разумовский и ослабил галстук. — Но задумка мне нравится, и я с удовольствием предоставлю для её осуществления свой загородный дом.
— Значит, ты точно спятил, — объявил Адам, его последний союзник в борьбе с безумием переместился в стан безумцев.
— Подумай об этом, дружище Адам, — предложил Борис. — Ты получишь именно то, что хочешь, возможность увидеть дебютанток из-за кулис — так сказать, без прикрас, они будут вести себя естественно, поскольку не узнают, что за ними наблюдают.
Адам, прищурившись, взглянул на графа.
— Странно, что ты не видишь никаких проблем.
Тот пожал плечами.
— О каких проблемах может идти речь? Риск не так уж велик. Если даже кто-то тебя узнает, мы тут же вмешаемся и попросим этого человека подыграть нам. Не сомневаюсь, он сделает это с радостью.
— А если я найду девушку своей мечты? — язвительно предположил Адам. — Что мне делать? Сорвать ливрею, объявить себя графом и ждать, что она немедленно влюбится в меня?
— Вовсе нет, — ответствовал Борис. — Я всего лишь предлагаю тебе понаблюдать, как юные господа относятся к слугам. Не сомневаюсь, что найдутся добродушные и приятные в общении. Ты сможешь выбрать несколько кандидаток, чтобы ухаживать за ними в следующем сезоне.
Адам медленно покачал головой и опять потянулся за кружкой. Возможно, если выпить ещё вина, удастся обнаружить здравый смысл в разработанном друзьями плане.
— Вы предлагаете мне выбирать будущую графиню на основании её отношения к лакею?
Борис приподнял бровь.
— А как госпожа Эмма относилась к слугам?
Адам скрипнул зубами. Проклятый Борис! Всегда точно знает, что сказать, когда и как. Перед его мысленным взором промелькнули далеко не самые приятные картины. Он хорошо помнил, как красавица госпожа Эмма, получившая отличное воспитание, кричала на горничную, которая принесла ей остывший чай, и уволила лакея лишь за то, что, закрыв дверцу экипажа, тот прищемил подол её платья.
— Судя по выражению твоего лица, друг мой, ты меня понял, — с ленивой улыбкой протянул граф.
Адам ненадолго задумался. Возможно, всему виной четыре кружки вина, но неожиданно весь план стал ему нравиться. И не просто нравиться, а казаться разумным и вполне осуществимым. У него появится возможность попасть на рынок невест, не отбиваясь от претенденток, которым нужны только его деньги и титул. Ведь наверняка среди толпы найдётся хоть одна такая, и он будет невероятно счастлив. Пожалуй, его друзьям удалось всё же придумать, как ему найти жену.
— Я намерен к тебе присоединиться, — неожиданно заявил Борис.
— Тоже нарядишься слугой? — воскликнул Потоцкий. — Тебе-то это зачем?
Граф расправил плечи и уселся поудобнее.
— Я давно выслеживаю предателя из Петербурга, и мне удалось сузить круг подозреваемых до трёх человек. И если Разумовский пригласит на свой приём эту троицу, я смогу понаблюдать за ними.
Пётр расхохотался.
— Нет, Борис, ты неисправим! Даже в этой ситуации не забываешь о работе на корону. Мы тут пьём, а ты быстро соображаешь, как это можно использовать.
— Если есть возможность достичь двух полезных целей вместо одной, почему бы и нет? Скажу честно, мне подобные мысли приходили в голову ещё до того, как Адам поведал нам о своём желании найти жену. Между прочим, это не так-то просто — вести себя как настоящие слуги, встречать гостей и выполнять всю необходимую работу.
— Хм, а мне всё больше нравится идея в роли слуг использовать господ, не говоря уж, что под крышей моего дома будут вестись шпионские игры, — протянул Разумовский и надолго приник к кружке. — Это придаст делу дополнительный налёт интриги. И поскольку я никогда не был солдатом и не служил короне иным способом, мой долг согласиться на эту военную хитрость. Не говоря уже о моей любви к экспериментам. Ну, так что, Адам, согласен?
Потоцкий поднёс кружку к губам и осушил. Убедившись, что в ней не осталось ни капли, вытер рот рукой и буркнул:
— Ну, если уж Борис со мной, как я могу отказаться?
Пётр тем временем подозвал официантку, бросил ей монетку, возмутительно зазывно улыбнулся и с очередными порциями вина опять обратил всё своё внимание на друзей.
— Лично мне так интересно узнать, что из всего этого получится. Так что я готов не только понаблюдать за спектаклем, но и поставить крупную сумму на исход предприятия, сможете ли вы оба достичь своей цели. Кто ещё сделает ставку?
Герцог с вызовом уставился на друзей, и Борис закатил глаза:
— Для тебя вся жизнь — пари, Пётр.
— Возможно, но, согласись, это чертовски весело! — Пётр кивнул в сторону графа. — Пять сотен рублей на то, что вас обоих разоблачит какая-нибудь внимательная мамаша.
— Принимаю пари! — объявил Разумовский, подняв палец. — Ты, я полагаю, прибудешь как гость, Пётр.
— Разумеется, как же иначе! — ехидно заметил Потоцкий. — Наш друг герцог Пётр никогда не снизойдёт до лакея, да и вряд ли сможет кому-то прислуживать.
Пётр резко выпрямился, ноздри его раздувались от возмущения.
— Я считаю это оскорблением! Если вы, два пьяницы, способны это сделать, то, определённо, смогу и я.
Разумовский надул щёки и помотал головой, избегая взгляда Петра.
— Не уверен, что готов согласиться с тобой, старина.
Герцог скрестил руки на груди и, взглянув на друга с вызовом, спросил:
— Ты на самом деле считаешь, что я не справлюсь?
— Да, — признался Разумовский. — Не сочти за обиду, но если действительно займёшь место слуги и будешь выполнять реальную работу, не справишься. Ни за что.
Теперь Пётр сверлил глазами Бориса.
— Ты тоже так считаешь?
Тот уверенно кивнул.
— Я согласен с Разумовским. У тебя нет ни одного шанса. Ваша светлость, вы так привыкли, чтобы прислуживали вам, что даже не представляете, что такое прислуживать другим.
— Зато я точно знаю, как это надлежит делать, — недовольно проворчал Пётр.
Адам фыркнул:
— Уверен, видеть, как прислуживают тебе, и прислуживать самому — не одно и то же.
Глаза Петра стали круглыми.
— Кто бы говорил! Ты же сам чёртов граф! С чего ты решил, что сможешь прислуживать?
— Да, я граф, но очень хорошо знаком с тяжёлой работой. Не забывай, что я много лет служил на флоте, и мне приходилось делать всё, что положено, в том числе щипать паклю и выбирать из сухарей червяков. Кстати, эта работа была не самой неприятной по сравнению с некоторыми другими, — парировал Адам.
Пётр так шлёпнул ладонью по столу, что подпрыгнули кружки.
— Отлично. Тысяча рублей на то, что я смогу быть слугой в течение двух недель, или, по крайней мере, дольше, чем любой из вас.
— Вы все сошли с ума, — вздохнул Разумовский, изумлённо таращась на друга.
— Я совершенно серьёзен. — Пётр стиснул зубы. — Тысяча рублей. Кто принимает пари?
— Я! — ответили хором все трое.
Глава 1
Юная Фаина Рудая поморщилась, когда её мать баронесса Ульяна Рудая поспешно вошла, почти вбежала в утреннюю гостиную. На лице её сияла довольная улыбка, означавшая, что пришла она с хорошими новостями — иными словами, такими, которые не хотелось бы слышать самой Фаине. Девушка закрыла книгу, которую читала, и засунула под цветочный горшок. Матушка сетовала на то, что она слишком много читает.
— Я только что от госпожи Вишневской, — объявила госпожа Ульяна. — Она подтвердила, что господин Фаина Роман непременно посетит загородный приём у графа Кирилла Разумовского на следующей неделе.
Фаина переглянулась с младшей сестрой, сидевшей напротив. Анастасие было всего шестнадцать, и она ещё не выходила в свет, в то время как самой Фаине уже исполнилось восемнадцать, и в этом сезоне состоялся её дебют. Мать решила, что господин Фаина Роман будет для неё подходящей партией, но почему — Фаина понятия не имела. Да, он полководец, но в то же время громогласный чванливый осёл, не говоря уж, что его фамилия Фаина— совпадала с её именем. Девушка не могла себе представить, как её будут звать после свадьбы, Фаина Фаина. Нет, это уже слишком.
— Я не очень хорошо себя чувствую, мама, и не уверена, что смогу посетить приём в загородном доме Разумовского. — Фаина драматическим жестом прижала ладонь ко лбу и прикрыла глаза, постаравшись изобразить нездоровье. Впрочем, она не обладала актёрскими навыками, хоть иногда ей и удавалось произвести впечатление на мать, но явно не в этот раз.
— Чепуха! — решительно отрезала госпожа Ульяна. — Ты здорова как лошадь. Но даже если бы тебя свалила чума, я бы всё равно приказала слугам отнести тебя в загородный дом графа Кирилла Разумовского.
Фаина хмуро покосилась на мать.
— Как бы я хотела там побывать! — мечтательно проговорила Анастасия, прижав тыльную сторону ладони ко лбу и томно вздохнув.
С актёрскими навыками у младшей сестры явно было лучше, чем у старшей. Почему-то спектакли Анны казались куда правдоподобнее. Фаина решила, что надо будет выяснить у сестры, как ей это удаётся.
— Тебе ещё рано! — заявила мамаша.
— Да, к сожалению, — простонала Анастасия, всем своим видом показывая, как несчастна.
Фаина взяла на заметку, что надо больше стонать.
— Но так хочется посетить загородный приём, где будет множество красивых господ, — мечтательно промурлыкала Анастасия.
— Множество красивых господ и господин Фаина Роман, — пробормотала Фаина.
Госпожа Ульяна одарила старшую дочь красноречивым взглядом, явно указывавшим на то, что она не находит её шутку забавной, и заявила, упрямо вскинув брови:
— Мне не дано понять, почему ты настроена против барона Романа Ивановича!
Фаина скрестила руки на груди и принялась нервно барабанить пальцами по локтям.
— Ну, во-первых, он вдвое меня старше.
— Сорок лет не старость! — отрезала баронесса.
— Во-вторых, он напыщен как индюк, — добавила Фаина, не переставая барабанить пальцами по локтям.
Мамаша взмахнула платочком.
— Все титулованные господа такие. Кстати, твой отец не был исключением, когда я его встретила.
— Он мне совершенно неинтересен, я не про отца, — заявила Фаина и почесала щеку.
— Не понимаю, откуда столь предвзятое отношение.
Фаина тяжело вздохнула.
— При нашей прошлой встрече он битый час рассказывал о том, как играл в вист четыре года назад, как проиграл начисто, причём со всеми подробностями. Не скажу, что меня это особо впечатлило.
— По-моему, ты слишком привередлива.
Госпожа Ульяна Рудая возвела глаза к потолку с видом великомученицы и, прижав платочек к горлу, перешла на шёпот, словно их кто-то мог подслушать:
— Ты должна помнить, что при твоём столь ничтожном приданом и, прости за грубость, отсутствии у тебя неземной красоты вряд ли правильно быть слишком уж привередливой.
— Спасибо за поддержку, мама, — ответила Фаина, прилагая воистину героические усилия, чтобы не расхохотаться.
— Я вполне серьёзна, — не унималась матушка. — Господин Фаина Роман проявил интерес к балу у Разумовских. Возможно, это лучшее предложение, на которое ты можешь рассчитывать.
— Если нудный рассказ об игре в карты четырёхлетней давности есть проявление интереса, то, полагаю, ты права, мама. Но я уже говорила тебе и могу только повторить, пусть моё приданое заберёт Анастасия и, возможно, сделает хорошую партию. А меня вполне устраивает моё положение.
Склонность отца семейства к игре, крупные проигрыши, особенно в последнее время, ввергли их в немалые финансовые трудности. Только Фаина никак не могла понять, почему мать не желает проявить благоразумие и удвоить приданое Анастасии. Это было бы в данной ситуации единственно правильное решение. Очевидно, у госпожи Рудой не всё в порядке с головой.
— Это безумие! — воскликнула мама, взмахнув платочком.
— Вовсе нет, — спокойно ответствовала Фаина. — Анастасие пригодится моё приданое, а я вовсе не собираюсь замуж.
Разговор на эту тему мать заводила не раз, чем доводила Фаину до бешенства, потому что категорически не желала понимать, как это девушка может не хотеть замуж.
— Перестань говорить глупости, — раздражённо заявила госпожа Ульяна, тряхнув головой. — Я бы пригласила к тебе врача, если бы у нас были деньги для таких излишеств.
Фаина поморщилась. Нет. Спорить с ней бесполезно, с точки зрения матери, хорошая партия — это единственное, что важно, о чём ей следует думать. У баронессы Ульяны не было сыновей, поэтому она и беспокоилась о будущем своих дочерей, а особенно — о выборе для них мужей. Для Фаины не было тайной, что она не самая завидная дебютантка сезона. Её отец всего лишь барон, приданое приличным не назовёшь, потому она бо́льшую часть мероприятий прошедшего сезона провела, подпирая стену в танцзале. Если же и появлялся потенциальный ухажёр и приглашал её на танец, она быстро отпугивала его своими рассказами о борьбе за права бедных. Для начала, по её мнению, следовало всячески допустить, чтобы дума приняла инновационный закон Потоцких, который будет рассматриваться в начале осенней сессии.
Фаине было лет десять, когда отец взял её на прогулку в парк, и они увидели группу бедняков, устроивших забастовку у дома какого-то вельможи. Разгневанные, потные, вооружённые вилами, они выкрикивали свои требования и угрозы. Отец попытался поскорее увести её прочь, но Фаина не двинулась с места, стояла и слушала.
В поведении толпы не было ничего возмутительного, а вот услышанное её так потрясло, что она поклялась, когда вырастет, сделать всё возможное и невозможное, чтобы помочь этим людям.
Будучи дебютанткой, она, разумеется, никак не могла повлиять на политику, тем не менее, ей удавалось при случае привлечь внимание некоторых влиятельных заседателей думы. Во время танцев она позволяла себе высказывания вроде: “Знаете ли вы, граф Потёмкин, что бедняков нередко облагают штрафами, которые они не могут выплатить, а за неуплату бросают в тюрьму?” — или: “Герцог Романов, известно ли вам, что права бедных заключённых никто не соблюдает? Разве можем мы утверждать, что живём в цивилизованном обществе, если допускаем подобное?”
На лице её партнёра по танцам, как правило, появлялось выражение, как у зайца, попавшего в ловушку, он спешил вернуть её на место к стене в тот самый момент, когда музыка замолкла, и больше никогда даже не смотрел в её сторону.
Мать не раз предупреждала Фаину, что такое поведение ничем хорошим не кончится. Она, конечно, выбрала иное выражение, заявив, что девушка не должна вести себя столь нелюбезно, но дочь упорно стояла на своём. Поиски мужа не интересовали её. Зато, добившись, чтобы её услышали влиятельные заседатели думы, Фаина чувствовала себя не бесполезной в государственных делах. Она продолжала быть “нелюбезной” весь сезон, в результате чего почти все подходящие господа стали её избегать. Стоило ей войти в бальный зал, и вокруг неё образовывалась пустота.
Господина Фаины Романа, как выяснилось, почти весь сезон не было в стране. Госпожа Ульяна утверждала, что он настолько богат, что готов не обратить внимания на жалкое приданое Фаины, поэтому считала его удачной партией и была исполнена решимости любыми способами убедить её поехать на приём в загородный дом графа Разумовского.
— Ты должна пообещать мне, что будешь приветливой и милой, — напутствовала дочь госпожа Ульяна и грозила пальцем.
— Когда это я была неприветливой? — проворчала Фаина, подмигнув Анастасии за спиной матери.
— Ты знаешь, что я говорю о твоих выходках на балах, — уточнила та и вытерла лоб платочком.
Фаина пожала плечами.
— Я просто не понимаю, почему я должна принимать первое предложение, которое получу.
— Потому что других может не быть, до сегодняшнего дня ты не получила ни одного брачного предложения. Я слышала, что господина Фаину Романа не пугают молодые девицы, которые интересуются политикой и прочими ненужными вещами. — Госпожа Ульяна прижала платочек к губам и с тревогой посмотрела на дочь. — Остаётся только надеяться, что это правда.
Фаина поверила бы в правдивость слов матери о господине Фаине Романе, если бы уже не встречалась с ним, такая возможность представилась на последнем балу сезона. Господин говорил без устали, но всё о себе. Госпожа Ульяна бдительно наблюдала за ними и тут же прервала Фаину, когда та попыталась заговорить об этом омерзительном законопроекте, который намерен провести такой же отвратительный заседатель думы некий граф Потоцкий. Насколько было известно Фаине, у него много сторонников, эти сведения она почерпнула из газет и разговоров отца с его друзьями, когда речь заходила о политике. Голосование было отложено до осенней сессии думы, и Фаина вовсе не собиралась молчать, оказавшись в компании того или иного заседателя. А уж если удастся увидеть этого ужасного графа Потоцкого, она непременно выскажет всё, что о нём думает.
— Остаётся только надеяться, что господин Фаина Роман не заговорит меня до смерти, в подробностях описывая игру в “фараона”, имевшую место десять лет назад, — вздохнула Фаина.
Госпожа Ульяна закатила глаза.
— Невзирая ни на что, в пятницу мы едем в Измаил. Я немедленно прикажу Анне, чтобы начала паковать сундуки. Готовься, и, имей в виду, никаких разговоров о политике. — Мать резко обернулась и посмотрела в упор на дочь. — Ты меня поняла, госпожа Фаина Рудая?
Девушка ткнула пальцем в её сторону и попыталась исправить:
— Закон о бедняках — это вовсе не поли…
— Никаких разговоров о законах, бедняках, о привязанности к постоянному месту работы и подобной ерунде! — разозлилась баронесса.
— Хорошо, мама, как скажешь. — Фаина хотела было скрестить пальцы за спиной, но решила, что это будет нечестно, а она всегда старалась не лгать, порой даже во вред себе. — Обещаю не вести подобных разговоров, во всяком случае — с господином Фаиной Романом.
— И с любым другим подходящим господином из общества, — жёстко потребовала госпожа Ульяна.
Фаина упёрла руки в бока и, как попугай, повторила:
— Да, и с любым другим подходящим господином из общества.
— Превосходно! Тогда нам, возможно, всё-таки удастся выдать тебя замуж. — Улыбнувшись, баронесса подхватила юбки и величаво выплыла из комнаты.
Когда за ней закрылась дверь, Анастасия уставилась на сестру и спросила со всей серьёзностью:
— Что ты собираешься делать с этим? Ты не скрещивала пальцы за спиной, я видела. Может, ты скрестила пальцы на ногах?
Фаина, обожавшая сестру, не смогла сдержать улыбки. Анастасия понимала её, как никто. Это была любовь с первого взгляда, с того самого мгновения, когда она впервые заглянула в колыбельку сестры. Фаина чувствовала ответственность за неё и не кривила душой, когда предлагала матери отдать своё приданое Анастасие, чтобы та не считалась бедной родственницей. Она была готова для сестры на всё.
— Я бы так и сделала, — засмеялась Фаина, — если бы вовремя вспомнила, что на ногах тоже есть пальцы. Но я обещала маме не говорить на близкие и интересные мне темы, и выполню своё обещание.
Анастасия подалась вперёд.
— Но что ты вообще намерена делать?
Фаина пожала плечами.
— Что-нибудь придумаю. Надо, чтобы Фаина Роман отказался от идеи сделать мне предложение.
Глаза Анастасии стали круглыми словно блюдца. Она никогда в жизни не противоречила родителям и всегда завидовала Фаине, способной на это.
Фаина взяла свою книгу “Укрощение строптивой”, подошла к окну и некоторое время смотрела на парк, прижимая томик к груди и обдумывая создавшееся положение. Потом её взгляд медленно опустился на книгу, и ей пришла в голову отличная идея: надо вести себя так, словно она самая неисправимая строптивица и неукротимая фурия в этой стране.
Глава 2
Одесса, начало октября 1916 года
— Мы назовём наш союз “Простолюдины”! — объявил Адам.
Прошло три дня после того, как в пьяные головы друзей пришла идея о перевоплощении в лакеев, но, даже протрезвев, никто из них не пожелал от неё отказаться. Очевидно, им всё-таки предстояло осуществить свой безумный план, который теперь не казался Адаму таким уж безумным. Чем дольше он обдумывал идею, тем больше она ему нравилась, хоть и размышлял над ней, будучи совершенно трезвым.
Друзья прибыли в дом Разумовского заранее, чтобы его слуги успели их кое-чему обучить. Для начала им надо было подобрать ливреи — этот процесс привёл Петра в неописуемый восторг.
— Не имеет значения, что я ношу, — заявил герцог с очаровательной улыбкой. — Главное — как.
— “Простолюдины”, — проговорил Борис. — А что, мне нравится!
Ему не нужна была ливрея, но, чтобы не отличаться от других, граф всё же переоделся.
— Кто бы мог подумать, что бриджи до колен и белые чулки будут так хорошо на мне смотреться? — не унимался Пётр, глядя на себя в зеркало и полностью игнорируя разговоры друзей.
— Да, наша форменная одежда весьма примечательна, — заметил, очень довольный, Разумовский. — Чёрные ливреи, зелёные жилеты, белые рубашки, белые чулки.
— Ты должен увеличить мне жалованье, поскольку я выше всех! — заявил Пётр, разглаживая рубашку на груди. — Разве статным лакеям не платят больше?
Борис покачал головой:
— Мы здесь не для того, чтобы зарабатывать.
— Чёрта с два! — запальчиво воскликнул Пётр. — Если я буду выполнять работу слуги, то должен получать за это жалованье.
Разумовский откинул голову и расхохотался.
— Не беспокойся, Адам, получишь ты свои деньги. Я обычно нанимаю дополнительный персонал для организации приёма. Жалованье выплачивается по окончании двухнедельного срока. Думаю, тебе потребуется экономить каждый пятак, если ты намерен заплатить каждому из нас по тысяче рублей, когда всё закончится.
Герцог нахмурился.
— Тысяча рублей — это моя проблема, а ты лучше скажи, что я должен делать. Я хотел бы работать на конюшне, но “Простолюдины” мне тоже нравится.
— Я думал, мы будем вместе, — встрял Адам.
Борис поправил манжет.
— Мне необходимо постоянно держать в поле зрения тех троих. Я позабочусь, чтобы кому-то из них потребовался камердинер.
— А куда денешь настоящего? — заинтересовался Разумовский.
Борис пожал плечами.
— Не переживай, ничего такого. Скорее всего, просто ему заплачу.
— Работать на конюшне не так сложно, как обслуживать гостей, — заметил Адам. — Заключая пари, ты, Пётр, не говорил, что намерен перевоплотиться в конюха.
— А какая разница? — парировал Пётр с оскорблённым видом. — Мне необходим хотя бы минимальный шанс на выигрыш. Среди лошадей я чувствую себя намного лучше.
— Не волнуйся, — заверил Разумовский Адама. — Ему придётся общаться с гостями даже в роли конюха. Во время моих летних приёмов мы часто катаемся верхом.
— Вот так-то, — самодовольно ответствовал Пётр, расправив плечи.
— Я по-прежнему уверен, что ничего у тебя не выйдет, — сварливо буркнул Борис, в то время как портной подгонял ему рукав.
— Польщён твоей безграничной верой в меня, — не остался в долгу Пётр и прикрикнул на подмастерье: — Эй, не надо ничего подкладывать на плечи! У меня с этим всё в порядке.
— Имей в виду, — заявил Адам, — я буду время от времени наведываться на конюшню и проверять, чем ты там занимаешься.
— Добро пожаловать! — осклабился Пётр.
— Полагаю, мы закончили, граф, — прервал их препирательства портной и стал собирать свои инструменты.
— Спасибо, сударь, — поблагодарил его Разумовский. — Дворецкий вас проводит.
После ухода портных барон вызвал экономку сударыню Кот, и та появилась через мгновение, словно ждала за дверью. Внушительного вида дама в тёмном платье до пола и идеально накрахмаленном белом фартуке при ходьбе издавала позвякивание из-за внушительной связки ключей, что была подвешена у неё на поясе. Разумовский уже проинформировал друзей, что сударыне Кот подчиняются все без исключения слуги в доме.
При появлении дамы новоявленные слуги непроизвольно построились по росту и вытянулись. Экономка молча прошла вдоль шеренги, потом ещё раз и повернулась к хозяину:
— Я не уверена, граф.
— Понимаю, довольно трудно думать о них как о слугах, сударыня Кот, — начал Разумовский, — но, как я уже говорил, все в доме в течение ближайших двух недель должны воспринимать их именно так, и никаких исключений.
— Меня не это беспокоит, — сообщила экономка, поджав губы. — Я совершенно не уверена, что эта работа им по плечу. Обязанности слуг весьма многообразны, дел много, вставать придётся очень рано, ложиться — поздно.
Разумовский, чтобы не рассмеяться, прикрыл рот ладонью.
— Я вас понимаю, сударыня Кот, но они будут стараться. Не правда ли, господа?
Все трое кивнули, а Адам выступил вперёд и с чувством проговорил:
— Поверьте, сударыня Кот, ваша помощь для нас бесценна. Обещаю внимательно слушать и выполнять все ваши указания со всей ответственностью.
Экономка одарила его благосклонным взглядом и расплылась в улыбке.
— Благодарю вас, граф.
— А я уже начал вникать в обязанности лакея. Например, знаю, что необходимо следить за свечами.
— Свечи — лишь малая толика обязанностей, — усмехнулась экономка, качая головой.
— Я готов учиться, — объявил Борис, кланяясь даме.
Управдом подошла к Петру.
— А как насчёт вас, ваша светлость?
— В свою защиту могу сказать лишь одно: я поставил на это приключение большую сумму денег, а проигрывать, признаюсь честно, терпеть не могу.
Чтобы не рассмеяться, герцог говорил, устремив взгляд на каминную полку над головой экономки.
— Вы заключили пари? — воскликнула сударыня Кот, и брови её взметнулись к кромке волос.
— Да, — буркнул Адам, застыв как статуя.
Дама слегка расслабилась.
— Ну, тогда другое дело, не сомневаюсь, что вы будете лучшим лакеем в этом доме, ваша светлость.
Пётр кашлянул.
— Конюхом.
— Ах, значит, в доме вас не будет? — уточнила экономка.
— Нет. — Пётр продолжал стоять навытяжку, только немного опустил подбородок.
— Возможно, так даже лучше, — проговорила экономка и на мгновение отвернулась.
